Русь Великая
Шрифт:
После краткого сопротивления, утроившего ярость нападающих, найманы бросили бесполезное оружие. К Тенгизу привели найманского хана. Победитель спросил побежденного:
– Согласен ты сам стать синим монголом и приказать твоим перестать быть найманами?
Хан, возрастом годившийся Тенгизу в отцы, не подарил молодого хана длинной речью. Мотнув головой так, что кровь из рассеченной щеки окропила морду Тенгизова коня, найман плюнул и ответил:
– Нет! Да поразит тебя Небо!
Тенгиз согнул палец, и хан найманов рухнул с рассеченной головой. Кто-то из близких с криком упал на тело. Тенгиз опять согнул палец, и монгольское копье соединило в смерти обоих.
Через час найманов не стало. Смирившихся включили
Хан Тенгиз двинулся к верховьям реки Керулен. Шли быстрыми переходами, привычно пользуясь запасными табунами. Высокой степью, прикрытой горными грядами, откуда свое начало берут реки Онон и Керулен, владели татары. Среди них, как выяснилось впоследствии, замыслы хана Тенгиза увлекли некоторых, сумевших заранее навербовать тайных сторонников. Открытое предложение Тенгиза было обсуждено на бурной сходке. Спор между татарами вылился в схватку: были убиты хан татар, его старший сын и несколько десятков противников союза. Младший сын хана, отказавшись от татарской отдельности во имя объединения всех людей монгольской крови и обычаев, увлек остальных. Хан Тенгиз создал цепь войска из десятков и сотен, в которых каждый отвечал за всех и все отвечали за одного. Как и найманы, так теперь татары растворились по одному, по два в первых десятках. Тенгиз говорил: нет более деленья на племена, все равно монголы, все равно кочевники, все одинаково свободны душой, все одинаково послушны без размышленья: в десятках – десятнику, в сотнях – сотнику, в тысяче – тысячнику. И все одинаково – цепь, и каждый в цепи равноценен, ибо самая сильная цепь не сильнее каждого кольца.
Увеличив войско чуть больше чем вдвое против числа, с которым начал поход, – легко знать, когда строй весь одинаков, – хан Тенгиз пошел на юго-восток. К сунскому городу Калче, о чем знал он один. По пути, занявшему время от одной молодой луны до другой – сейчас Тенгиз не торопился, – сдались без сопротивления еще три племени кочевников родного языка. Склонились они без спора, и кровь не пролилась.
Монголы шли вне обычных путей и не ближе одного перехода от торной тропы, древней торговой дороги, по которой Поднебесная общалась с Забайкальем и Прибайкальем, богатыми мехами, золотом, скотом.
Использовав скрытость – залог ужаса, хан Тенгиз упал на Калчу, подобно камню, выроненному небом над вершинами воздушных стен земли.
Калча, что значит – «ворота», называемая также Калган, была сильным торговым и перевалочным местом перед Стеной. К востоку от Калчи, за Стеной, начинались исконные владенья Поднебесной. Перед зимой к Калче приближались кочевники со стадами, и здесь происходила торговля лошадьми, верблюдами, крупным и мелким скотом, кожами, салом на пространстве, для простого обозрения которого сунскому купцу приходилось проводить в разъездах шесть дней.
Монголы обложили Калчу, угрожая штурмом и, для начала, уничтожением всего, расположенного за стенами. Через несколько дней переговоров Тенгиз соизволил принять выкуп. Полученное серебро монголы тут же в Калче превратили в железо, железные изделия и оружие. Обещая необычайно высокую оплату и награду за усердие, хан Тенгиз вербовал кузнецов, оружейников и шорников. Монголы, ограничившись угрозами, никого в Калче не обидели. Несколько сотен калчинских ремесленников соблазнились выгодой. Правитель Калчи обязал ремесленников вызнать все о монголах и не стал им препятствовать. Нескольких оружейников правитель вызвал к себе в ямынь и беседовал с каждым порознь, секретно.
Хан Тенгиз исчез из-под Калчи так же незаметно, как появился. Правитель Калчи, послав донесение о буйстве монголов, сообщал, что он сумел окружить кочевников соглядатаями
По извилистым степным тропам, через перевалы, через броды, через пальцы Гоби птицами полетели слухи. Порхало сделавшееся сразу знаменитым имя – Тенгиз, Тенгиз, Тенгиз. И то же имя опускалось и давило горой, отягощенное несколькими тьмами всадников – десятками тысяч, которыми будто бы уже начальствовал, которых будто бы вел прямо на слушавших вести хан Тенгиз. Тенгиз! Само имя звучало, как удар: Тен-гиз!
Но где он, где? В Калчу не пришли в свое время несколько караванов, ожидаемых из Кинь-Луня, он же Курен или Урга. Хан Тенгиз грабит на дороге? Опять северные дикари, «степные черви», разоряют подданных Поднебесной!
В Суань-Хуа, большом городе за воротами в Стене южнее Калчи, и в самой Калче некоторые купцы, особенно обеспокоенные, в складчину нанимали бывалых людей, наряжая их для разведки.
Базарные предсказатели судьбы гадали на книгах, на гадальных табличках, изрекая темные и угрожающие общему спокойствию пророчества. Другие истолковывали черты, из которых слагались выбранные наудачу цзыры, и почему-то попадались наиболее зловещие.
Правитель Калчи, уважая науку предсказания, был вынужден своей высокой должностью вмешаться и восстановить спокойствие. Один из гадателей был схвачен, и голова его была выставлена с надписью: «По злобе и корысти невежественно искажал предсказания для нарушения мира».
После этого жители Калчи осмеливались говорить о монголах лишь с глазу на глаз. Предсказатели попрятались и гадали втайне за удвоенную плату. А правитель Калчи получил от тайного союза воров, покровителя гадальщиков, письмо, составленное с большим искусством. Намеки в письме не давали возможности кого-либо преследовать, даже если бы авторы письма были обнаружены. Вместе с тем явствовало, что дальнейшие преследования гадальщиков заставят правителя «грызть землю» – выражение общеупотребительное в Поднебесной. В ту же ночь дверь ямыня в Калче была осквернена действием, естественным только для младенцев. Правитель разумно закрыл глаза на гадальщиков.
Тревожно стало и у западного конца Стены, в городах Су-Чжоу и Туен-Хуанге, о которых уже упоминалось. Су-Чжоу мог бы именоваться Воротами Поднебесной, но, кроме этого, ничем особенно не выделялся. Туен-Хуанг для людей, отправляющихся из Поднебесной на запад, был Воротами Гоби, пустыни, называвшейся также Шамо. Туен-Хуанг был город особенный. Если не единственный, то один из немногих.
Холмы Туен-Хуанга сложены камнем, легко поддающимся кирке. И достаточно крепким, чтобы выбитые в нем своды не боялись обвалов. Там сухо. Как и в некоторых других местах, удобных для подземелий, в Туен-Хуанге начали строить под землей. Может быть, начинатели подземного Туен-Хуанга, не перенимая чужого, действовали по подсказке здравого разума или помнили о древних людях, обитателях пещер. Вернее, уменье строить под землей было принесено из Индии – очень многие подземелья сразу же стали храмами Будды и жилищами его служителей, и подземные владенья Будды быстро разветвились, быстро украсились сочетанием мечты индуса с точной работой, на которую всегда был способен житель Поднебесной.
Туен-Хуанг был первым местом встречи юга, запада и востока.
Поднебесная, нетерпимая к нарушителям государственного покоя, благосклонно относилась ко всем вероучениям, целью которых было спасение человеческих душ, но не преобразование основ государства. Рядом с буддистами строили подземные храмы христиане, последователи Нестория, гонимые на западе. Мистические даосы – волшебники и заклинатели – и другие, даже арабы, исповедовавшие ислам, могли найти в гостеприимных подземельях место для молитвы и убежище.