Русь Великая
Шрифт:
Дальше – греческая Таврия. В ней, как в столице Восточной империи, населенье разноязычно, многокровно. Действует старая, греко-римско-византийская ухватка. Нет былой силы, осталось искусство. Старый певец и без голоса чарует уменьем передать смысл песни – престарелый борец валит соперника ловким приемом, обращая против него его же силу. Так имперские служащие не выпускали Таврию из своих хилых рук. Здесь империя обвивала подданных не беспощадным удавом, а лукавым плющом, который издали кажется милым, а юным поэтам является образом верности. Власть бывает обязана уметь допускать иное, соблюдая приличия. Как старый
Говорят, будто Власть имеет высокие задачи: правосудие, благосостояние подданных, сношения с другими государствами, оборона и прочее. Главнее главного – собрать деньги подданных, истинный герой тот, кто выдумает новый доход в дополнение к прежним.
В городах греческой Таврии стояли гарнизоны из наемных солдат, и жителям не возбранялось иметь оружие. Войска было недостаточно для наступательных войн, но должно было хватить для обороны с помощью жителей. Несчастье сплачивает, и, вопреки мненьям толпы, в годы войн власти легче держаться. В мирные годы власти империи в Таврии населенье помогало иным способом – своей разобщенностью. Иудеи не ладили с хозарами, считая, что хозары искажают закон Моисея: еретик хуже язычника. Потомки готов свысока глядели на всех, кто не гот. Роды угров, торков, печенегов в степной части Таврии владели обособленными летними кочевьями и зимовьями на холодное время года.
По южным склонам гор, в горных долинах и в защищенном стенами юго-западном углу властвовал греческий язык, здесь прочно сидели греки и огреченные земледельцы – садоводы, виноградари – и ремесленники. Производимое ими, а не имперские солдаты, держало за империей степную Таврию. В портах Бухты Символов [2] и в глубоких бухтах севернее ее находились обширнейшие склады, пристани – собственность составлявших сообщества сотен купцов. Отсюда производилась торговля с Русью и со всем побережьем Русского моря.
2
Ныне – Балаклава.
Греческая Таврия походила на человека, стоящего на берегу моря. Толкните – и он сделает два-три шага, чтоб удержаться на ногах. Лишний шаг – и он упадет в воду. Он здоров, полон сил, но жизнь его зависит от силы толчка.
Узкая засушливая степь Таврии не привлекла к себе главные силы гуннских, угрских, печенежских, болгарских конных толп. Поэтому с ними даже дружили дружбой, основанной на подарках, на неразорительной дани, главное – торговлей, обменом, обычного для кочевников на невиданное имя. Таврии был бы опасен оседлый сосед, не завоеватель, а присоединитель.
Мстислава Красивого греки любили, холили. Восхищались удалью, умом, дальновидностью. Дарили князю оружие, княгине – красивые вещи, ароматы, притирания. Узнав, что русский князь строит храм в память победы над касогами, правитель Таврии без намека от Мстислава прислал резчиков по камню – умельцев тесать и полировать мрамор – и сам мрамор, а также живописцев. Княгине – златошвеек по шелку. Приезжали умные собеседники для застольных бесед. Привозили книги.
Да, любили греки Мстислава. На руках висли с
Не рано ли отнята ласкающая рука? Слабые беспокойны и подозрительны. Правитель Таврии поздравил себя и начальника войск лишь после верной и не первой вести о том, что, взяв левобережье Днепра, князь Мстислав остается на Руси.
Мстиславовы посадники и посадники князя Ярослава, назначаемые для наряда людям и для порядка, не тревожили трепещущие души таврийских правителей. Побаиваясь самих тмутороканцев, греки наблюдали, чтобы в постоянных торговых приездах никого из соседей не обидели. Стадо страшно, когда империя задела князя Ярослава. Обошлось.
После смерти Ярослава вместо служилого посадника в Тмуторокань приехал князь Глеб Святославич. Пощупав, что за человек, греки решили, что молодой князь для них безопасен. Этот – как все. Любит посмотреть на морскую пену да послушать волну – тоже диво нашел! – тешит на коре свою душу острогой, на сухом пути охотится с коня. Глебу, по русскому обычаю, который на Руси заменяет закон, уготован прямой путь, по отцу. С Глебом были любезны: слова любви и подарки, как небогатому родственнику.
Очевидное не стареет и не надоедает: надоедают докучливые напоминатели, в чем сказывается греховность рода людского.
Правитель обязан предвидеть. Разве такое не очевидно! Тысячу лет в тысяче разных мест, не только в Таврии, изобретали способы предвиденья. К размышленьям о том, что может сделать такой-то мой сосед, если я не сделаю то-то или сделаю то-то, добавляли лазутчиков, ибо вызнать – тоже значит предвидеть. Древнейшая специальность – лазутчик, и никакие другие.
Будущее старались вызнать наукой. Лучшие ученые занимались предсказаньями. Если следующим поколениям и казались смешными способы, применявшиеся предшествующими, то ни одно поколенье не избежало пренебрежительной иронии последующего.
Нельзя обойти вниманьем ни соседей, ни подданных. Если войны не всегда были результатом ответа, который давало испытуемое будущее, то очень много тайных расправ и все казни за выдуманные вины были следствием предвиденья, осуществленного Властью.
Первое появление князя Ростислава в Тмуторокани было для таврийских греков интересным происшествием. Есть о чем поговорить дома, на торгу, со знакомыми. Есть случай показать знание Руси и русских. Насильственное, но бескровное удаленье князя Глеба увеличивало интерес к событию. Смена правителей – игра. Один так поставил войско, другой – так, первый пошел туда, второй – сюда. Переговоры. Подкупы.
Примеров было достаточно. А людей, рассуждающих о делах правителей, всегда больше, чем кажется, когда смотришь на толпу, дивясь общей тупости лиц: стадо баранов…
За успехом князя Ростислава последовала неудача его и – опять успех. Все время без крови. Такое придавало блюду вкус, тревожный своей странностью. Присутствуешь при споре на непонятном языке с непонятными жестами. Скифы… Скифами называли русских не только многие обыватели Восточной империи, но также историки, писатели.
Скифы сыграли добром в злую игру смены власти. Здесь что-то кроется.