Русалка в бассейне. Новое дело графини Апраксиной
Шрифт:
— Карьеру певицы?
— Да нет, какое! Карьеру путаны. Начинала она на Савеловском вокзале вместе с другими савеловскими девчонками — за десятку с командировочными в садиках этим делом занималась. Тетя Паша ее и ругала, и била смертным боем. А чего было бить-лупить, когда она и сама мужиков к себе постоянно водила, только что не за деньги, а за водку! Да и бабка, наверное, такая же была, вон какие песенки нам, девчонкам, пела! Ну Лизке и битье, и уговоры — все по фигу было. У нее ведь цель жизни большая была: найти себе иностранца, выскочить за него замуж и оторваться за границу. Приоделась она и перебралась с Савеловского в центр, с иностранцами стала работать. И подружка у нее была ей под стать, тоже из наших, савеловских, Райка Ситченко. В общем, подыскали они себе иностранных
— Нищенки — это в сравнении с жизнью Донны? — спросила Апраксина; она не только решила дать разговориться Татьяне, чтобы дать ей возможность прийти в себя, — она хотела полнее представить себе ту жизнь, которой жили сестры Беляевы в Москве.
— Почему — в сравнении? — удивилась Татьяна. — Да нет, она натурально побиралась у Савеловского вокзала, где начинала ее ненаглядная доченька. Она выпросила у нас журнал про Донну и в него вклеила школьные Лизкины фотографии, где она в белом передничке и с большим бантом: сидела на ступеньках, показывала всю эту мутотень прохожим и рассказывала тем, кто хотел слушать, свою историю. Как же, мать мировой знаменитости! Ну, ей деньги давали, конечно… А потом ее историю в газете напечатали, так она все газеты на Савеловском скупила и куда-то носила, что-то кому-то доказывала. Говорила, что собирается на Донну в суд подавать, на алименты, вот только найти адвоката подходящего никак не может.
«Боже, ну какой бред!» — думала про себя Апраксина, слушая Татьяну.
— А для нас, девчонок уже младшего поколения, пример Лизки Чикиной стал путеводной звездой жизни. А чем мы-то хуже? Мы тоже савеловские! И начали мы одна за другой пробиваться наверх, кто как умел: кто гулять с иностранцами кинулся, кто замуж за выездных евреев выскочил — за старых, плюгавых, сопливых, лишь бы выехать по израильской визе и в Европу или в Америку пробраться! А кто поумнее, те пошли иностранные языки изучать и на курсы гидов и переводчиков устроились. Ну и мы с Наташей тоже…
— Что, тоже решили завоевывать Европу?
— Ну да! Наталье из нас двоих первой повезло. Она устроилась горничной в гостиницу «Космос» на ВДНХ, там познакомилась с Георгием, и он прислал Наташе жениха прямо в Москву. За деньги, конечно, и очень немаленькие. Жениху она понравилась, он сумел ее вывезти в Германию, ну а дальше вы все сами знаете.
— А как звали ее жениха?
— Ой, ну сколько же раз вам говорить одно и то же? Что за народ у вас в полиции работает! Не знаю я, не знаю! Наташка такая темнила была, все тишком да молчком, от нас с матерью по секрету… Неужели вы думаете, если бы я знала, то стала бы молчать? Он же тоже в этом деле участник: может, они вместе с Георгием Наташку порешили!
— И ваша мать тоже не знает имя мужа своей дочери?
— Да она до сих пор запуганная, вспоминать даже про Наташку боится. Мать у нас совсем темный человек: Наташа перед отъездом ей сунула какую-то бумажку подписать, что та согласна на ее выезд за границу и никаких материальных претензий к ней не имеет. Мать подумала, что Наталья на работу за границу выезжает, ну и подписала. А потом как узнала, что дочь замуж за немца вышла, так чуть коньки со страха не отбросила! И все — и замолчала об этом, никому и никогда ни слова: «Уехала Наталья, а куда — не знаю!»
А через пару месяцев после отъезда Натальи к нам в Марьину Рощу явился этот Георгий Бараташвили, представился другом Натальи и передал письмо от нее и сумку со шмотьем. Тут как раз уже начали пускать за границу всех подряд, только предъяви приглашение. Наташа писала, что муж ее имеет свой бизнес, а теперь еще открывает филиал в Нью-Йорке, и они туда думают переселиться. Она советовала мне во всем довериться Георгию и тоже выезжать в Германию. «Нечего тебе там гнить, давай чеши сюда! — писала она. — Я тебе на первых порах во всем помогу». Георгий оформил мне приглашение через германское посольство и помог выехать по нему. Наташа торопила меня, чтобы я успела появиться здесь до ее отлета в Америку… Вот и успела! На похороны! — Она упала головой на стол и зарыдала. — Как, как это пережить? Как я смогу все это забыть? Да, а похороны-то что, уже прошли?
Апраксина подсела к ней и начала успокаивающе гладить ее по плечу, потом обняла и стала покачивать:
— Нет, тело Наташи пока находится в морге. Вы еще сами ее похороните, вот только дайте нам найти преступника… Ну-ну, девочка, это горе надо принять и пережить. От него вам не спрятаться и никуда не деться: когда уходят близкие, жизнь уже никогда не идет дальше обычным путем, в ней что-то меняется и меняется навсегда. Таня, вы хотите, чтобы убийца вашей сестры был наказан?
— Да! Да! Да! — яростно закричала Татьяна, освобождаясь из рук Апраксиной. — Все. Я уже успокоилась. Давайте продолжать, Елизавета Николаевна. О чем вы еще хотите меня спросить?
— Я хочу попросить вас рассказать мне, как прошла ваша встреча с сестрой. Постарайтесь не упустить ни одной подробности, даже самой маленькой!
— Хорошо, я постараюсь. Наташа встречала меня в аэропорту вместе с Георгием. Она мало изменилась, даже как будто помолодела. На ней был вот этот костюм. — Она погладила рукав своего костюма из натурального шелка василькового цвета, слишком яркого на взгляд Апраксиной, но к яркой красоте Татьяны он подходил. — Она мне его подарила на прощанье.
— Замечательный костюм и очень идет к вашим голубым глазам.
— Он и Наташке очень шел… Она была готова все с себя снять, так она мне вдруг обрадовалась. Для нее ведь это были мелочи! Ну вот, мы встретились, обнялись, поплакали, все как водится… А потом Наташа сказала, что жить я буду у Георгия, в его загородном доме, и что он поможет мне получить политическое убежище и устроиться в Германии на работу, или найти жениха, а на Рождество она пригласит меня в Нью-Йорк. Мы сели в машину Георгия, и он отвез нас в тот дом, где вы меня нашли. Георгий уехал в Мюнхен, оставил нас вдвоем и приехал за Наташей только на следующий день, когда пора было уже везти ее в аэропорт.
— А муж Наташи так и не появился?
— Нет, но он звонил несколько раз по телефону.
— Вы слышали, как ваша сестра разговаривала с мужем?
— Нет, телефон в доме Георгия стоит в прихожей, а мы с Наташей сидели у меня в спальне. Каждый раз кто-то из ребят приходил, стучал в дверь и кричал: «Наталья, вас опять к телефону!»
— А сестра не говорила вам, о чем они разговаривали с мужем?
— Говорила. Они ругались. Он требовал, чтобы она немедленно возвращалась в Мюнхен и готовилась к отъезду. Но она не соглашалась и говорила, что проведет все оставшееся до отлета время со мной, не отвлекаясь на сборы, а потом я провожу ее в аэропорт. Но Георгий на другой день сказал, что ее муж в ярости и мне не стоит ехать провожать сестру, потом, сказал он, все как-нибудь уладится, а сейчас не стоит нервировать почтенного господина перед полетом. «Еще помрет старичок перед отлетом от расстройства!» — сказал он. Вот только тут я узнала, что муж Наташки вовсе не молод, как мне почему-то думалось.