Русалка
Шрифт:
На это же раз… на этот раз дело было почти безнадежно.
По крайней мере у Ивешки, это была его самая отвратительная мысль, должно было бы хватить сил, чтобы вернуться к ним. Он не мог, говоря по совести, ненавидеть ее, если дело было только в этом, и поэтому надеялся, что и она могла быть терпимой к нему. Но он вспомнил, что оставаясь без сердца можно ясно и отчетливо думать головой, заставляя других поступать по твоей воле…
И еще она была слишком раздражена и, к тому же, достаточно сильна, гораздо сильнее, нежели сейчас был ее отец…
Она вполне
Эта мысль так ясно и отчетливо коснулась его сердца, что он почувствовал внезапный приступ страха от того, что это было правдой, было именно тем, что она сейчас делала…
— Мы ничего не выиграем, — сказал ему Ууламетс. Он остановился и, тяжело дыша, прислонился к дереву. — Разводи огонь.
— Мы не должны отступать!
— Я сказал, разводи огонь!
— Я не остановлюсь, — сказал Саша. Учитель Ууламетс хотел одного, а Саша хотел совсем другого, на этот раз без всяких сомнений, и он даже подумал, что старик, чего доброго, может ударить его, или навлечь на него в тот же миг смерть…
Но спустя некоторое время Ууламетс проворчал:
— Ну, хорошо, хорошо, дуралей. Тогда скажи, где они? — Призрак вынырнул из-за дерева, где стоял Ууламетс, и старик вздрогнул. — Можешь сказать мне это? У есть тебя хоть какие-нибудь представления? У меня — нет.
Саша не был намерен сдаваться.
— Впереди нас, — уверенно ответил он.
— Ты действительно знаешь это? — Ууламетс недоверчиво взглянул на него.
Сказать сейчас «да» означало взять на себя ложь. А ложь, неожиданная мысль пронеслась в его голове, собственная или старика, ложь всегда была опасна.
— Они с самого начала были впереди нас…
— Твой приятель, должно быть, уже мертвый лежит где-нибудь в кустах, чтобы мы ни знали. Мы могли давным-давно пройти мимо этого места…
— Он не может быть мертв!
— Ты знаешь это?
Саша вздрогнул, когда призрак, словно эхо, произнес около него из темноты:
— Мертв…
— Я не знаю этого! — сказал он Ууламетсу. — Я ничего не знаю, но я не думаю, что и вы знаете что-то, но мы не можем остановиться…
— Мы должны сделать остановку, малый; твой друг тоже должен сделать остановку, человеческое тело имеет свой предел…
— Так, значит, и Ивешка тоже, — закричал он, — и ты знаешь, что они остановились! Чем дольше она идет, тем больше она должна забрать…
— Ты не должен говорить мне этого, малый, я знаю…
— Тогда что же вы говорите мне? Останавливайся и жди, пока она покончит с ним? — Он дрожал от ярости и тяжело дышал. — Я никогда не прощу вас, если он умрет, клянусь, я клянусь, что…
Это уже опасно, неожиданно подумал он. Чертовски опасно.
— Не будь дураком, — сказал Ууламетс, хватая его за плечо, и в этот момент Саша понял, откуда пришла к нему эта самая мысль. Ууламетс тряхнул его, прижимая к кустам, и сказал, прямо ему в лицо: — Ведь это наш враг, это призраки, это сомненья, вот где наша главная опасность, вот что происходит с нами, на самом деле. Работай головой, напряги свои мозги…
Один из
— Не напрягайся, когда нет надежды…
И тут же исчез на полуслове, как только Ууламетс повернулся, чтобы нанести по нему тяжелый удар, и проворчал:
— Исчезни!
На мгновенье все стихло, а затем зазвучали многоголосые вопли, будто весь лес сошел с ума, вызывая боль в ушах, останавливая движение мыслей.
И наступила тишина. Но вскоре шепот возник вновь, еще более зловещий и угрожающий.
— Ты не должен делать этого…
— Исчезните все, сколько вас ни есть! — проворчал Ууламетс. — Вы были пустым местом при жизни, не говоря уже о том, что вы сейчас. Прочь! Убирайтесь отсюда и оставьте нас в покое!
Последовал новый оглушительный визг. Саша закрыл руками уши, из всех сил желая тишины, пытаясь проделать это таким же образом, как это, по его убеждению, делал и Ууламетс, но звук утихал только тогда, когда он думал об этом, и тут же усиливался, как только он начинал думать о чем-то другом. Видимо, им обоим ничего другого не оставалось, как терпеть эти адские звуки и идти вперед как можно быстрее, не поддаваясь ледяным молниям, которые пронзали их словно мечи.
Непрекращающийся вой вызывал боль, он отвлекал внимание, уводил с дороги, вынуждая их плутать в этом лесу, который и не мог быть уж слишком большим. Они уже давно не видели ворона, по крайней мере с тех пор, когда первый раз вышли к ручью, вдоль которого все время и шли, и Малыш вновь исчез. Теперь они были одни, под низко опущенными ветками, отчего окружавший их мрак еще больше сгущался, а вокруг мелькали белые тени призраков, которые казались столь реальными, что Саша опасался, что не только колючки терна и ветки деревьев бьют и хватают его со всех сторон.
Неожиданно все прекратилось, и сквозь все еще остающийся в ушах звон послышались шорох и потрескивание кустов, словно от мощного скольжения чего-то большого и тяжелого, которое двигалось со стороны ручья.
— Учитель Ууламетс! — позвал старика Саша, как только недалеко от них появилась рябь на воде и отблески чего-то абсолютно черного.
Занавес из густо переплетенных веток, окружавших их, внезапно опустился, как только что-то тяжелое и темное поднялось прямо перед ними.
— Так, так, — сказал Гвиур. Сейчас он был высокий и черный, как все окружавшие их деревья. — Когда же вы наконец попросите моей помощи?
— Где моя дочь? — немедленно потребовал от него Ууламетс.
— А где Петр? — тут же спросил Саша, несмотря на то, что прекрасно знал, как любит врать это созданье, прекрасно знал, что встреча с ним не предвещает им ничего.
— Не понимаю, почему я должен отвечать тебе. Ты посылаешь это несчастное маленькое созданье по моему следу, пытаешься загнать меня назад в реку…
Так неужели именно там побывал Малыш? Саша хотел узнать, хотел так, что даже испытывал почти физическую боль от своего желания узнать, находился ли Малыш сейчас с Ивешкой и Петром, раз уж Гвиур оказался таким осведомленным и благодушно настроенным.