Русалки
Шрифт:
Толпа на дороге начала сдвигаться к воротам, но право первого удара, по всей видимости, уступала тем, кто заплатил вдвое больше.
Внезапно моторчик ожил. До нас донесся его бодрый чих, и триплан бодро покатил по дорожке. Зрители мгновенно сменили гнев на милость. Послышались крики "ура!", "давай!" и тому подобное. В воздух взлетели шапки, падая вниз вместе с изморосью, но никого это, похоже, не волновало. Я и сам почувствовал, что захвачен волшебством момента. Да что там, даже дождь притих!
Дальнейшее произошло очень быстро. Аэроплан стремительно разогнался,
– Левее! – закричал я. – Держи левее!
Мой крик потонул в восторженной овации. Впрочем, пилот меня всё равно бы вряд ли расслышал. Аэроплан промчался над забором. Зрители аплодировали. Пилот победно вскинул руку… и со всего разгону влетел в дерево.
Береза оказалась крепче. Хиленький аэроплан просто сложился, размазавшись по ней. Пилот вместе с верхней парой крыльев взлетел еще выше – аж до нижних веток – и оттуда рухнул вниз. Я бросился к нему. Меня обгоняли другие люди. Кто-то сразу занялся обломками аэроплана, кто-то склонился над пилотом.
– Живой? – спросил один.
– Да вроде, – неуверенно отозвался другой.
– Расступитесь! – прикрикнул на них я.
Опустившись на колено рядом с пилотом, я быстро установил, что тот всё-таки жив, о чём и сообщил остальным.
Внешне несостоявшийся покоритель воздушных просторов вполне подходил своему аппарату – худой, невысокий и жилистый. Одежда для полета тоже явно была подобрана, чтобы минимизировать вес, не нарушив приличий. Никаких толстых кожаных курток и сапог, в которых любили пофорсить наши столичные авиаторы. Только белая рубаха без рукавов – по мне, слишком легкая для сегодняшней погоды, но опять-таки на дворе июнь-месяц – штаны и лапти с обмотками. Единственной данью моде был кожаный шлем, плотно облегающий голову, но без очков.
– Вы доктор? – раздалось у меня за спиной.
Я оглянулся через плечо. Это был зазывала. По всем канонам жанра ему уже полагалось удирать с деньгами, а он вдруг оказался тут, в самом центре внимания. То ли не знал канонов, то ли слишком сильно переживал за пилота.
– Нет, – честно ответил я на поставленный вопрос. – Просто кое-что в этом понимаю, но лучше позовите врача.
В ответ зазывала вздохнул и предложил для начала перенести пострадавшего в сарай. Дождь, увидев, что теперь действительно "уже всё", снова усилился. Мы с зазывалой взяли пилота под руки и аккуратно приподняли. Бедняга тихо застонал. Потом приоткрыл правый глаз. Точнее, сделал попытку, но было видно, что даже она далась пилоту с большим трудом. И тут я должен признать: он оказался настоящим аэронавтом. Едва очухавшись, пилот первым делом спросил:
– Что с машиной?
– Повреждена, – обтекаемо сообщил зазывала.
Ближе к истине было бы сказать: разбита в хлам, но пилоту и этого хватило. Глаз закрылся. Голова упала на грудь. На призыв зазывалы откликнулись те двое, что придерживали крылья, и мы вчетвером перенесли пилота в сарай.
Внутри тот куда более соответствовал названию "ангар". Половину помещения занимала мастерская: с двумя верстаками, с подъемником и даже со своим генератором. Рядом с ним, словно напоминая о прошлом статусе сарая, лежала большущая охапка сена. На нее мы аккуратно уложили пилота. Двоих наших помощников зазывала тотчас услал собирать останки аэроплана, а сам принялся хлопотать. Последнее выражалось в том, что он ни мгновения не сидел без дела, но толку с его метаний было – чуть. Пришлось мне срочно вспоминать то немногое, что я перенял от доктора Азенберга.
– Ребра не сломаны, – сообщил я результаты осмотра. – Шею он тоже себе не свернул, иначе был бы уже мертв, но всё-таки надо немедленно послать за врачом.
– Да-да, – закивал зазывала. – Спасибо, вы очень помогли. Дальше мы сами.
– Хорошо, приглядите за ним, а я позову врача, – сказал я, поднимаясь на ноги.
– Нет-нет, – отмахнулся зазывала. – Мы сами справимся.
При этом он явно никуда не собирался. Это показалось мне подозрительным, и я прямо поинтересовался:
– В чём дело? Ваши религиозные воззрения не позволяют вам обратиться к медицине?
Зазывала смутился, и таким тоном, каким обычно сознаются в своем первом ограблении овощного ларька, сказал, что у них нет денег на лечение.
– Да ладно? – удивился я. – Вы только сегодня должны были полсотни рублей собрать.
– Всего лишь сорок два, – грустно поправил меня зазывала.
– Тоже неплохо, – сказал я. – Неужели ваш доктор такой грабитель, что возьмет за один визит такую сумму? Или вас только что ограбили?! Так полиция…
– Нет-нет, – немедленно перебил меня зазывала, с тревогой оглядываясь по сторонам. – Не надо полицию. Всё в порядке, деньги все тут, – он похлопал себя по карману. – Только они для дела потребны.
– Что ж у вас за дело такое? – удивился я.
Зазывала внимательно посмотрел на меня. Смотрел он долго, и успел собраться с духом. Тон изменился.
– Знаете, господин хороший, – наконец сказал зазывала. – Спасибо, конечно, за помощь да участие, только это, знаете ли, не ваше дело.
– Что именно не мое дело? – спросил я. – Если ваше финансовое состояние, то да. А вот если вы задумали уморить его, – тут я кивнул на пилота. – То нет, это уже мое дело. И как гражданина, и как, между прочим, полицейского.
– Полицейского?!
– Агент сыскной полиции Ефим Кошин, к вашим услугам, – представился я, и предъявил свой документ.
Зазывала окончательно помрачнел.
– Ну вот только вас тут и не хватало, – проворчал он.
Развить столь многообещающую тему не дал пилот. Он громко застонал и, не открывая глаз, зашарил перед собой руками. Зазывала, мигом забыв о наших разногласиях, метнулся к нему и, бережно приобняв за плечи, помог принять сидячее положение. Я готов был спорить на что угодно, что забота эта – искренняя, а не показная специально для меня.