Русальная неделя
Шрифт:
Данила кивнул.
— Пересидят. Ещё деды-прадеды наши пробовали огнём их извести — хоть бы что. Только злее становятся. Это у Макарки, видать, спьяну да от горя в голове помутилось.
— Вот и я говорю!
На сцене вдруг появился новый персонаж, пацан лет тринадцати. Выскочил из каретного сарая и посмотрел на меня.
— Ваше сиятельство! А это вы уже проснулись, али как?
— А сам как думаешь?
Пацан пожал плечами.
— По мне, так проснулись. А там — кто ж вас, благородных, разберёт.
Данила хлопнул
— Не серчайте, ваше сиятельство! Деревенщина. С господами говорить не обучен.
— Да я понял, что не элитная школа. Кто таков? Откуда?
— Сенька я, — представился пацан. — Пришёл просить ваше сиятельство, чтобы оказали нам милость. — Получив от Данилы ещё один подзатыльник, запоздало поклонился.
— Не трожь, — одёрнул Данилу я. — Чего тебе?
— Ужиковские мы. Дядя Макар нашим с мамкой соседом был. После того, как лес поджёг, барин сказал, запорет его али в солдаты отдаст. А только дядя Макар не виноватый. Он добрый, да и не пьёт почти. Это всё крысы проклятые. — Пацан вдруг шмыгнул носом. — Изведите их, барин! От всей деревни прошу, сделайте божескую милость. Ярцевские говорят, вы целого ихнего короля зарубили.
Глава 10
— Ты ещё откуда взялся?! — На сцене возникло новое действующее лицо — разгневанный Тихоныч. — Сказано тебе было, не беспокоить! Их сиятельство отдыхать изволят!
— Да где ж они отдыхают, когда вона — стоят? — ткнул в меня пальцем пацан.
И метнулся за карету, чтобы не огрести ещё и от Тихоныча.
— Ах, ты… — Тихоныч дёрнулся за ним.
— Спокойно! — прикрикнул я.
Перемахнул перила балкона. Спрыгнул с порожка, огораживающего их, на навес над парадной лестницей. С навеса на землю. Подошёл к карете.
— Эк вы лихо! — восхитился Сенька. — Я и то так не могу!
— Ну, я-то постарше тебя буду. Давно ты здесь?
— Со вчера.
— А почему сразу ко мне не подошёл?
— Дак, сперва вас в усадьбе не было, а после дяденька не велел. — Сенька покосился на Тихоныча.
Я грозно повернулся к «дяденьке».
— Ваше сиятельство! — Тихоныч прижал руку к груди. — Вы ж всего два часа, как появились, откушать едва успели! С дороги, уставшие. А этим чертям только волю дай — каждый день будут бегать, на тварей жалиться! Ладно бы ещё, своя деревня. А то — чужая. Когда ж вам отдыхать-то?
— Я, Тихоныч, за двадцать лет так наотдыхался, что кредиты на отдых выдавать могу. А с тобой, если ещё раз просителя ко мне не пустишь, нам придётся очень серьёзно поговорить.
— Да разве ж это проситель? Мальчонка деревенский…
— Просьба есть — значит, проситель. И чтоб без всякого мне тут возрастного и гендерного неравенства… Захар!
— Здесь. — Друг сбежал с крыльца большого дома.
— Собирайся. На крыс пойдём.
Сенька взвизгнул от восторга.
Эх, кабы знать, что придётся тащиться в деревню, соседнюю с Ярцево, Егора я бы так просто не отпустил. Сперва попросил бы перенести Знаком поближе к нужной локации. Но Егор ушёл, а мне до Перемещения — двадцать две родии. Если на крыс пересчитать, нехреново так выходит. Ну да ладно, пообещал уже. Пришлось седлать лошадей.
Сенька забрался в седло впереди меня. Сиял, как медный грош — когда ещё доведётся в седле, да на господской лошади прокатиться. По дороге рассказывал о деревенском житье-бытье.
Так я узнал, что прежде крысы в Ужиково появлялись редко. Ярцево — деревня побольше и побогаче, крысы столовались там. Но после того, как мы с Егором уничтожили их логово в Ярцево, лезть туда, видимо, опасались. Вот и перекинулись на соседнюю.
Весть о том, что прибыли охотники, охватила деревню вмиг. Встречать нас высыпало всё население, включая глубоких стариков и грудных младенцев. Сенька держался рядом с нами с таким гордым видом, как будто истреблять крыс собрался сам.
Он и топал за нами до самого пожарища, пока я не прикрикнул, чтобы шёл домой.
— Вырасту — тоже охотником стану! — горя глазами, пообещал Сенька.
— Ты сперва вырасти. Крысе попадёшься — вырастать будет некому. А ну, дуй в деревню.
Сенька вздохнул и испарился.
Жителям Ужиково в известном смысле повезло — пожар до них не добрался. Хотя леса выгорело изрядно. Огня, впрочем, как и сказал Данила, уже не было. Торчали обугленные стволы деревьев, кое-где стелился последний дым. Ну и жарко было, конечно. Пожарище есть пожарище.
Мы с Захаром шагали по пепелищу. Сапоги мгновенно стали серыми — из-под них взлетали вверх облачка золы. А вдали, за голыми чёрными стволами, виднелась зелень. Сквозь пожарище проглядывал не тронутый огнём лес.
— Странно это всё, — оглядываясь вокруг, сказал я.
— Что?
— Ну, ты хоть раз видел, чтобы лесной пожар так вот запросто, сам собой, затухал? Даже если целенаправленно тушить — это дело не быстрое. А тут никто не тушил и не пытался. Дураков нет — в огонь лезть. А выглядит всё так, как будто тушили. Вон, посмотри, — я кивнул в сторону зелёной стены деревьев.
Захар пожал плечами.
— Господь отвёл.
И правда. Удобная теория, не придерёшься.
— Следов-то нам тут не найти, — сказал Захар. — Всё огнём уничтожило. Манок ставить будешь?
— Подожди. Манок всегда успеем.
Я остановился. И позвал:
— Эй! Бро! Долго тебя ждать? Тут жарко, вообще-то.
Подождал. Ничего не происходило.
— Эй! Бро!
— Ты с кем это?
В глазах Захара, поначалу смотревшего на меня с интересом, появилась тревога. Будто он прикидывал, не пора ли вызвать санитаров.
— Да есть тут один… — Я, подумав, скинул с плеч мешок. Бросил на горячую землю — подняв при этом небольшую пепельную бурю. — Ты шкуру опалить боишься, что ли?