Русальная неделя
Шрифт:
— Тихо, — я поднял руку.
Прислушался. И вернулся в большой дом. Снова прислушался. Понял, что не ошибся: где-то чуть слышно, приглушенно пищал младенец.
Я бросился в кухню. Знал, что из неё можно спуститься в погреб.
Спуск закрывала крышка, сколоченная из толстых досок. Я потянул на себя крышку. Писк младенца, усилившийся было, когда я подошёл, стих. А крышка не поддалась. Сидела в гнезде, будто влитая.
Я постучал по ней.
— Эй! Хозяева! Службу спасения вызывали?
Глава 17
Внизу что-то щёлкнуло, и крышка приподнялась. Из чего следовал вывод: изнутри на крышке есть щеколда. Причём, основательная — я даже поколебать крышку не сумел. Если бы сильно захотел — конечно, так или иначе пробился бы, но нафига мне собственное жилище рушить.
Вывод отсюда следовал один: непрост был покойный граф, ой как непрост! Ждал, что кто-то может прийти по его душу.
Из приоткрывшейся щели на меня посмотрели добрые глаза пастора Шлага.
— Тихоныч, ты, что ли?
— Я, Владимир Всеволодович. — Крышка поднялась выше, громче сделался плач ребёнка. — Тут такое дело…
— Кто? — перебил я. — Сколько? Где?
— Вы поймите, я не трус! Но они превосходили числом, и я посчитал своим долгом укрыть слабый пол…
— Тихоныч, — снова оборвал я его. — Быстро и чётко доложи мне ситуацию. Во-первых, кто в погребе?
В погребе оказались, помимо Тихоныча, тётка Наталья и Груня с ребёнком. И — всё.
— Данила и Маруся где?
— Данила на них бросился! Дрался как зверь. Да только скрутили они его наверняка. А Маруся… Не знаю, где была. Слыхал потом, как кричит. Да только что же я сделаю? Их — толпа целая, головорезов.
— Так, ясно. Сколько?
Тихоныч помолчал, беззвучно шевеля губами, потом уверенно сказал:
— Десяток. Десяток — точно видел. А там, может, и больше. Как через частокол перемахнули — не знаю, заметил только, когда остальным ворота открывали.
— Оружие?
— Пистолеты видел. Сабли тоже. Данила на них с оглоблей кинулся, так они даже палить не стали — навалились гуртом, да скрутили.
— А потом что? Ушли?
— Никак нет! Шагов я не слышал.
Зашибись. Значит, у меня дома где-то шароё… Гхм. Шарашатся десять вооружённых отморозков с двумя заложниками. Это в лучшем случае. В худшем — заложников уже нет. И в этом случае от отморозков я даже молекул не оставлю. В ином случае ограничусь просто жестоким убийством.
Только надо будет узнать, кому отправить молекулы. Что-то мне подсказывает, эти ребята не просто проходили мимо усадьбы, таща с собой на всякий случай брёвна и доски. Кто-то их сюда отрядил. И орудиями для штурма озаботился заблаговременно.
— Во дела! — вполголоса сказал подошедший Захар. — Слушай, я тут пошмыгал — они, видать, в башне засели.
— Ну, логично, чё, — поморщился я. — Сам бы там засел.
Собственно, я сам там и засел. Обзор отличный. И, значит, о нашем прибытии злоумышленники осведомлены. Однако почему-то не обстреляли — хотя Тихоныч сказал, что пистолеты у них есть. Не уверены в своём мастерстве? Или затаились, ждут чего-то? Чёрт их знает. В любом случае, это было бы хорошо — не будь у них заложников. А раз заложники есть — всё усложняется кратно.
— Чего делать-то будем?.. — спросил Захар, у которого, похоже, опять душа в пятки ушла.
Что делать… Вход в башню один, оттуда меня и ждут. Место узкое, вдвоём не развернёшься.
— Значит, так, — решил я. — Тихоныч — вылазь. Давай-давай! Сейчас темно, в темноте не разберут, кто есть кто. Идёте вместе с Захаром к карете. Ты, Захар, голоси как можно громче, что это беспредел, вы этого так не оставите и сейчас же привезёте сюда городскую стражу разбираться. Потом садитесь в карету и езжайте. Чтобы эти подумали, мы с Захаром оба уехали.
— А куда езжать-то? В Поречье? — спросил Захар.
— С дуба рухнул? На версту отъедете — и стойте, пока я знак не подам.
— Какой знак?
— Подам — увидишь. Всё поняли? Исполнять!
Тихоныч вылез наружу. За ним показалась тётка Наталья. Позади неё маячила перепуганная Груня, прижимающая к себе ребёнка.
— А вы запирайтесь, — приказал я. — И сидите, пока я условным стуком не стукну.
Отстучал кулаком простенький ритм.
— Запомнила! — прошептала Наталья. — Господь вас благослови, ваше сиятельство! — и схоронилась. Я услышал, как щёлкнула задвижка.
Повернулся к Захару с Тихонычем.
— Ну что, погнали? Давайте, веселее. Отставить кислые лица! Всё нормально будет.
— Идём, — хлопнул Захар по плечу Тихоныча.
Но тот замешкался.
— Я, Владимир Всеволодович, ещё одно заметил.
— Ну?
— На руке у одного — перчатка была. Такая же, как у вас. Без пальцев.
Я присвистнул и покачал головой. Н-да… Ситуация.
— Принял. Ничего, не напрягайся раньше времени. Перчатку надеть — много ума не надо. Я вот свою тоже с одного такого умника снял.
Тихоныч и Захар вышли из дома. Вскоре я услышал, как Захар очень достоверно блажит про беспредел и про стражу. Молодец. Интересно, театральные училища у них тут изобрели уже? Захарку с руками бы оторвали.
Я стянул сапоги и на цыпочках, беззвучно ступая по погружённому в темноту дому, прокрался к лестнице, ведущей в башню. Мою башню, между прочим! Мой дом — в котором только-только успел порядок навести! Злость, кипящая внутри, усилилась.
А там, наверху лестницы, кто-то стоял. В этом я был уверен — слышал дыхание, чувствовал запах пота. Иногда этот придурок что-то бурчал себе под нос. Если присмотреться, можно было даже разглядеть пятно — его силуэт. То есть, самое главное — я видел, куда нужно попасть.