Русич. Генезис
Шрифт:
А так старлей за мной сидел, капитан – в коляске, водил стволом пулемета, старшина разместился сзади него на запасном колесе, закрепленном на коляске, боком, если где мотоцикл с трудом двигался, то спрыгивал и толкал, помогая. Выехав на полевую дорогу, я посмотрел в обе стороны и повернул влево, подальше от моста. Я штурман, и как у нормального штурмана при мне была планшетка с картой, так что куда катить – я знал, остальные тоже понимали, что мне известно, куда ехать. На первом же повороте я свернул и прибавил скорости, благо дорога позволяла. Километров пятьдесят в час, не больше, иначе старшина на очередной кочке слетит. Катили мы параллельно реке, двигаясь вверх по течению. Вскоре я приметил тропку и свернул
– Все, баста, приехали, – заглушив хорошо потрудившийся движок, сказал я.
Старлей уже соскочил на землю, ноги разминал.
– Вы шину товарищу капитану наложили?
– Не успели, – сказал он.
– Ясно. Я за нашими сбегаю, а вы пока срежьте с той осины кору и сделайте шину, дальше вправьте ногу и перебинтуйте… Что, никто не умеет?
– Раньше не доводилось, – несколько смущаясь, пояснил старлей.
– Ладно, сам сделаю. Доставайте пассажира.
За двадцать минут я все сделал, сапог даже срезать не пришлось, так слез – перелом ниже колена. Вправил кость, наложил шину и туго перебинтовал. Конечно, желательно гипс наложить, но что есть. Хорошо хоть закрытый перелом, не понятно, как капитан боль терпел. Но его мужеству остается только позавидовать. Дальше, подхватив подсумки к трофейному карабину, я велел осмотреть трофеи, сам мотоцикл, забираем все, и побежал к нашим. Нашел их вскоре и повел к мотоциклу. Пока темно, желательно через реку переправиться. Пока шли, спорили по только что завершившемуся вылету. Вот каково было мое мнение:
– Я считаю, что информацию о вылете передали немцам. И враг сидит высоко. Ведь вы, товарищ подполковник, предлагали разделиться на две группы и таким образом разными маршрутами добраться до моста. А нам что приказали? Лететь одной группой. Немцы появились сразу же. Они знали, где мы будем лететь, на какой высоте и сколько нас. Я вообще того полковника подозреваю, что задачу ставил.
– Я звонил в штаб фронта, там его полномочия подтвердили, – сказал комполка, после чего, помолчав, добавил: – Но ты прав, лейтенант. Мне эта история тоже сильно не нравится. Потери в ночном вылете никогда не были такими большими.
– Согласен, об этом я и говорю. Немцам сильно не по душе наша работа за последние десять дней, отправили диверсантов или резидентуру задействовали, и вот таким способом наш полк и уничтожили. Хватило одного предателя, чтобы провернуть все дело. Сколько они пытались отбомбить уже пустые стоянки, когда полк передислоцировался? Не помогла авиация, вышло с диверсантами, как я понимаю… А еще мне поведение вашего полкового комиссара не понравилось. Сам не полетел, а настаивал выполнять приказ этого посланца из штаба фронта… Кстати, вон и наши, уже закончили мотоцикл обирать, пулемет тоже сняли. Там канистра с бензином в держателе на коляске имеется, нужно будет прихватить. На дорогах немало нашей техники брошено с пустыми баками, зальем и ночью с ветерком прокатимся. Если повезет изрядно, сократим путь.
– Неплохое предложение, – согласился комполка.
Дальше, пока те работали спешно, пока рубили из кустарника будущий плотик для вещей, так-то вплавь будем переправляться, я снял ремень и стал соединять его с немецкой ременной системой. Удалось подсумки подвесить, плечевые ремни. Из сидора достал флягу, свежей воды в нее из реки набрал и подвесил на ремень. Немецкую флягу, что там ранее висела, отдал комполка, тот ее себе на ремень подвесил. В общем, я был готов. Дальше на плотике сложили вещи, капитан сам плыл, и направились к другому берегу. Тут где-то метров пятьсот было, широко. На той стороне, подсохнув, оделись, сделали носилки, ножей у летунов хватало, и мы направились в путь.
Я возглавлял колонну, проводя разведку. А через два часа, как мы отдалились от реки, ушли максимум километров на пять, может чуть больше, начало светать. Я предложил комполка встать на дневку, отдохнуть, переждать световой день и ночью двинуться дальше. Так больше шансов у нас будет добраться до наших. Чем питаться, имелось на ближайшие сутки, два ранца с продовольствием в мотоцикле нашлись. Однако тот слушать не стал, приказал после получасового отдыха продолжить движение. Вздохнув, худо будет, я это отлично понимал, нас ведь наверняка ищут, найдут мотоцикл и место, где мы переправились, дальше сузят зону поисков, выставят наблюдателей на высотах и днем точно обнаружат.
Я как будто в шар предсказаний глядел. Через три часа, когда мы встали на отдых, в этот раз готовили пищу, даже поесть успели, застрекотали моторы, появились мотоциклы, несколько бронетранспортеров и шесть грузовиков с пехотой. С другой стороны повозки с полицаями. Форма вроде красноармейская, но повязки белые на рукавах и все вооружены.
– Я же говорил, худо будет, – сказал я полковнику, пока тот в трофейный бинокль мотоциклистов изучал и других прибывших немцев. Те, выстроившись в цепь, направились к нашей ложбине, где мы в кустарнике укрылись. – Не вырваться, окружили и пулеметы установили. Осталось только жизнь подороже продать. Они точно знают, что мы тут, наблюдатели на высотах или на деревьях сообщили, по дымку костра поняли, что встали на отдых, и вот, дождались.
– К бою, – скомандовал подполковник.
Хмыкнув, я подтянул лежавший под рукой карабин и стал доставать из подсумков патроны, распихивая их по карманам. Снял подсумки и бросил рядом. Когда немцы найдут карабин, будут искать, кто стрелял, найдут подсумки, решат, что кто-то из летчиков, а не я. Не любят немцы тех, у кого обнаруживают свое оружие, могут и мучительно убить. Хорошо еще, что награды в штабе моего транспортного авиаполка хранятся, как и документы. Это правило дня два назад ввели, до этого летали и с документами, и со всеми регалиями. Когда начался бой, я привставал для одного выстрела, всегда в разных местах, и выбивал пулеметчиков и офицеров. Четыре обоймы выпустил, и ни одного промаха. Пулемет наш стрекотал короткими очередями, пусть запас патронов к нему в коляске мотоцикла найден был, все равно экономили. Я уже и офицеров перебил, и часть унтеров, командира предателей тоже заземлил, зама его, те залегли и не вставали, пытались из двух ручных пулеметов ДП нас покосить, но я снял пулеметчиков и те больше не пытались привлечь к себе внимание.
Пользуясь тем что оружия дальнобойного у нас мало, пулемет да мой карабин, немцы рывком сблизились, тут по ним включились в работу оба автомата, но все равно не помогло. Враги, добежав, закидали нас гранатами. Дальше уже закипела рукопашная. Да и какая рукопашная, если нас трое осталось? Причем капитан со сломанной ногой с двумя пистолетами в руках обстреливал немцев, что появлялись на склоне, десяток точно завалил, пока один ретивый рядовой не пристрелил его из своего карабина. Меня вырубили ударом приклада; пока двое немцев пытались меня удержать, третий подкрался и сделал свое дело. Комполка вязали, тот ревел что медведь, раскидывая солдат, видели его петлицы, живым брали, а вот почему меня брали, не понятно. Вряд ли им интересен обычный лейтенант ВВС.
Очнулся я в каком-то сарае. Открыв глаза, определил, что вокруг ночь, поэтому стараясь не шевелиться, поднял руку. Я не был связан, потер затылок, где имелась шишка. Шлемофона не было, комбинезон тоже пропал, как и сапоги, осталась только форма, и все. Сев, невольно зашуршав старой слежавшейся соломой, я прислушался. Хм, в сарае я был один, ворота заперты, но, судя по едва слышному сопению, кто-то находился за ними. Также рядом находилась железная дорога, слышал, как прошел состав, да и свистки паровоза доносились.