Руслик и Суслик
Шрифт:
– Чтобы каждая женщина чувствовала себя помойкой?
– Да...
– Если это так, то почему ты думаешь, что в другой фирме будет по-другому?
– Есть и нормальные фирмы. С нормальными мужчинами.
10
В четверг Чернов явился домой навеселе. Вынув из кейса сочное яблоко, направился к Руслику-Суслику. Свинка уже оттаяла и потому не спряталась в своем алюминиевом убежище, а уставилась в глаза хозяина доверчивым взглядом. И смотрела, пока не получила яблоко.
Понаблюдав за незамедлительно начавшейся трапезой, Чернов походил по комнате, постоял
– Слушай, дружок, я давно хотел рассказать тебе одну историю... С хорошим концом, естественно...
Руслик-Суслик перестал есть, что означало "Я весь – внимание".
– Ты знаешь, наверное, что я в течение длительного времени работал геологом на высокогорном руднике, – начал рассказывать Чернов. – И вот, однажды, в начале одного из полевых сезонов у дверей моей землянки поселился огромный ярко-рыжий волкодав. Кормил я его с опаской, не погладил даже ни разу, такой он был страшный.
Через неделю после его появления чабаны ко мне зачастили: продай, да продай, очень породистый, мол, пес. Наконец, не вынес я их настойчивости, да и мяса свежего хотелось, и уступил собаку за полбарана. Принес плату покупатель, бросил на землю и веревку сует: “Обвяжи ему морду”, – говорит. А пес голову поднял, оскалился с рыком и прямо мне в глаза весьма выразительно посмотрел: "Разорву, мол, дурачок, на части, и не заметишь..."
Что делать? “Твоя собака – ты и обвязывай”, – сказал я пастуху, взял мясо и, подмигнув псу, в землянке своей скрылся. Пришлось чабану самому с собакой договариваться. А через два дня выхожу утром в маршрут и вижу – пес этот опять на своем месте лежит и обиженной мордой в пустую миску тычет! Потом я его еще несколько раз продавал и мяса свежего у нас было ешь – не хочу.
– Ах, вот оно в чем дело! – выразили глаза Руслика-Суслика. – Опять кому-то отдать мне хочешь. И потому яблоко дал, а не огрызок! Вот иуда! Свиной иуда!
– Огрызки я тебе даю, потому что их удобнее грызть и они с семечками. А во-вторых, что, плохо тебе было? Побывал в Болшево, в Балашихе, людей, бульдогов французских посмотрел. Меня вот никто на Канарские острова не отдает... Или хотя бы в какой-нибудь московский офис с аквариумом и приличной кухней.
– Может быть, ты и прав, – ответили черные угольки глаз свинки перед тем, как вновь сфокусироваться на яблоке.
– В общем, у меня к тебе конкретное предложение. Недавно у Юры Веретенникова, моего друга и кредитора был день рождения, и я ему должен что-то подарить. А денег у меня нет... Понимаешь, совсем нет. Вот я и подумал... Понимаешь, он мне к компьютеру модем хороший подарил, и я должен ответить чем-то ценным. А что у меня ценного? Ты да Ксения. Ее я подарить не могу, по закону не могу, так что остаешься ты.
Свинка, ухватив зубами яблоко, скрылась в ангаре.
– Ну и дурак! – в сердцах покачал головой Чернов. – Пожил пару недель у Ксении, вон какую корзинку заимел! За четыреста рублев. Я бы в жизнь тебе такую аховскую не подарил. Не стыдно теперь на улицу выходить, это тебе не коробка из-под отечественной обуви. А Юрка человек богатый, в иностранной фирме работает, в двадцать раз больше меня получает. Он тебе и кормушку купит, и поилку, и домик с колесом, перекладинами, спальной и столовой. А стол! О, господи, как он тебя кормить будет! Все импортное, все сбалансированное, все вкусное и полезное! На полжизни больше проживешь! Представляешь – на полжизни!
В ангаре было тихо. "Думает" – решил Чернов и поспешил продолжить психологическую обработку:
– Да что пища! Он знаешь, где живет? В самом Митино! Ты бывал в Митино? Нет, не бывал, ты не знаешь, что такое Митино! Один французский поэт недавно воскликнул в экстазе: "Увидеть Митино и умереть!" А ты знаешь, на каком этаже он живет? На двадцать втором! А ты выше второго никогда не поднимался! Курица ты, а не настоящая свинка!
Из ангара раздались знакомые звуки: Руслик-Суслик принялся за яблоко.
"Еще немного – и он мой, то есть Юркин", – подумал Чернов и принялся озвучивать последний свой аргумент:
– И еще Юра – очень несчастный человек, понимаешь? У него есть все – красивая жена, дети – мальчик и девочка, он богатый, но себя не нашел. И думает, что никогда не найдет...
Руслик-Суслик выглянул из ангара. Глаза его смотрели вопросительно.
– Спрашиваешь, почему он так думает? – вздохнул Чернов. – Да потому что злой дядька Танатос овладел им и тянет, потянет к себе. А когда я ему, сорокалетнему, тебя подарю, он вновь почувствует себя маленьким счастливым мальчиком, у которого все впереди. Хоть на минуту, но почувствует. А главное, я клянусь, что через пару месяцев, ну, через некоторое время, он вернет тебя мне. И мы опять заживем с тобой, как братья! Ну что, едем завтра в город?
С Веретенниковым они всегда встречались в чебуречной "Дружба", что на Сухаревской площади. Перед тем, как туда направиться, Чернов завернул корзинку с Русликом-Сусликом в оберточную бумагу. "Увидит издалека, что я ему несу в подарок, убежит еще", – подумал, он усмехаясь.
Юра знал, что ему собираются преподнести подарок. Углядев Чернова с огромным свертком, расплылся в предвкушающей улыбке. Принял подарок, развернул, раскрыл корзинку и застыл с раскрытым ртом.
– Да ты... Она же... Я же... Да ты понимаешь... – заговорил он не менее чем через четверть минуты, переводя озабоченно-испуганный взгляд с морской свинки на довольное лицо друга. Но, в конце концов, рассыпался мелким смехом и расцеловал товарища.
...Через два часа в вагоне метро, после десятка чебуреков, ста пятидесяти граммов водки, двух бутылок пива, банки джин-тоника и трогательного прощания с Черновым Веретенников грел Руслика-Суслика на груди. Грел, даря попутчикам счастливые детские улыбки.
11
В пятницу Чернов поехал к дочери. Полина повела его в школу, потом они пошли на обрывистый берег Клязьмы. Стояла осень, купы деревьев были в самой красе. Разговаривая и напевая песенки они долго ходили вверх-вниз по крутому берегу, усыпанному огромными кленовыми листьями. Устав, уселись отдыхать на песчаном берегу, и Полина потребовала сказку.
Чернов думал недолго.
– Вот пустыня, огромная безжалостная пустыня, – очертил он на сухом песке широкий круг. – На одном ее краю жила в незапамятные времена прекрасная, но одинокая девушка. Нет, она любила папу с мамой, любила сестер и братьев, любила соседей и вообще людей, но в сердце ее оставалось еще много места. И это пустое место терзало сердечко девушки, просило чего-то необыкновенного.