Русофобия
Шрифт:
Казалось бы, эти черты выделяют какой-то очень узкий, специфический слой или течение. Но иногда авторы совершенно определённо относят их ко всему «образованному обществу». Вопрос «кто же это — интеллигенция?» как-то обходится, на него нет определённей точки зрения. Видно, что авторы сборников имели перед собой очень трудный для определения социальный Феномен. Они смутно чувствовали его уникальность, но даже не поставили задачи о его более точной характеристике. Дальше исчезло и это чувство: укоренилось аморфное, нерасчлененное понятие «интеллигенции», очень искажённо отражающее сложную жизненную ситуацию. Этот штамп, к сожалению, сохранился, дожил до наших дней и мешает правильно оценить нашу действительность. В частности, надо признать, что термин «интеллигенция» даёт совершенно неверную интерпретацию интересующему нас «Малому Народу». Но следует помнить, что термин этот тем не менее в литературе самого «Малого Народа» широко используется, и, встречаясь в анализируемой литературе с термином «интеллигенции», мы можем понимать его как «Малый Народ».
Шрагин
Другие термины, которые применяет, например, Померанц: «элита», «избранный народ», ещё более расплывчаты. Так что, как мне представляется, та терминология, которой пользуются сами идеологи «Малого Народа», не даёт возможности этот «народ» сколько-нибудь точно локализовать. Мы должны искать какие-то другие пути для решения этой задачи. [*]
6. Национальный аспект
Направление, в котором надо это решение искать, может указать одна очень ярко заметная особенность разбираемой литературы её насыщенность национальными и прежде всего противорусскими эмоциями. Авторы, по-видимому выступая как объективные исследователи, ищущие истину мыслители — историки, философы или социологи, часто не выдерживают своей линии и срываются в чисто эмоциональные выпады не только против русской истории, но и против русских вообще. Быть может, читатель уже отметил эту особенность приведённых выше цитат («вселенская русская спесь», «отсутствие чувства собственного достоинства у русских», «холуйская смесь злобы и зависти», «архитипическая российская психологическая предрасположенность к единогласному послушанию», «российская душа упивалась жестокостью власти»). Вот ещё несколько образцов, которые можно было бы объединить заголовком ОНИ О НАС:
К § 5
• Выражение «дьявол русской тирании» принадлежит Янову: «Синтаксис», № 6.
• Шрагин о «России как жандарме Европы»: «Самосознание», с. 56.
О «надеждах» эмиграции см. Амальрик. «Синтаксис», № 3.
• По поводу самооценки дореволюционной интеллигенции см. Н. Зернов. «Русское религиозное возрождение XX в.» Париж, 1974, «Вехи» (сборник статей о русской интеллигенции), 2-е изд. М., 1909, «Интеллигенция в России», СПб., 1910.
«Россией привнесено в мир больше Зла, чем какой-либо другой страной» (N.N.).
«Вековой смрад запустения на месте святом, рядившийся в мессианское „избранничество“, многовековая гордыня „русской идеи“ (он же).
«Народ» оказался мнимой величиной, пригодной сегодня лишь для мифотворчества» («Горский»).
«Собственная национальная культура совершенно чужда русскому народу» (он же).
«…Византийские и татарские недоделки (о русских допетровских времён)» (Померанц).
«[На Руси] христианские глубины практически всегда переплетаются с безднами нравственной мерзости» (он же).
«Страна, которая в течение веков пучится и расползается, как кислое тесто, и не видит перед собой других задач» (Амальрик).
«Страна без веры, без традиций, без культуры» (он же).
«А что самим русским в этой тюрьме сквернее всех, так это логично и справедливо» (Шрагин).
«[В дореволюционной России] „трудящиеся массы“ пропитаны приобретательским духом худшего буржуазного пошиба в сочетании с нравственным цинизмом и политической реакционностью» (Пайпс).
«…Исполнение мечты о „порядке“ и „Хозяине“, которая уже сейчас волнует народное сознание» (Янов).
«…Традиционная преданность народа „Хозяину“ (Янов).
«[Перемешивание населения в СССР хорошо тем, что] „у русофилов выбивают почву из-под ног“. Предлагается отказаться от слов „Россия“, „русский народ“, заменив их „советский народ, советские люди“ и т. д.» (Белоцерковский). [17]
17
В. Белоцерковский — недавний эмигрант, участник сборника «Демократические альтернативы» и автор публицистических работ. Живёт в ФРГ, возбуждал против нескольких других публицистов процессы по обвинению в антисемитизме (в ФРГ есть соответствующий закон), но не выиграл их.
Вообще, в литературе этого направления изо всех народов, претензии предъявляются только русскому. Например, «национализм» без всяких оговорок подразумевается только русский (см. хотя бы сборник цитат «Спектр неонационализма» в «Демократических альтернативах»). И при этом Плющ ещё заявляет: «Ненормальным мне кажется подсчитывать, кто на сколько процентов сделал пакостей русским за тысячу лет», — это в сборнике «Демократические альтернативы», где подобные «подсчёты» и упрёки адресованы только русским»!
Чтобы не создавалось впечатления, будто здесь какую-то особую роль играет слово, приведём два примера, где те же чувства передаются средствами живописи.
1. На обложке журнала «Третья волна» (1979, № 6), издаваемого А. Глезером, напечатана репродукция картины художника Влад. Овчинникова: избушка и мужичок изображены на фоне кладбища, покрытого крестами. Картина называется: СОБАЧЬЕ КЛАДБИЩЕ.
2. В роскошно изданном каталоге выставки под названием «Современная русская живопись» репродуцирована картина Александра Злотника «Тяжёлое небо». На картине какое-то существо без головы, стоя, раздвинув ноги, рожает чудище с тремя собачьими головами, Из первого существа течёт моча, целое озеро мочи, рождающее реку, которая втекает в качестве ночного горшка — в храм Василия Блаженного.
Особую брезгливость вызывают у этих авторов крестьяне, Мы уже упоминали мнение Р. Пайпса о пословицах русских крестьян, смысл которых, по его мнению, «примитивно прост: заботится только о себе и не думать о других». Об их религии Меерсон-Аксёнов [18] говорит:
«…Магизм и суеверие крестьянского православия»
(и это пишет человек рукоположённый в сан православного священника!).
Суждения Померанца таковы:
«Мужик не может возродится иначе как оперный. Крестьянские нации суть голодные нации, а нации, в которых крестьянство исчезло (так!) — это нации, в которых исчез голод.
Крестьяне несовершенны в религии, как в агрономии».
18
М. Г. Меерсон-Аксёнов — по образованию историк. Опубликовал в Самиздате и на Западе (частично под псевдонимами) несколько работ. Эмигрировал и окончил в США семинарию. Рукоположён в сан священника Американской Православной Церкви.
А. Амальрик пишет:
«И если язык наиболее полное выражение народного духа, то кто же более русский — „арапчонок“ Пушкин и „жидёнок“ Мандельштам или мужик, который у пивной размазывая сопли по небритым щекам, мычит: „Я… русский!“». [19]
Этот список можно было бы продолжать и продолжать… [20] Чувства, которые движут авторами, трудно иначе характеризовать как РУСОФОБИЮ (причём вполне подходят оба смысла, вкладываемые в термин «фобия» — страх и ненависть). А ненависть к одной нации скорее всего связана с обострённым переживанием своей принадлежности к другой. Не делает ли это правдоподобным, что авторы находятся под действием какой-то мощной силы, коренящейся в их национальных чувствах? Я предлагаю принять этот тезис как рабочую гипотезу и посмотреть, не поможет ли она понять всё явление.
19
Прошу извинения за пропуск в цитате, но как-то не выписывается грязное ругательство, употреблённое автором.
20
Именно этими эмоциями, а не элементарной неграмотностью следует, вероятно, объяснить те грубые логические и фактические ошибки, на которые мы обратили внимание в § 2. Неправдоподобно, например, чтобы Янов полагал, будто Белинский — «классик славянофильства». Скорее всего это проявление брезгливого отталкивания, когда и славянофилы и западники одинаково омерзительны.
Если, приняв эту «рабочую гипотезу», спросить, ЧЬИ ЖЕ национальные чувства здесь проявляются? — то для человека, знающего жизнь нашей страны, ответ, думаю, не вызовет сомнений. Есть только одна нация, о заботах которой мы слышим чуть ли не ежедневно. Еврейские национальные эмоции лихорадят и нашу страну, и весь мир: влияют на переговоры о разоружении, торговые договоры и международные связи учёных, вызывают демонстрации и сидячие забастовки и всплывают чуть ли не в каждом разговоре. «Еврейский вопрос» приобрёл непонятную власть над умами, заслонил проблемы украинцев, эстонцев, армян или крымских татар. А уж существование «русского вопроса», по-видимому, вообще не признаётся.
То, что рассматриваемые нами авторы часто находятся под влиянием сильных еврейских национальных чувств, подтверждается многими чертами этой литературы. Например, тем, какое место занимают в ней вопросы, волнующие сейчас еврейское националистическое движение: проблема отъезда и страх антисемитизма — они всплывают почти в каждой работе. Ещё более универсальным и характерным является другой признак. Рассматриваемые работы могли бы создать впечатление, что их авторам чужд и даже антипатичен национальный аспект жизни вообще. Но вот что поражает: хотя авторы в большинстве являются евреями, они НИКОГДА не пытаются примерить и своему народу и ЕГО государству те упрёки, которые они адресуют русским в России. Например, почти все авторы обвиняют русских в «мессианстве», в гордыне «избранничества». Есть ли у русских такие черты и насколько сильно они проявились вопрос спорный. Но ведь «Мессия» — не русское слово! Бердяев говорил, что любой мессианизм есть лишь подражание еврейскому. Именно у евреев представление о себе как «Избранном Народе» и ожидание Мессии составляет несомненную основу их религии, а религия — основу государства Израиль — и ни один из авторов в ЭТОМ не видит ничего болезненного или неестественного.