Russendisko. Рассказы
Шрифт:
Маркус был в восторге. Мне показалось, что он с удовольствием пригласил бы к себе в гости весь ансамбль. А так как мы были едва ли не единственными зрителями, то и женщины на сцене обратили на нас внимание.
После концерта Маркус решил лично выразить «Березке» свое восхищение, а мне пришлось исполнять обязанности переводчика. Меньше чем через час мы уже сидели впятером в такси и направлялись к Маркусу домой. Девушек-березок, поехавших с нами, звали Катя, Ольга и Света, и их знакомство с Берлином ограничивалось до сих пор лицезрением пейзажа из окна гостиницы. По дороге мы приобрели национальные напитки обеих стран — три бутылки водки и ящик пива. Как выяснилось позже, тем самым мы совершили непоправимую ошибку. После того как вторая бутылка из-под водки полетела под стол, Маркус решил посвятить девушек в историю древних германцев. Он вытащил из шкафа копье и стал
Полиция проявила к делу неформальный подход и посоветовала нам побыстрее разбежаться в разные стороны. А чтобы Маркус немного поостыл, его приковали наручниками к двери участка. Вот тут-то с ним и заговорил какой-то человек, представившийся репортером из «Берлинер Цайтунг». Он-де просто проходил мимо и решил узнать, что здесь происходит. «Безобразие», — лаконично ответил Маркус. Не долго думая, репортер извлек из сумки фотоаппарат и сделал несколько снимков. На следующий день в «Берлинер Цайтунг» красовалась фотография прикованного к двери Маркуса. Подпись под ней гласила: «Жестокая расправа полиции с югославскими бандитами».
Перевод Н. Клименюка
Двойная жизнь в Берлине
Места, откуда я родом, для жизни не приспособлены. Из-за сильного ветра и постоянных неурядиц с общественным транспортом любое начинание оказывается чрезвычайно затруднительным. Нечеловеческую усталость начинаешь ощущать уже в четырнадцать лет, а по-настоящему отдохнуть удается разве что только в сорок пять. Очень часто идешь в магазин — и больше не возвращаешься, или садишься писать роман, и замечаешь где-нибудь на 2000-й странице, что потерял нить повествования, и приходится начинать все с начала. Это — жизнь в безвременье, одно из величайших достижений которой — возможность умереть в собственной постели.
А здесь все по-другому. Здесь можно жить одновременно несколько жизней, свою и чью-нибудь еще. Для любителей двойной жизни Берлин — идеальный город. Здесь все оказывается не тем, чем оно кажется. Недавно я видел, как кассирша из нашей сберкассы, симпатичная пышка с фамилией Вольф на значке на ее форменной блузке, танцует «аудиобалет» в одном из бесчисленных берлинских театров. Каждый второй вечер она напяливает на себя плексигласовую пачку, в которую вмонтирована звукозаписывающая и воспроизводящая аппаратура. Потом фрау Вольф начинает слегка покручивать задом, ее движения трансформируются в своего рода музыку, которая раздается из пачки и задает ритм для всей группы. Фрау Вольф и другие кассиры как одержимые скачут по сцене — и так до полного самозабвения. В прошлом году дамы ездили на фестиваль аудио-балета в Японию и даже получили там приз.
С герром Хайзенбергом я познакомился в бюро по трудоустройству. К тому времени я уже довольно долго был безработным. Его же задача заключалась в том, чтобы уговаривать людей с не пользующимися спросом профессиями — например, актеров, режиссеров или теологов — пройти курсы переквалификации. Герр Хайзенберг часто апеллировал к доводам разума. «Я очень люблю искусство, — говорил он мне, — я очень рад, что оно теперь буквально на каждом углу. Но вам я настоятельно советую заняться чем-нибудь разумным. Станьте бизнесменом или, к примеру, столяром». Цвет галстука Хайзенберга идеально гармонировал с обоями в его кабинете. Говорил он очень убедительно и этим безнадежно испортил мне настроение на весь оставшийся день. А получилось так, что именно в этот вечер я должен был показать моей матери ночную жизнь Берлина. Я уже давно пообещал ей такую экскурсию, и она сгорала от нетерпения. Около полуночи мы зашли в гей-клуб в Митте. Там я поведал маме о расстроившем меня разговоре в бюро по трудоустройству. И вдруг я заметил в углу Хайзенберга. Он был в джинсах и желтой кожаной куртке, на шее у него висела увесистая золотая цепь, а на коленях сидел молоденький таиландец и смеялся. «Кстати, а вот и он — мой консультант по трудоустройству», — сказал я маме, которая осторожно оглядывалась, качая головой и повторяя «что за свинство!».
Моего знакомого русского бизнесмена Гензеля, который ведет в Швеции оптовую торговлю немецкими автомобилями, прошлым летом атаковал и едва не растоптал носорог. Друг Гензеля, руководящий инженер на фирме Siemens, раздразнил носорога, пока ничего не подозревающий Гензель в сотне метров от них был занят приготовлением завтрака. Сначала носорог направился в сторону инженера. Тот, по долгу службы привыкший быстро принимать решения в сложных ситуациях, немедленно влез на дерево. Тогда носорог переключил свое внимание на торговца автомобилями, и повидло полетело во все стороны.
Гензель провел несколько недель в больнице. Ему пришлось отменить поездку в Гималаи. Компенсировать упущенное он собирается в будущем году на сафари. Друзья полагают, что Африка — единственное место, где подобное приключение еще возможно. В Берлине, возможно, и не встретишь съехавшего с катушек носорога. Но и здесь, в джунглях большого города, опасности подстерегают на каждом шагу. Общество потребления способно воплотить в жизнь самые дикие фантазии, заказы принимаются даже по телефону. Поговаривают, что многотонные окна универмага Gallerie Lafayette обрушились на тротуар Фридрихштрассе не по недосмотру строителей, а по спецзаказу. Благодаря изощренному плану некоего пешехода, который и был заказчиком, обошлось без жертв. Окна, конечно, разбились вдребезги. Зато какое зрелище, какая тема для разговора!
Перевод Н. Клименюка
Вокзал Лихтенберг
Мой давний приятель Андрей, владелец единственной в Берлине сети русских магазинов «Казачок», собрался свернуть свой бизнес и эмигрировать с семьей в Америку. Причину своего решения он предпочитает держать в тайне. То ли не поладил с германским налоговым управлением, то ли Европа оказалась слишком тесной для его имперских амбиций. В последнее время Андрей превратился в бессовестного воротилу. А начиналось все вполне безобидно. Девять лет назад, перебравшись из Москвы в Берлин, мы вместе заложили фундамент его карьеры в торговле.
Наша первая торговая точка располагалась у входа в зал ожидания вокзала Лихтенберг. Андрей, Миша и я делили в то время однокомнатную квартиру в общежитии для иностранцев в Марцане. Ни у меня, ни у Миши никаких определенных жизненных планов тогда еще не было, вечерами мы сидели на кухне и бренчали на гитаре. Андрей тоже умел играть на гитаре, но цель у него уже была — он непременно хотел стать миллионером. Дело в том, что он был старше нас, ему уже исполнился 31 год.
Первый же его план по обогащению привел нас в неописуемый восторг. Каждый месяц мы получали от немецкого правительства 180 марок, — на карманные расходы, Андрей пообещал нам втрое больше. Мы скинулись и поехали в семь утра на другой конец города, в Веддинг. В дешевом супермаркете Альди мы закупили три рюкзака паршивого пива Ганза и Колы и повезли все это хозяйство на вокзал Лихтенберг. В те дни капитализм еще не окончательно завоевал эту местность, мы были практически его первыми ласточками. Пиво и колу мы продавали за 1,20 марки. Рядом с нами стояли другие первые ласточки, гэдээровское семейство, которое торговало бутербродами с яйцом и ветчиной. Семейство очень гордилось своей ручной работой и относилось к нам с глубоким презрением. С их точки зрения мы были заурядными жуликами. Они отлично знали, что пиво Ганза стоит в Альди 43 пфеннига, мы же продавали его в три, а Андрей даже в четыре дороже, в то время как святое семейство в поте лица изготовляло свои бутерброды. Загадочным образом именно эти честные труженики пали жертвой внезапно нагрянувшей санитарной проверки. У бутербродников оказались слишком грязные руки, их медицинские свидетельства были давно просрочены, а товар расфасован с нарушением установленных норм. Мы же, не теряя времени, прикинулись обыкновенными вокзальными алкашами. Комиссия нас проигнорировала, даже не распознав в нас торговцев.
А торговля между тем шла бойко. У нас было множество постоянных покупателей, например вечно томимые жаждой свидетели Иеговы или гладко отутюженные сайентологи, которые встречали все поезда из Восточной Европы и дружно набрасывались на растерянных иностранцев, чтобы побыстрее обратить их в свою веру. Путешественники, впервые причалившие к берегам капитализма, принимали этих шутов Господних за его неотъемлемую часть. Эти растерянные иностранцы были нашими лучшими покупателями, а еще цыгане и африканцы, у которых на вокзале тоже был свой бизнес. Да и, чтобы не забыть, — японские туристы.