Russendisko. Рассказы
Шрифт:
Женщину за стойкой зовут Лиза. Она приехала из Англии, как и ее друг, который работает крупье за покерным столом. Служащие трех больших берлинских казино не имеют права играть в Берлине. Если они нарушат запрет, то потеряют работу. Лиза рассказывает мне, как это трудно — целый день наблюдать за игрой других, а самой не играть. Приходится бороться с собой. Это утомительно. Чтобы расслабиться, англичане проводят отпуск на Мальте, где игорный бизнес поставлен на широкую ногу и минимальная ставка всего четверть доллара. Каждую ночь они проводят в казино, а на пляже вообще не бывают.
Когда я спросил Лизу об английской системе игры, она лишь покачала головой. Однажды ее друг Вилли открыл ей так называемую «зеро-суперсистему» при игре в рулетку. Из-за своего открытия оба
Турки думают по-другому и с увлечением рубятся в автоматы. Особенно в такие, где надо дергать за рычаг, потому что народ они темпераментный и спортивный. Турецкая система действует следующим образом: сначала турки находят автомат, который давно не выдавал выигрыш. Когда какой-нибудь легкомысленный француз, закончив играть, с пустыми карманами наконец уйдет домой, турки скармливают оставленному им автомату горсть за горстью пятимарковые монеты, пока он не сдастся и с музыкой не выдаст «Джек пот». При этой системе нельзя экономить, надо бросать только пятимарковые монеты, иначе «Джек пота» не будет.
Немцы играют без всякой системы. Они дуются в покер, вместе с вьетнамцами пытают счастья в блэк-джек, дергают рычаги автоматов, ставят по маленькой в рулетку. Выигрывая, они не слишком радуются, а проигрывая, особенно не переживают. Собственно говоря, игра их не занимает. Немцы ходят в казино, потому что они любопытные и общительные люди. Там они наблюдают различные системы игры разных народов и радуются многообразию мира.
Однажды, уже за полночь, в казино неожиданно вырубился свет. Все системы смешались, игроки матерились на всех языках мира. Казалось, наступил последний день Помпеи. И в этот момент мне стало совершенно ясно, что все эти люди, независимо от национальности, пола, социальной принадлежности, жаждут одного: света.
Перевод И. Кивель
Руссенмафияпуфф
Мой друг из Вильно по имени Владимир — очень робкий человек. Много страданий доставляют ему регулярные беседы с инспекторшей отдела социального обеспечения о его профессиональном будущем. Каждый раз, когда сотрудница службы жалит вопросами: «Не вечно же вы будете жить на социальную помощь» или «Вам пора наконец задуматься о своем будущем», — Владимир краснеет, смотрит в пол и молчит, как партизан в застенках гестапо. Лишь однажды, когда инспекторша зашла слишком далеко и подвергла сомнению его способность самостоятельно мыслить, мой друг не выдержал и поведал ей свою заветную мечту: что он давно решил стать настоящим бизнесменом, а именно — владельцем ресторана.
— Ну вот! — дама была в восторге. — Наконец-то я вижу проявление личной инициативы. Это уже совсем в нашем духе! Мы поддержим вас на этом трудном пути! — сказала она в заключение и отправила Владимира на курсы профессиональной переподготовки «Бизнесмен 2000 на рынке внешней западно-восточной торговли», которые специально финансировались Сенатом для социально слабых выходцев из бывших стран развитого социализма.
Там, в центре под названием БИБИЦ, что по-литовски означает «половой член», на немецкий же расшифровывается как «Берлинский информационный и образовательный центр», Владимир учился вместе с такими же, как он, будущими бизнесменами. Группа состояла из двух пожилых болгарских дам, трех вьетнамцев и одной упитанной девушки с Карибских островов, попавшей на курсы по ошибке. Полгода они занимались основами коммерческого делопроизводства: наукой хозяйственной деятельности, компьютерной обработкой информации, английским для бизнесменов и пр. В конце обучения Владимир получил красивый диплом и уже в новом качестве, как «бизнесмен 2000», снова предстал перед инспекторшей социальной службы. Теперь он обладал всеми предпосылками для исполнения своей мечты: необходимыми знаниями, сильной волей и даже водительскими правами европейского класса. Ему не хватало только стартового капитала, без которого, как известно, на «рынке
Вскоре ему пришлось опять собирать в табачных и газетных киосках официальные отказы в приеме на работу. К счастью, его мать получила наконец пенсию от федерального бюро страхования, которую она ждала три года. Сумма, накопившаяся за это время, оказалась настолько значительной, что Владимир смог арендовать помещение недавно разорившейся турецкой закусочной, располагавшейся недалеко от его дома. Владимир сам сделал ремонт и разукрасил стены и кафельный пол абстрактными рисунками.
— Если предприятие хочет завоевать сердца покупателей, ему необходимо выделяться из серой массы конкурентов, — объяснял он, когда я заглянул к нему в закусочную незадолго до открытия. — Наше заведение будет предлагать блюда на любой вкус, настоящую интернациональную кухню: немецкую, китайскую, итальянскую, французскую…
— А кто все это будет готовить? — спросил я его.
— Я, — заявил свежеиспеченный «бизнесмен 2000» и смутился. — Это ведь на самом деле совсем нетрудно, главное иметь всегда под рукой правильный соус. А котлета она и в Африке котлета.
Его решительность свидетельствовала о том, что он всегда найдет подходящий соус.
— Мы ориентируемся на молодую интернациональную публику и, конечно, на туристов, которые нигде в Берлине ничего подобного не увидят, — сказал Владимир.
В этот момент к нам зашла старушка лет восьмидесяти и спросила, где здесь туалет. Даже такой вопрос воодушевил Владимира.
— Вот видишь, мы расположились стратегически очень выгодно. Туалеты надо будет в будущем тоже расширить и модернизировать.
Мой друг уверен, что его предприятие с успехом вступит в XXI век. Только вот подходящего названия для своего ресторана он еще не придумал. Однако завсегдатаи-алкоголики из пивного бара напротив уже дали название его заведению: руссенмафияпуфф.
Перевод И. Кивель
Ваймару — нет!
По приглашению Литературного общества Тюрингии я впервые в жизни приехал в Ваймар, чтобы принять там участие в конференции под названием «Восточная Европа — между революцией и контрреволюцией», вместе с двумя дюжинами других восточноевропейских художников: из Польши, России, Чехословакии и с Украины. Еще в поезде стало ясно, насколько сильно отличаются наши взгляды на революцию и контрреволюцию. Лишь теплая украинская водка несколько сглаживала эти противоречия.
Главный культурный центр Германии выглядел как кусок сливочного торта в микроволновке или как огромная только что открывшаяся выставка всевозможных искусств. Несмотря на тридцать семь градусов в тени, за три дня мы посетили все, что мог предложить этот очаг культуры: свежевыкрашенные бараки и реставрированные печи Бухенвальда, а также запыленные могилы Шиллера и Гете, которые мы осмотрели, несмотря на высокую стоимость входных билетов. К этому надо добавить частную коллекцию живописи, принадлежавшую Гитлеру, архив Ницше, а также музей пчел и выставку, приуроченную к юбилею тюрингской породы легавых собак.
По всему городу сновали туристы, в каждом кабаке была своя «комната Гете», в каждом туалете непременно красовалась мемориальная табличка. Мы носились с одной выставки на другую, периодически выступали сами, а оставшееся время посвящали дискуссиям об искусстве. Трем русским, с которыми я познакомился, очень понравился Ансельм Кифер, картины которого украшали стены ваймарского Музея современного искусства. Русские спрашивали меня, где теперь этот художник и чем он занимается. Я не имел ни малейшего представления, жив ли он, и рассказывал коллегам о его ранних оккупационных акциях, когда Кифер в эсэсовской форме и с мечом в руках путешествовал по немецкой провинции и завоевывал один городок за другим. Естественно, в сопровождении фотографа. По-настоящему его картины поднялись в цене, лишь когда ими заинтересовались американцы. Коллекционеры купили тогда много его картин, таких, например, как «Утренний луч света на столе фюрера» и тому подобные.