Русская Америка: слава и позор

Бушков Александр Александрович

Так что в Сибирь русских — и прочие населяющие Московию народы — гнало это волшебное слово: ясак, «мягкая рухлядь», как тогда называли меха.

Можно представить, в каких масштабах воровали тогдашние воеводы, обосновавшиеся в местах, откуда до Москвы и за полгода галопом не доскачешь, вдали от государева ока и присмотра инстанций…

А впрочем, нет нужды напрягать фантазию. Документов сохранилось предостаточно. Воеводы драли с «туземцев» ясак не только в государеву казну, но и для своего кармана, брали взятки с подчиненных им горожан, вымогали меха у купцов и промышленников — а отдельные лихие экземпляры грабили идущие из Китая торговые караваны. Сохранились подробные описания иных

методов, как две капли воды схожие порой с современными. Хочешь получить жалованье вовремя и сполна? — Отстегивай воеводе. Хочешь получить разрешение на промысел пушного зверя? Отстегивай.

А потому история Сибири пестрит упоминаниями о мятежах не только «ясашных инородцев», но и русского населения. В 1626 г. воеводу Енисейского острога Ошанина «драли за бороду», едва не убили, но простили, когда он с целованием креста пообещал больше «жесточи не чинить». В Верхоленском остроге, что на Амуре, воеводе Обухову повезло гораздо меньше, его просто убили… А впрочем, это уже другая история, о которой будет рассказано чуть позже. В Красноярске в 1695 г. воеводу вывели на берег, посадили в лодку и велели плыть куда глаза глядят, и ни в коем случае не возвращаться, если жизнь дорога. После чего Красноярск пять лет прожил вообще без администрации, самоуправлением — и ничего страшного не произошло, не было ни особенных беспорядков, ни людоедства…

Истины ради стоит упомянуть, что и сами легендарные первопроходцы были не без греха — дети своего времени. Вот вам совершенно реальная история, приключившаяся с Семеном Дежневым. Совершив свое историческое плавание через безымянный пока еще пролив, отделявший Азию от Америки, он вошел на своих кочах в устье реки Анадырь и стал продвигаться вверх. Завидев на берегу подходящих туземцев, возликовал, велел причаливать и, не теряя времени, обратился к аборигенам с насущным вопросом:

— Кому платите, мать вашу за ногу?

— Нам, соколик, нам! — на чистейшем русском языке послышалось вблизи. — Это наша корова, и мы ее доим…

И к Дежневу вышли крепкие ребята, как две капли воды похожие на его собственных казаков: кресты на шее — не басурмане, чай! — бороды и кафтаны, пищали и сабельки…

Это были конкуренты — «власьевские». Отряд, спустившийся навстречу «дежневским» по течению Анадыря — его направил обосновавшийся на Колыме боярский сын Власьев. «Власьевские» уже успели чисто конкретно объяснить местным, что они тут теперь главные, и платить следует только им.

Моментально началась стрелка, стали перетирать вопрос. Дежнев требовал долю. Ему решительно показали кукиш, логично, в общем, объясняя, что они сюда первые пришли, когда никаких Дежневых и в помине не было — так с какого перепугу делиться?

Консенсуса не достигли — и началась драка. Пищали и сабли хватило ума в ход не пускать, но мордобой случился нешуточный. Численное преимущество оказалось на стороне «власьев-ских», «дежневских» чувствительно потрепали, загнали на кочи и велели убираться отсюда к чертовой матери, пока не вышло чего похуже. Дежнев, видя, что тут ничего не выгорит, уплыл обратно в море, где добывал моржовые клыки, а порой пытался предлагать свою «крышу» корякам и чукчам — но те всякий раз отбивались, заявляя, что они люди вольные и без «крыши» вполне обойдутся. Так ничего и не вышло у Семена с коряками и чукчами. Вдобавок в те места нагрянул известный беспредель-щик Тарас Стадухин…

Братовьев Стадухиных было двое — Тарас и Михаил. Оба по заслугам числятся среди первооткрывателей, Тарас ходил по Колыме и окрестностям, а Михаил — на Дальнем Востоке. Но, помимо своих бесспорных заслуг перед географией, оба — из песни слова не выкинешь — были известны как махровые бес-пределыцики. Дежнев

предпринял новое путешествие по реке Анадырь, где собирал ясак с юкагиров, до которых еще не добрались «власьевские», — а Тарас Стадухин со своей бригадой шел следом и «громил» тех же юкагиров, как они ни доказывали, что их уже крышует Дежнев. Мало того: встретив вскоре Дежнева (на сей раз действовавшего в братском единении с «власьев-ским» Семеном Моторой), Тарас, окончательно обнаглев, отобрал собранные меха и у Дежнева, и у Моторы. Надо полагать, бригада у него была покрепче. Иначе кто бы ему добром отдал? Ограбив Дежнева с Моторой, Стадухин отправился дальше — совершать очередные географические открытия. Именно так, я не шучу. Именно он первым из русских обследовал побережье Охотского моря и будущий залив Шелихова — за каковые открытия и составленные им карты был произведен царем из простых казаков в атаманы. Как-то все это в нем уживалось: первооткрывательство и полнейший беспредел.

Его брату Михаилу повезло гораздо меньше — продолжая те же семейные традиции, он так достал аборигенов Дальнего Востока, что они его в конце концов прикончили… Правда, на Амуре и Сунгари Михаил Стадухин не был каким-то феноменом, паршивой овцой. Ерофей Павлович Хабаров (в честь коего нынче названы город и железнодорожная станция), тоже немало накуролесил: любил, что греха таить, при нападениях на даурские селения брать в заложницы главным образом женщин, для известного употребления, отчего дауры на него обозлились, но прикончить не смогли, как ни пытались. Зато против Хабарова взбунтовалась часть его собственного отряда, бежала на трех судах по Амуру, поставила в «Гиляцкой земле» собственный острог и начала собирать ясак. Нагрянув туда с пушками, Хабаров этот острог обстрелял и взял штурмом. Голову никому не отрубил, но батогами бунтовщиков бил «нещадно», отчего многие померли. Такие вот веселые дела происходили на значительном удалении от администрации — частные войны, беспредел полнейший…

Случались истории даже почище, которые так и просятся в телесериал. Взять хотя бы Никифора Черниговского — не судьба, а песня…

Означенный Никифор в документах того времени именуется «поляком», но, судя по имени и фамилии (или прозвищу?), он наверняка с Украины. Как бы там ни было, он воевал на стороне поляков против царя Алексея Михайловича, попал в плен, и был, как тогда водилось, сослан на Амур — без малейшего поражения в правах, на положении абсолютно вольного человека: пусть себе новые земли осваивает там, куда добровольцев не всегда и калачом заманишь…

Держался Никифор и в самом деле чересчур уж вольно — в один прекрасный день взялся драться с тем самым воеводой Обуховым, о котором я уже упоминал. На сей раз причиной послужили отнюдь не воеводские злоупотребления: просто-напросто кулачные дуэлянты не поделили бабу. Надо полагать, фемина была исключительно красивая — дрались долго, дрались остервенело, в конце концов Никифор так увлекся, что ненароком ухайдокал воеводу до смерти. Нравы в тех местах были свободные, Никифор остался на воле, но прекрасно понимал, что за этакие художества Москва его не помилует — а ведь непременно когда-нибудь узнает… Нужно было срочно искать выход.

И ведь нашел его Никифор! Собрав отряд вольницы, пошел в те места, которые никто еще не крышевал, собрал огромный ясак и отправился с ним в Москву, с повинной.

Царь Алексей Михайлович поначалу освирепел и приговорил Никифора к смертной казни. Но потом призадумался. Умен был царь-батюшка и мыслил по-государственному. Ход его рассуждений восстановить нетрудно: воеводу Обухова уже не вернешь, хоть сто голов оттяпай, а Никифор — человек оборотистый, эвон какую кучу мехов приволок. Может оказаться полезным еще не единожды…