Русская Америка: слава и позор
Шрифт:
Именно дом на Мойке, номер 72, где размещалось Главное правление Компании и жили высокопоставленные служащие, и стал самым настоящим штабом грядущего мятежа, где собирались руководители Северного общества. Мало того: Рылеев активнейшим образом начинает вовлекать в тайное общество множество примечательных людей, ничуть не похожих на «гвардейских романтиков». Это уже не витийствующие любители конституции и составители утопических, напрочь оторванных от реальности прожектов. Это гораздо серьезнее. «Круг Рылеева» — почти сплошь практики…
Чуть ли не перед самым восстанием к Рылееву присоединяется не раз поминавшийся барон Владимир Штейнгель — уже не восторженный юноша, а человек в солидных годах, как мы помним, служивший когда-то в Охотске, приятельствовавший с Резановым и не поступивший на службу в РАК
Через Рылеева прямо-таки валом ватт в Северное общество люди уже другого склада: не болтуны, а жесткие, порой циничные практики, которые во время мятежа будут, как мы увидим позже, действовать самым активным образом: поручик Панов, Каховский, Якубович, Оболенский, три брата Бестужевы. Именно Рылеев организует «филиал» Северного общества в Кронштадте: тут и адъютант начальника Морского штаба капитан-лейтенант Торсон, и офицеры Гвардейского Морского экипажа. Сплошь и рядом господа моряки прямо связаны с деятельностью РАК: одни служили на ее кораблях, как Михаил Кюхельбекер, брат знаменитого Вильгельма и Завалишин, другие имеют в Компании родственников, знакомых, приятелей. Возле Рылеева, формально к декабристам не принадлежа, маячат в тени на некотором отдалении и дослужившийся до серьезных чинов В. М. Головнин, и крупный чиновник Компании Орест Сомов, и многие, многие другие. Вроде Федора Глинки, который был не просто «адъютантом» главного воинского начальника Петербурга графа Милорадовича, но еще о чем значительно реже вспоминают, начальником тайной полиции графа, полагавшейся тому по должности…
Рылеев вовлек в организацию и Вильгельма Кюхельбекера — чья роль в событиях, право же, нуждается в пересмотре. И историки, и беллетристы вроде Тынянова буквально, простите за выражение, плешь проели, изображая этого человека юродивым, блаженненьким, растяпой, недотепой не от мира сего, этаким российским аналогом высокого блондина в черном ботинке.
Меж тем, если присмотреться не к внешнему облику, не к имевшей место внешней чудаковатости Вильгельма, а к его Действиям, то невозможно отделаться от впечатления, что перед нами совсем другой человек, ничуть не похожий на недотепу. 14 декабря Кюхельбекер от лица Рылеева выполняет роль связного с Гвардейским экипажем, Московским и Финляндским полками, мало того, пытается убить из пистолета великого князя Михаила — и срывается это не по растяпости Вильгельма, а исключительно оттого, что трое моряков из числа восставших решили, что это уж перебор, и выбили у Кюхельбекера оружие. Но и это еще не все: Вильгельм — единственный из членов Северного общества, который скрывался после разгрома мятежа всерьез. «Серьезные» люди в растерянности бросились по своим квартирам или пытались укрыться у друзей и знакомых (как Трубецкой, у австрийского посла), свято полагая, что уж там-то их искать не станут. А вот «недотепа» Вильгельм, переодевшись мужиком, скрылся из Петербурга, добрался аж до Варшавы, будучи в бегах чуть ли не месяц — да и попался исключительно оттого, что был чисто случайно опознан на улице верноподданным служакой, знавшим «Кюхлю» по Петербургу. Что-то не похоже все это на действия «блаженненького» хоть режьте, не похоже. Другое дело, что и он сам, и друзья с превеликим рвением выставляли его на следствии «юродивым» — тактика прекрасно известная и по уголовным, и по политическим делам…
(Кстати, в свое время Кюхельбекер служил опять-таки не в какой-нибудь заштатной конторе, а на серьезнейшем месте, в архиве Министерства иностранных дел, куда кого попало не брали. Его имя стоит рядом с пушкинским на серьезнейшей «подписке о неразглашении», которую брали в том ведомстве.)
Возле Рылеева появляется еще один серьезный человек — Гаврила Батеньков, еще один крупный экономист, инженер-строитель, в свое время работавший у крупного государственного деятеля Сперанского в Сибирском комитете, который занимался реорганизацией гражданской администрации в Сибири, и вообще всеми проектами, относящимися к Сибири (а значит, и к Русской Америке). Между прочим, Сперанского декабристы
Что интересно, перед Штейнгелем Рылеев поставил серьезную практическую задачу: привлекать в движение не гвардейцев, а как раз представителей торговых, промышленных, финансовых кругов. И Штейнгель старался… Позже, на следствии, он по вполне понятным причинам старался об этом умолчать — но есть косвенные данные. Подозрительно близки к Рылееву стали люди вроде крупного банкира Петра Северина, одного из директоров РАК, сторонника протекционистской политики, то есть защищающей отечественного производителя. Но об этой стороне дела как раз сохранилось крайне мало свидетельств — поскольку банкиры, предприниматели, «купцы», в отличие от гвардейских говорунов, как раз избегали (во все времена, в России ли, или за рубежом) оставлять письменные следы. Эти люди ни проектов, ни конституций не писали, предпочитая обсуждать все на словах…
Одним из доказательств крайней серьезности Рылеева служит еще и то, что он, опять-таки в отличие от «романтиков в эполетах», не касался совершенно будущих планов преобразования страны после победы мятежа. Это и есть признак крайней серьезности. По-настоящему умные люди прекрасно понимают, что будущее предусмотреть невозможно — а все усилия следует направить исключительно на захват власти. Там будет видно. Остальное приложится. Главное — взять власть, взять, взять…
Наполеон Бонапарт, разгоняя прежнее правительство и становясь единоличным диктатором, действовал в полном соответствии с этим простым правилом. Прекрасно известна его фраза: «Нужно завязать бой, а там видно будет». Точно так же действовал и Ленин, вне зависимости от нашего к нему отношения — гений победы. Ни малейшей попытки заниматься бесполезными умствованиями по поводу будущего обустройства, все усилия — на захват, захват, захват. Нужно поменять тактику и стра тегию? Разворачиваемся на сто восемьдесят градусов! Нужно для пользы дела перехватить лозунги у политических соперников? Да ради бога! Для пользы дела подружиться с чертом из пекла? Нет проблем, где там рогатый, зовите…
Цинично, конечно, но именно так и достигается победа. Я никого и ничего не оправдываю, просто напоминаю, что из многочисленных заговорщиков, решивших сломать старую систему, успеха достигали как раз те, кто не заморачивался будущим устройством общества, а все силы нацеливал на захват власти.
Именно таким был и Рылеев. Его рассуждения по поводу будущего устройства жизни были кратки, обтекаемы и туманны: «Временное революционное правительство» — и точка. В эту универсальную формулу можно при желании потом втиснуть что угодно…
И, наконец, Завалишин, принятый в Северное общество опять-таки Рылеевым. Вот это уже совсем интересно…
Трудами тех же историков и беллетристов «романтического» направления морской офицер Дмитрий Иринархович Завалишин сплошь и рядом предстает фигурой несерьезной, прожектером, авантюристом, мистификатором. Созданный им «Орден Восстановления» изображается чем-то несерьезным, опереточной затеей, очередным заскоком восторженного фантазера…
А меж тем действительность сложнее, интереснее и серьезнее. Завалишин всерьез намеревался присоединить к российским владениям всю Калифорнию. И шансы на успех у него были нешуточные…
В 1823 г. мичман Завалишин прибыл в Калифорнию на фрегате «Крейсер», совершавшем кругосветное путешествие под командованием М. П. Лазарева. Стоянка затянулась надолго. Завалишин, кстати, «крутил роман» с родственницей Кончиты Марией Меркадо — но эта романтическая деталь нас не должна интересовать на фоне всего остального.
Девятнадцатилетний мичман проявил незаурядный ум, наблюдательность и решимость. Калифорния в то время, как я уже упоминал, совершенно отложилась от Мексики, не способной повлиять на события. В самой Мексике творилось тогда черт-те что: только что выставили императора Августина Первого и Последнего, претенденты на верховную власть расталкивали друг друга, пытаясь вскарабкаться в Главное Кресло. Смешно, но генерал Санта-Ана за двадцать лет одиннадцать раз побывал президентом Мексики. Именно что побывал: его свергали, он, отсидевшись, собирал группу поддержки, которую иные циники именовали бандой, снова захватывал власть, его снова сбрасывали, он снова пытался… если бы не помер от усталости, наверняка и в двенадцатый раз попробовал бы вернуться к штурвалу…