Русская Австралия
Шрифт:
В 1910 г. о. Иннокентий получил отпуск от епископа Мефодия и благословение на заграничное путешествие. Побывал он в странах Европы, а также на Афоне, что, собственно, и было основной целью его поездки. Вернувшись обратно, получил назначение в Томскую епархию. В 1917 г., устав подвизаться на трудном пастырском посту, о. Иннокентий временно вышел за штат и по приглашению стал работать в Культурно-просветительном союзе Алтайского края секретарем, а потом и членом правления союза. Затем перешел на Алтай в только что созданное Уездное Каракорум-Алтайское земство, приняв должность секретаря культурного отдела по внешкольному образованию. Сначала он работал в глубинке Алтая, в селе Чемал на реке Катунь, а затем — в селе Улала. Когда в 1919 г. на Алтае началась гражданская война, о. Иннокентию пришлось из Бийска, куда он приехал после закрытия земства, и без семьи, оставшейся в Чемале, пробираться в Томск. Не желая сотрудничать с большевиками, он решил уехать в Японию (под предлогом изучения народного образования), чтобы затем уехать в США. С большими трудностями о. Иннокентий добрался через Иркутск и Читу во Владивосток. Знание языка эсперанто помогло ему в получении визы в Японию. Высадившись в Цуруоке, он постепенно добрался до Токио, где прожил около двух с половиной лет. Для ознакомления со школьным делом Серышев проделал пешком путь в 200 миль от Токио на юго-запад, до Шизуока, по знаменитому Императорскому пути Токкайдо. Собрав достаточно материала для лекций и для выставки, о. Иннокентий приехал в начале 1922 г. в Харбин. Получив место законоучителя, он в свободное время прочел в Обществе ориенталистов, членом которого был, около десяти лекций о системе школьного образования в Японии. Эти доклады, вместе с выставкой собранных им материалов, были напечатаны в журнале Общества ориенталистов «Азия». Некоторое время о. Иннокентий работал по приглашению учителем у китайцев в Пекинском эсперанто-колледже. Вернувшись обратно в Харбин в 1923 г., он начал издавать на эсперанто богато иллюстрированный журнал «Ориенто» о странах Восточной Азии. Но успел издать только 2 номера, так как ему пришло разрешение на въезд в Австралию. В январе 1926 г. о. Иннокентий выехал в Австралию, оставив жену и сына на время в Харбине. В Сиднее коллеги-эсперантисты помогли ему найти работу подручного в частной гостинице. Через полгода из Харбина в Сидней прибыли и его жена с сыном Михаилом. В то время в Сиднее не имелось ни одного православного храма, совершать службы было негде, приезд в Сидней русского православного священника не вызвал у большинства мирян ни малейшего интереса. Не видя перед собой иной перспективы, о. Иннокентий вынужден был заняться физическим трудом для содержания себя и семьи и для выплаты долгов по обеспечению ему переезда сюда. Он писал в статье «Под Южным Крестом» (Рубеж, 1933): «Чем только ни занимаются здесь русские. Фермеры и рабочие, интеллигентный труд (врач, техник, священник, учительница в австралийской школе), торговец, офеня (коробейник, спортсмен, лакей, горничная, швея, прачка, ресторанодержатель и служащий в ресторане, трапезник в церкви, повар, резчик тростника, маляр, столяр, фотограф, регент хора, шофер, спекулянт, певец, погонщик скота, владелец маленького предприятия… — всего не перечислишь».
Не все русские, однако, относились к религии безразлично. Несколько человек-мирян обратились к о. Иннокентию с просьбой организовать общину и начать совершать церковные богослужения. Тогда он стал искать возможность совершать церковные службы в помещениях имевшихся в Сиднее православных храмов. После служб в греческом храме община во главе с о. Иннокентием перешла к сирийцам, и службы продолжались в храме Святого Георгия, где протоиереем был о. Николай Шехади. Службы в сирийском храме продолжались до 1928 г. Однако нововведения о. Иннокентия, который, как уже упоминалось, начал читать Апостола и Евангелие за службой на русском языке вместо церковнославянского и употреблять часто народу с русским греческий, арабский и английский языки, а однажды на Пасху читал Евангелие даже на эсперанто, пришлись не по вкусу «старостильникам»-мирянам, и у о. Иннокентия начались частые стычки с членами «приходсовета», которые считали его слишком «левым» по убеждениям. В результате 2–3 года не было даже рождественских служб, так как в старостильный день Рождества Христова (7 января) все были на работах и службу посетить не имели возможности.
Положение, когда священник в отсутствие своего храма совершает только одну службу в месяц, было очень тяжелым для о. Иннокентия. Позднее появилась возможность совершать богослужения в Русском клубе, что было связано с некоторыми неудобствами, ведь клуб состоял из одной комнаты на верхнем этаже, где обычно обедали, пили пиво, курили, танцевали, а потом приходилось комнату убирать, чтобы можно было совершать богослужения. В своих статьях в «Хлебе Небесном» (№ 12, 1939) он отмечал, что «…публика инертна до невероятия… мало кто думает о своем храме, хотя бы маленьком… богачи жмутся, отнекиваются, кивают друг на друга… в итоге никто не начинает и никто ничего не дает на постройку храма, и молятся в клубе, около уборной!..».
Начало переменам к лучшему заложил, как это ни странно, приехавший на гастроли в Австралию хор Жарова. Дав с громадным успехом много представлений в разных городах страны, в том числе 22 концерта в одном только Сиднее, хор покинул полюбившуюся ему Австралию, оставив здесь чуть ли не половину своего состава. Заработав приличные деньги, 10 человек хористов остались в Сиднее и Мельбурне, купили здесь куриные фермы и принялись устраивать свою жизнь на пятом континенте. Комментируя это, Сергей Жаров отмечал в своем дневнике: «Казака потянуло к земле». Первое время они все усердно трудились на своей земле, осваивая незнакомые им методы работы, ведь австралийские условия оказались совсем не такими, как в России. Постепенно жизнь у казаков-фермеров стала налаживаться, появилось свободное время. Вспомнились былые времена концертов, поездок, к тому же все они были благочестивыми православными христианами. Понемногу начали посещать редкие службы, несмотря на дорогой проезд из провинции в город, где была церковь. В помощь настоятелю общины о. Иннокентию организовали церковный хор из 10 человек. Бывший помощник Жарова Петр Иванович Гольев взял на себя обязанности регента. Таким образом, молодые певцы своей инициативой сдвинули церковную жизнь с мертвой точки и в небольшой русской колонии началась настоящая церковная работа (Единение, № 12, 1973). Отец Иннокентий продолжал считаться настоятелем общины, но служил почти бесплатно, днем работая то на стекольной фабрике, то на ремонте домов, то ночным уборщиком в ресторане, то даже в женском родильном госпитале. Все же нормальную церковную жизнь оказалось не так легко организовать. Немногочисленность русской колонии, низкая в то время оплата труда всех австралийцев, включая и русских (надвигалась депрессия 1929–1932 гг.), частые пререкания о. Иннокентия с руководителями общины, невозможность договориться настоятелю общины и «приходсовету» из-за разных взглядов на отправление церковных служб и обрядов — такая неустроенность продолжалась еще около 5 лет. Постепенно о. Иннокентий стал активнее трудиться на ниве издания книг, журналов и газет на русском языке, выйдя за штат церковной общины. Подробнее о его издательской деятельности я упоминал в главе 5. Количество русских в Сиднее в начале 1930-х гг., по приблизительным подсчетам, не превышало 500 человек, а всего в Австралии — не более 1500 человек. Тяжелые условия жизни часто заставляли иммигрантов показывать чудеса изобретательности и приспособляемости в борьбе за существование.
В 1929 г. в Австралию был приглашен архимандрит Мефодий (в миру — Михаил Иванович Шлемин) (1872–1954), который был также талантливым художником-иконописцем. О его переезде позаботились его бывшие прихожане в Пекине. Архимандрит Мефодий до отъезда в эмиграцию состоял в братии Валаамского монастыря, в 1904 г. принял монашество, в 1909–1919 гг. был настоятелем Абалакского Знаменского монастыря. Приехав в 1920 г. через Читу в Харбин, в 1925-м он стал настоятелем Иоанно-Богословской церкви при приюте Иверского братства. Потом состоял в Пекинской миссии, жил в Шанхае. Приехав в Австралию, сначала был настоятелем Свято-Николаевского храма в Брисбене, а переселившись в Сидней, сразу же стал хлопотать о строительстве храма в этом городе.
Первая сиднейская православная община, едва не прекратившая своего существования в связи с уходом о. Иннокентия Серышева за штат, с приездом о. Мефодия Шлемина получила столь необходимый ей толчок в направлении дальнейшего развития церковной работы. Благостный архимандрит Мефодий своей скромностью, отзывчивостью и молитвенностью сразу по приезде завоевал себе расположение и уважение членов общины.
В 1938 г. в связи с празднованием 950-летнего юбилея Крещения Руси святым равноапостольным великим князем Владимиром, Архиерейский Синод Русской Православной Зарубежной Церкви, находившийся в то время в Белграде (Сербия), разослал по всем зарубежным приходам пяти континентов призыв о повсеместном праздновании этого торжества. Было сообщено, что несколько храмов, возникших в этом году в Зарубежье, получили наименование Свято-Владимирских, «как почитание святости Св. Равноапостольного Князя Владимира, и в воздание ему за национальную заслугу — приобщение русского народа к христианству». Призыв Синода встряхнул русских, живших в Сиднее и других городах Австралии. Они почувствовали, что им невозможно оставаться в стороне от празднования 950-летия Крещения Руси. Получив от Синода разрешение на сбор средств для храма, Комитет по подготовке к празднованию выпустил подписные листы, и в день празднества была собрана небольшая сумма на его постройку. Однако построить храм силами одних только прихожан было делом далеко не легким. Нужны были щедрые жертвователи из среды богатых русских бизнесменов. В Сиднее в то время было уже несколько зажиточных лиц, в том числе Иван Дмитриевич Репин, хозяин нескольких кафе-ресторанов, расположенных на лучших улицах города. Еще двое русских имели по два ресторана с кафе, а у некоторых были также и доходные дома. В то же время самым главным занятием среди беженцев оставалось фермерство. В конце 1939 г. был куплен старый двухэтажный дом с участком на Оксфорд-стрит, который сразу же был арендован приходским советом. Дом был переоборудован под временную церковь и квартиру для настоятеля. С приобретением хоть и временного, но своего собственного помещения для храма все церковные службы стали совершаться здесь.
Александр Васильевич Серапинин в статье «Архимандрит о. Мефодий (Шлемин)» (Церковное Слово, № 12, 1964) описывает много интересных случаев из жизни Свято-Владимирского прихода и его настоятеля о. Мефодия. Так, «в купленном доме было немного обстановки и два ковра: один новый, другой старый, потертый. Решили положить новый на виду, в храме. А в алтарь — все равно не видно! — потертый. Велико было возмущение архимандрита: «Как вам не стыдно! Ведь алтарь — это горница Божия! Там все должно быть новое и приукрашенное»… Когда вносили престол, прочно и по уставу собранный предварительно в гараже, то оказалось, что никто не догадался промерить предварительно входы в дом: престол не входил ни в двери, ни в окна, и не было иного выхода, как отпилить ножки, чтобы потом, на месте, наставить их снова. Архимандрит был расстроен до крайности, переживал этот случай невероятно, был прямо-таки убит… «Не полагается престол резать и наставлять! Лучше бы мне ноги отрезали!». Вместе с тем прихожан в храме становилось все больше, и встал вопрос о строительстве нового храма. Поиск подходящего участка под храм занял много времени, но после значительных принципиальных, формальных, технических и финансовых затруднений приходу удалось добиться своей цели — был найден вакантный участок на Робертсон-Роуд, дом 31 в Сентенниал-Парке, центральном районе нынешнего Сиднея. 11 марта 1942 г. был подписан контракт о покупке. На этом месте Свято-Владимирский храм находится и поныне, радуя прихожан своим уютом и умиротворенностью домашней церкви.
Когда с началом Второй мировой войны связь с Югославией была потеряна и русские приходы в Австралии оказались отрезанными от Белградского Заграничного Синода, а также и от ближайшей иерархии Духовной миссии в Пекине, о. Мефодию пришлось самостоятельно решать вопрос о выборе временного духовного главы. Для соблюдения субординации решили обратиться к греческому владыке Тимофею с просьбой встать под его покровительство до тех пор, пока не возобновится связь со своими иерархами. Таким образом, к моменту покупки участка, а потом и дома в Сентенниал-Парке Свято-Владимирский приход оказался в подчинении греческого архиепископа Тимофея (Евангелинидиса), в одном ряду с другими православными Австралии — греками, румынами, сербами, сирийцами.
По инициативе греческого митрополита Австралии и всей Океании Тимофея в Сиднее 3 декабря 1939 г. была созвана конференция всего православного духовенства Австралии — греческого, русского и сирийского. На конференции обсуждались вопросы о смешанных браках и о взаимоотношениях с англиканским духовенством, с которым допускалось молитвенное общение, но не евхаристическое. После конференции праздновался 40-летний юбилей пребывания владыки Тимофея в духовном сане. Митрополит Тимофей, знающий греческий, русский, английский, румынский и сирийский языки, был уважаем и любим и православными, и англиканскими прихожанами. На литургии в Софийском соборе, помимо греческого духовенства, ему сослужили два русских священника: архимандрит Мефодий и о. Иннокентий Серышев. Присутствовал также англиканский священник Стюарт Воттс, редактор журнала-еженедельника «Черч Стандард». Надо отметить, что англиканская церковь в те времена часто приходила на помощь нуждающимся православным русским. Так, для совершения Пасхальной Заутрени ею был предоставлен храм Святого Лаврентия на Джордж-стрит, всего в нескольких шагах от Русского клуба. Эти торжественные ночные богослужения, совершавшиеся ежегодно до Пасхи 1956 г. включительно, были значительным событием не только для немногочисленной русской колонии Сиднея, но также и для русских всего штата Новый Южный Уэльс, специально приезжавших на Заутреню в Святую Ночь. В дни войны среди молящихся на Заутрени можно было видеть военных — представителей союзных армий: австрийской, голландской и даже французской. Все они своим присутствием подчеркивали значение Православной Церкви в единении верующих. Присутствовавшее на конференции греческое духовенство приняло участие в судьбе о. Иннокентия Серышева, найдя, что нехорошо священнику быть на черной работе и мыть полы в ресторане. Решено было образовать фонд взаимопомощи, из которого выдавать ему пособие в размере того, что он зарабатывает в ресторане на ночной работе, пока он не найдет другую работу. Также было решено поручить о. Иннокентию Серышеву набор в его типографии греческого ежемесячника. На конференции пришли к заключению издавать ежемесячник объемом в 16 страниц на языках греческом, русском, английском и сирийском. Владыка Тимофей и съезд признали очень важным издание такого религиозного журнала.
В начале 1945 г. греческий архиепископ Тимофей по указанию Вселенского Патриарха безоговорочно признал Московскую патриархию. Это событие вызвало в русском приходе волнения, которые вылились в неудовольствие части прихожан. Некоторые прихожане хотели остаться под греками, иные же хотели даже признать московского патриарха. Посыпались нападки на настоятеля в таких резких формах, с таким умалением пасторского престижа и авторитета, что о. Мефодий тяжко заболел и вынужден был отказаться от настоятельства, переселившись на ферму. По окончании войны связь с Европой восстановилась, и митрополит Анастасий, вняв просьбам Сиднейского прихода о присылке настоятеля, назначил служившего в Маниле монаха архимандрита о. Феодора Пудашкина настоятелем Свято-Владимирского храма. Отец Феодор прибыл в Сидней в конце 1945 г. К 1948 г. в Австралии было уже четыре священнослужителя: архимандрит о. Феодор Пудашкин, заштатный больной архимандрит о. Мефодий Шлемин, протоиерей о. Валентин Антоньев, заштатный священник о. Иннокентий Серышев. Действовали два прихода — в Брисбене и Сиднее.