Русская Доктрина
Шрифт:
Дороговизна кредита, как неизбежное следствие ограниченности денежных средств, находящихся в распоряжении кредитной системы, явилась и является одним из основных факторов инфляции.
Ни обычное инвестиционное кредитование, ни кредитование для адаптации к конъюнктуре российская кредитная система производить не в состоянии, как равно и обеспечивать бюджетный сектор низкопроцентными кредитами.
Практически экономика России (имеется в виду реальный сектор) минимум десятилетие работала в бескредитном режиме, а сейчас работает в почти бескредитном режиме.
Машиностроение и легкая промышленность, как и все сложные производства вообще, рухнули в России именно потому, что не имели возможности получить кредиты для адаптации к конъюнктуре. Именно поэтому, а не по какой другой причине, они оказались неконкурентоспособными.
Среди членов ВТО с крупными экономиками нет ни одной страны, у которой кредитная система была бы в столь жалком состоянии, как в России.
Последствия игнорирования задачи строительства эффективного фондового рынка
Реальным количественным показателем параметров катастрофы может служить оценка состояния бывших советских активов (при том, что никаких других в существенных масштабах у нас за это время создано не было). За годы экономических, “рыночных” реформ не только вдвое сократился объем ВВП, втрое по сравнению с советской упала производительность труда в базовых отраслях промышленности, но и более чем в 40 раз (по оценке С. Чернышева) снизилась совокупная оценка активов. В результате “строительства капитализма” страна обесценилась практически в ноль. Из чего, кстати, следует как минимум то, что никакого капитализма (в отличие от “рынка”) у нас не строилось.
За годы “рыночных” реформ страна обесценилась практически в ноль. А сильное занижение стоимости корпораций фондовым рынком автоматически парализует инвестиционную деятельность.
Условием экономической эффективности работы фондового рынка является его способность более или менее реалистически оценивать активы корпораций. Если фондовый рынок сильно занижает стоимость корпораций, автоматически парализуется инвестиционная деятельность. В самом деле, если, например, на инвестирование в корпорацию 100 млн долларов фондовый рынок реагирует увеличением стоимости ее акций на 10 млн долларов, то лучше инвестиции вообще не производить.
Во многом именно по этой причине обвал курса акций в США в 1929–1932 гг. во время Великой депрессии до уровня в несколько раз ниже реальной стоимости имел следствием обвальное падение корпоративных инвестиций.
Реально соотношение действительной и курсовой стоимости корпоративных активов в России даже сегодня меньше, чем в США в 1932 г. Отсюда низкая склонность частных российских инвесторов к инвестициям (в особенности в капиталоемкие проекты) и соответственно их высокая склонность к вывозу капитала, а для потенциальных микроинвесторов (сфера малого бизнеса) – к его тезаврации в СКВ.
Но это еще не все негативные следствия. Многократное занижение фондовым рынком курса акций даже первоклассных российских предприятий имеет также следующие результаты:
1) почти все российские компании не располагают возможностями полноценного использования акций для залогового обеспечения кредитов, а равно и для размещения облигаций;
2) чрезвычайно облегчается скупка их акций, порождая неустойчивость отношений в системе собственности, что имеет следствием ограничение внутрифирменного планирования краткосрочными перспективами;
3) в условиях не только заниженного курса акций, но и сверх того еще и заниженного курса рубля иностранные портфельные инвесторы получают возможность приобретать первоклассные российские активы буквально за бесценок, в том числе – с целью уничтожения конкурирующих производств (“скраппирование”);
4) как конвертер корпоративной собственности в частную фондовый рынок России оказывается абсолютно неэффективным.
Последнее положение заслуживает особого внимания. Распространено представление, что акционирование, если акции (или им эквивалентные ценные бумаги типа ваучеров) распределяются среди частных лиц, сразу создает частную собственность. Однако это не так. Размер частной собственности, созданной акционированием, зависит не столько от реальной стоимости акционированных активов, сколько от ее оценки фондовым рынком. Если акционируется актив стоимостью в 1 млрд долл., а фондовый рынок оценивает этот актив в 50 млн долл., то результатом акционирования является образование частной собственности, равной не 1 млрд долл., а только 50 млн долл.
Подобная ситуация и имеет место в России.
Масса частной собственности может быть увеличена за счет приватизации на 10–20%, а за счет повышения эффективности фондового рынка она может быть увеличена по корпоративному сектору в 5–10 раз.
“Великая приватизация” корпоративных активов в 90-е годы фактически создала весьма скромную по размерам частную собственность (меньше 200 млрд долл.) именно потому, что она проводилась в условиях неэффективного фондового рынка. При наличии эффективного фондового рынка приватизация лишь 1/3 и даже 1/5 реально приватизированных корпоративных активов создала бы намного большую по размерам частную собственность.
При наличии эффективного фондового рынка приватизация лишь 1/3 и даже 1/5 реально приватизированных корпоративных активов создала бы намного большую по размерам частную собственность.
Чтобы в активах домашнего сектора акции заняли видное место, нужна не дальнейшая приватизация – нужно повышение эффективности фондового рынка до нормального уровня и, соответственно, увеличение в 5–10 раз рыночной стоимости уже приватизированных активов.
Однако, что характерно, задача повышения эффективности фондового рынка и рыночной капитализации приватизированных корпоративных активов в России в практическую плоскость за время реформ не ставилась.
Результаты:
– незначительная рыночная капитализация акций, недопроизводство частной собственности;
– неэффективное инвестиционное обслуживание корпоративных производственных активов;
– недоинвестирование корпоративного сектора экономики, и особенно средних и крупных корпораций;
– выход основных фондов из строя и постепенное уничтожение приватизированных активов (что с точки зрения собственника равноценно национализации, а с точки зрения общества в целом гораздо хуже его национализации);