Русская фантастика 2005
Шрифт:
— Так он наш, понял? Иди, не мешай!..
…Просто Максим не любил подобный народ. Чему именно подобный, он даже затруднялся уточнить. Слово «быдло» не выносил, но не называть же их благородным латинским «плебс»! Однако не любил, причем сильно. Интеллигент в четвертом колене, ничего не попишешь. «Интель», как выражался он сам.
— Ваш?
Вот этого будущие чемпионы и не знали — психологии. А она наука хитрая, учит всякому. В том числе и паузу держать, и взглядом пустым смотреть в чужие глаза. Ну-ка подождем…
— Максим, мы это… Доиграем только!
Теперь
— Нужен сейчас. Я его описывать буду — для отчета. Кстати, нижняя челюсть где?
Экспедиция копала уже третью неделю. В этом году везло: ни дождей, ни дизентерии, ни запоя у бульдозериста. Большой Курган почти закончили, вскрыли три малых, две одиночные могилы и даже обследовали соседнее поселение, то, что за совхозным садом. Кое-что нашли. Череп, например.
Нижняя челюсть оказалась поблизости, рядом с хозяйственной палаткой.
Максим мог быть вполне доволен. Опыт прикладной психологии удался вполне, шум за пологом палатки утих, а он оказался владельцем индивидуального черепа. Вопрос лишь в том, что с ним, с черепом, делать дальше. Не описывать же, в самом деле! Вообще-то полагалось, но никто этим и не думал заниматься, причем не только в данной, но и во всех известных Максиму экспедициях. Специалисты в Киеве, а брать недоучку из мединститута — себе дороже. Лучше лишнего копача пригласить, хотя бы из того же физкультурного.
Максим взял череп, взвесил на ладони. Бедный Йорик, не знал я тебя! Просто выкопал сегодня как раз перед обедом. Лежал ты, где и полагается лежать черепу — в давно порушенном кургане. Выше на метр от костяка, в обвалившемся грабительском лазе. Знакомый почерк — дорыться до ямы, оттяпать голову вместе с кистями рук (почти все золото на них), а после вверх, пока землей не придавило. Иногда, впрочем, давило и очень успешно — как в кургане, раскопанном ровно неделю назад.
Итак, череп. Итак, бедный Йорик. Скифского происхождения, возраста, судя по жалким остаткам инвентаря, тысяч двух лет с половиной, сохранности средней… Что еще? А еще ты не Йорик, а мадам Йорик или далее мадемуазель. Мадам — если исходить из все того же инвентаря (сережка, бронзовый браслет, две бусины), а мадемуазель — судя по (ого!) прекрасно сохранившимся и совершенно не сточенным зубам. Если учесть, что жевали и кусали в те годы не в пример нынешнему, то… Вам и двадцати еще не было, мадемуазель Йорик!
И что прикажете с вами делать?
Сергей Сергеевич, начальник экспедиции, изволил удивиться. Редкий случай, между прочим! Начальники экспедиции не удивляются даже на раскопе. «Так я и знал!» — и весь сказ, даже если лопата вывернула золотую пектораль с грифонами.
— Максим! Откуда это?
— Курган номер три. Сегодняшний. Куда положить?
Начальник позволил себе не просто удивиться — моргнуть. Остальное Максим мог угадать заранее. Сейчас ему объяснят, что краниологическое исследование в этом году невозможно, вести в музей — тоже, фонды и так переполнены… Если же коротко: «Избави нас бог от старательных старшекурсников!»
Значит, можно проявить инициативу.
— Я подумал, Сергей Сергеевич… Закопаю его рядом с курганом, а место в дневнике помечу. Лежал со времен Перикла — и еще полежит. Если вдруг понадобится — возьмем. Так сказать, долговременная консервация.
— Правильно, действуй!
В начальственном взоре читалось явное одобрение. Но и укор тоже. Мол, ты же не из Дворца пионеров, Максим! Или сам сообразить не мог?
А вот не мог. Идея с «долговременной консервацией» родилась сама собой, посреди разговора. Спонтанно, если совсем по-научному. Как и бессмысленная затея с отменой футбольного матча.
Штыковую лопату он взял в хозяйственной палатке, бутылку же портвейна пришлось покупать в сельмаге совхоза имени Химерного, на что ушло ровно полтора часа.
— Череп! А точнее, уважаемая мадемуазель! — проникновенно начал Максим, сидя рядом со свежей ямой и подсвечивая себе фонариком. — Прежде всего сообщаю, что кости я тоже собрал. Кажется, все, мы их в угол раскопа сложили…
Максим не страдал типичной интеллигентской привычкой разговаривать сам с собой, но в данном случае имел полное право считать, что находится в компании. Кроме того, ночь, пустая степь, разрытая могила, да и бутылка уже не полна… Кто осудит?
— Прежде чем поговорим о дальнейшем, позволю себе представиться. Имя мое вы уже, вероятно, слыхали. Остается добавить, что я студент третьего курса исторического факультета, копаю с четырнадцати лет, дело это люблю, надеюсь лет через пять стать заместителем начальника экспедиции и… И, между прочим, из-за вас я порезал палец.
Последнее было не совсем справедливо. Максим оказался сам виноват, ибо решил копать без фонарика и почти сразу же наткнулся на бутылочное стекло. Пришлось заливать рану портвейном.
— Наконец о том, что я тут вообще делаю. Отвечу так: и самому интересно. Все мои сегодняшние поступки нахожу странными и нелогичными. Будет желание, можете подумать на досуге. Попытаюсь лишь выдвинуть непротиворечивую версию. Скажем, я учел, что вы умерли молодой, после смерти вас ограбили, а затем всякая босота посмела играть вами в футбол. Все данные обстоятельства и вызвали мою неадекватную реакцию.
Максим замолчал, дабы оценить, как это все выглядит со стороны. Да уж! Но раз взялся — доводи до конца.
— Поскольку оба мы с вами не христиане, позволю совершить над вами нечто вроде языческого обряда. Прошу прощения, если вместе с благородным портвейном за рубль тридцать две на ваши кости попадет капля моей крови. Впрочем, так будет еще архаичнее. А на память о вас оставлю себе сердоликовую бусину, которую имел честь только что найти в отвале вашего кургана. Описывать в дневнике и сдавать не буду, чтобы не путать хронологию.
Максим порылся в кармане штормовки, подсветил фонариком. На ладони лежал неровный коричневый шарик. Издалека — камешек и камешек, но вот луч коснулся поверхности, и где-то в глубине засветился ответный огонек…