Русская фантастика 2008
Шрифт:
— Вы видели и официально подтвердите, что на доктора Квинсли упал многотонный камень, увлекая его в пропасть, — добавил Брэддок. — Спасти его не было ни малейшей возможности.
— Именно так все и было. Зато ваши грамотные и своевременные действия позволили вовремя эвакуировать остальных.
— Ну а теперь не для протокола. Почему все-таки Квинсли сумел вызвать демона, но не сумел его контролировать? Ведь он знал команды.
— «Команды», — усмехнулся Джонс. — Тут могут быть две причины. Первая — ошибки произношения. Тут до сих пор есть разночтения даже в отношении неплохо изученных языков майя, а уж эта магическая тарабарщина… Но я думаю, что куда более существенна вторая причина. Вы помните,
— Двадцать третье декабря… Ах, да. Конец света.
— Именно. Помните, что было сказано в тексте? «Всех убьет, все сокрушит в свое время». В свое время! В IX веке это время просто еще не настало, вот жрецам и удалось в конце концов с ним совладать. Но сегодня Буульбааль явился во всей своей силе, дабы забрать давно ему предначертанное. И вел за собой воинство, способное разрушить весь мир. Так что не преуменьшайте своих заслуг, полковник. Вы действительно остановили вторжение, или предотвратили Армагеддон — как вам больше нравится.
— Ну, мы действительно не дали основным силам противника выйти на поверхность. Но не думаю, что даже в худшем случае то, что смог десяток солдат, не сумели бы повторить куда более крупные армии.
— Вот это для меня, кстати, остается непонятным, — заметил доктор. — Было же сказано, что Буульбааль — это абсолютное оружие, что никакая армия, никакая сила в мире не устоит перед ним! Каким же образом всего несколько солдат…
— Ну это-то как раз очень просто, — осклабился полковник. — В IX веке так оно и было. Ни одна тогдашняя армия, и даже все они вместе, не смогли бы его одолеть. Тогда эти ваши майя справедливо называли его абсолютным оружием, но они не учитывали технического прогресса. В XXI веке с такой задачей справляется всего одно отделение пехотинцев. При помощи, конечно, этой замечательной штуки, — полковник похлопал свое оружие по прикладу, словно старого друга по плечу. — Штурмовая винтовка М16А4, док — рекомендую.
— Вы хотите сказать, — улыбнулся Джонс, — что теперь именно это — абсолютное оружие?
— Нет, — серьезно ответил Брэддок, — я слышал, что уже идет работа над модификацией А5.
2007
Александр Бачило, Игорь Ткаченко
КРАСНЫЙ ГИГАНТ
Каурый Черт, плохо кованый, полумертвый от усталости и бескормицы, заметно припадал на левую заднюю, но честно тянул разбитую подводу в гору. — Сгубили коня, — вздыхал ездовой тяжелой батареи Алексеев. — Где ж это видано — кровного аргамака с-под седла да в оглобли! Алексеев шел рядом с подводой, изредка «деликатно» встряхивая поводьями. Погонять Черта было ни к чему. Конь и так исходил паром, скользил сбитыми копытами по заиндевелым голышам, но от колонны не отставал. Выучка. Ходил этот конь под седлом еще третьего дня, носил молодого полковника Плошкина по длинной, как дорожка ипподрома, Арабатской стрелке. Да как носил! Коршуном налетал на серые шинели, что звались отчего-то красными, сбивал грудью, пропускал только справа — под шашку азартного в бою полковника. Ходил в атаку лавой на злых кобылиц, посадивших себе на спины людей с длинными пиками. «Ну, пронеси, Господи!» — кричал Плошкин, и Черт проносил его меж пиками в самую кобылиную гущу, и летели под копыта островерхие шлемы… А вот от красных пулеметов не унес. Обожгло обоих — коня и седока; Черта больно укусил свинцовый овод в ногу, а полковника — не больно, в голову. Лежит теперь Плошкин на мерзлом песке и глядит мертвыми глазами на мертвую зыбь Азовского моря, а раненый Черт тащит подводу с ранеными к берегу моря Черного. Жилы рвет конь, торопится вслед за колонной на трясущихся тонких ногах и словно бы уже и сам понимает, что к смерти своей спешит. На корабль ведь не возьмут, да
Один из раненых откинул шинель, приподнялся на локтях.
— Что там, Алексеев?
— Разведка прибегла, — сказал ездовой, — должно, с Феодосии… Разведчики, огибая колонну, взрыли придорожную грязь, чуть прикрытую ледком, и осадили у коляски командира дивизии. Один из них спешился, откинув башлык, приложил ладонь к козырьку измятой фуражки, тяжело шагнул на дорогу. Коляска остановилась, а вслед за ней и вся колонна, не дожидаясь приказа, встала. Еще не слыша доклада, все уже почуяли недоброе.
— Ваше превосходительство! Суда из Феодосии ушли, — негромко произнес разведчик.
— Ушли! — разом колыхнулась дивизия, вся, от передового дозора до обозного аргамака Черта.
— Ушли без нас!
— Что за черт?! Этого не может быть!
— Бросили! А как же штаб фронта?
— Драпанул к чертям собачьим!
— Какого черта?!
— Да стой ты, не дергай! — прикрикнул Алексеев на Черта, слышавшего свое имя со всех сторон.
— Сволочи! — раненый повалился на дно подводы и закрылся шинелью с головой.
— Красные идут от Керчи, — продолжал докладывать разведчик, ротмистр Климович. — Возможно, они уже в Феодосии. Нам остается только Коктебельская бухта. Там могли остаться суда.
— Разве что чудом, — в мрачной задумчивости произнес генерал Суханов.
Он вынул из кармана вскрытый конверт с приказом на эвакуацию.
— По планам Генштаба — ни черта там нет…
— Я отрядил фелюгу из Феодосии, чтобы прошла морем до Судака. Если где-то на рейде еще есть корабли, их направят в Коктебель. На фелюге пулемет. — Климович сделал шаг к коляске, взялся за поручень и сказал совсем тихо: — Петр Арсентьевич! Коктебель — это последний шанс! А планы Генерального штаба… — он сморщился, будто хватил кислого, — нижним чинам на курево раздать… В порту о планах никто и не слыхал, осмелюсь доложить. Там, говорят, такое творилось… Генерала Осташко на трапе убили. Женщин бросали за борт…
…Через два часа колонна повернула на Коктебель. У перекрестка дорог на обочине осталась лишь развалившаяся подвода да труп лошади. Когда колесо подломилось, Черт не удержался и упал, храпя и захлебываясь пеной. Подняться уже не смог. Алексееву пришлось его пристрелить…
— Видите вон тот домик с белой трубой? Где аистиное гнездо…
— Ну? — поручик Грызлов взялся за винтовку, впился глазами в черные жиденькие кущи, над которыми кое-где поднимались крыши коктебельских домиков.
— Мы жили там чуть не каждое лето, — вздохнул юнкер Фогель, — с сестрой и с тетками.
Поручик плюнул и снова улегся на солому.
— Нашел время теток вспоминать! Ты еще дядьку вспомни!
— А какие там сливы были в саду! — продолжал Фогель мечтательно, — и шелковица, и урюк, и даже персики!
— Борща бы сейчас… — пробормотал Грызлов, поднимая воротник шинели, — что-то смена не идет…
— Вот у меня в Мелитополе была тетка, — прапорщик Шабалин перевернулся на спину, заложил руки за голову, — такой, доложу я вам, персик! Если б не путался под ногами дядька, так я бы…
— Дядя к нам тоже приезжал! — сказал юнкер. — У него в Севастополе была яхта, и он катал нас до Судака и обратно.
Все трое, не сговариваясь, повернулись к морю. Узкое корытце бухты от вытянутого Хамелеона до вихрастой громады Карадага заполнял серый, подернутый пенкой бульон, в котором не плавало ни единой съедобной крохи — пароходика или баржи.
— Яхта… — проскрежетал поручик. — Где она, та яхта? Помолчали. Что тут скажешь? Не появятся суда, и придется хлебать этот бульон до смертной сытости…