Русская фантастика 2008
Шрифт:
Повозки, набирая скорость, покатились под гору. Громада муравейника осталась позади, и перед глазами Егора до горизонта распахнулась пыльная степь в неопрятной щетине низкорослых трав.
В надземной части муравейника, куда Яблонский привел Катю, коридоры были гораздо просторнее и светлее, чем в тюрьме. Сложенный из плотно подогнанных стволов пол был гладко оструган и чисто подметен. Через каждые десять шагов стояли кокетливые плевательницы, сделанные из стрекозьих голов с удобно захлопывающимися жвалами. Муравьи, деловито сновавшие взад-вперед, были мельче тюремных и вели
— Как же вы здесь ориентируетесь? — удивлялась Катя, едва поспевая за Яблонским, уверенно избирающим дорогу в лабиринте переходов.
— Привычка, — поручик вежливо улыбнулся. — Хотя первые лет пятьдесят, конечно, плутали.
— Как пятьдесят?! — Катя недоверчиво посмотрела на него. — Вы шутите?
— Какие уж там шутки! — Яблонский вздохнул. — Вот и господин Купер удивлялся. Все рассказывал про парадокс какого-то еврея. Но у нас тут попросту: ни евреев, ни парадоксов, ни дней, ни ночей. Застыли, как мураши в куске янтаря. Годы летят, а мы все в одной поре. Даже вот китель, прошу прощения, не изнашивается.
— Сколько же вы здесь живете? — Катя округлила глаза.
— Был у нас один умелец, соорудил песочные часы, чтобы время считать, — охотно сообщил поручик. — До ста лет досчитал, да и повесился…
Караульный солдат с короткой пикой вместо винтовки пропустил Катю и Яблонского в помещение под сводчатым потолком, где за конторкой сидела коротко стриженная сухопарая брюнетка и томно курила самокрутку в длинном мундштуке, вяло тыча одним пальцем в клавиши разболтанной пишущей машинки.
— Бонжур, Софи! — произнес Яблонский, подводя к ней Катю. — Позвольте вам представить: Екатерина Максимовна Горошина… впрочем, вы ведь могли встречаться, она — дочь того самого доктора…
Брюнетка окинула Катю цепким фотографическим взглядом.
— А это, Катенька, — продолжал поручик, — Софья Николаевна Пруте, наша добрая фея…
— Софи! — послышался вдруг из-за двери зычный голос. — Как придет этот вшивый засранец, немедля гоните его ко мне!
— Его превосходительство ждет вас, — любезно улыбнулась поручику Софья Николаевна.
Яблонский густо покраснел, одернул китель и взялся за дверную ручку.
— Я сейчас, — сказал он Кате и скрылся в кабинете.
— Присаживайтесь, мадемуазель, — Софи указала на лавку у стены. — Сигарету не желаете? — она вставила новую самокрутку в мундштук, вышла из-за конторки и села рядом с Катей. — Неужели вы дочь Максима Андреевича? Боже мой! Как давно это было! Крым, война, обозные телеги… Несчастные мы люди… Но какими судьбами вы здесь?
— Вчера прилетела, — осторожно сказала Катя.
— Позвольте! — Софи уставилась на нее во все глаза. — Как же это возможно? Вас давным-давно не должно быть в живых!
— Парадокс Эйнштейна… — Катя застенчиво теребила поясок платья.
Софья Николаевна уныло опустила голову.
— Ну да, ну да… Вот и за мной, помню, ухаживал один банкир, тоже, между прочим, Горенштейн. Ради него я бросила сцену, покинула дом — и где в конце концов оказалась? В армейском обозе…
Ее прервал дробный топоток, раздавшийся в коридоре. В приемную, шустро перебирая лапками, вбежал муравей с белой цифрой «три», намалеванной на аспидно-черной спинке, и остановился в дверях.
— Простите,
— Смотри не перепутай, ты, таракан исходящий! — крикнула ему вслед Софи, поднимаясь с колен и отряхивая юбку. — Но что же я все о себе да о себе? — спохватилась она, снова подсаживаясь к Кате. — Расскажи-ка мне, детка, как ты прожила все эти годы? Что папенька? Здоров ли? — Катю вдруг кольнул острый проницательный взгляд, обычно занавешенный челкой. — Где-то он теперь? Есть информация?
— Одним словом, оружие и патроны вы упустили! — коротенький полковник Лернер, мерявший сердитыми шажками кабинет, остановился перед Яблонским и вцепился бульдожьим взглядом в полуоторванную пуговицу на его кителе. — Это единственный вывод, который я могу сделать из вашего пространного доклада, не так ли?
— Не совсем так, господин полковник! — стоявший навытяжку поручик осторожно скосил глаз натгунцовую лысину Лернера. — У меня есть нечто более ценное, чем оружие и патроны.
— Вот как? — мохнатая бровь приподнялась над бульдожьим глазом. — Любопытно.
— В приемной вашего превосходительства сидит девушка…
— О, да! Такая редкость стоит мортирного дивизиона, — язвительно заметил полковник.
— Это дочь Максима Андреевича Горошина.
— Какого Горошина? — вскинулся Лернер. — Доктора?
— Именно так, — кивнул поручик. — И она только что с Земли. На лице полковника отразилась сложная игра мысли, как будто бульдог рассматривал бабочку, севшую ему на нос.
— Вы хотите сказать…
— Я уверен, что она сможет доставить нас на Землю. Если мы захватим летающие снаряды…
Полковник несколько раз кивнул, размышляя.
— Снаряды… да, неплохо… Захватим, значит… — он ласково посмотрел на Яблонского и вдруг гаркнул: — Как же мы их захватим, дурья твоя башка, когда оружие ты подарил муравьям?!
— Оружие — ерунда, — упрямо проговорил поручик. — Они вручат нам его сами. Если начнется война.
— С кем война? — Лернер тоскливо отмахнулся. — На всю планету — десяток большевиков, и те в тюрьме…
Яблонский продолжал пристально смотреть на полковника.
— Война между муравейниками…
Над конторкой Софи коротко звякнул подвешенный на шнуре колокольчик.
— Полковник вызывает, — Софья Николаевна встала. — Я вернусь через минуту, никуда не уходите, хорошо? — она взяла потертую папку и, прежде чем войти в кабинет, снова улыбнулась Кате. — И не волнуйтесь за ваших друзей! Мы обязательно что-нибудь придумаем!
Оставшись одна, Катя еще раз оглядела приемную, но не нашла ничего, что задержало бы ее взгляд. Стены, сложенные из потемневших бревен, сводом сходились к большой кляксе светящейся плесени на потолке. Над конторкой, рядом с колокольчиком, висел пожелтевший лист с подписанным полковником приказом о категорическом запрете курения. Других украшений в комнате не было.