Русская фантастика 2014
Шрифт:
Проморгался и обнаружил, что в руке ничего, а к лесу удирает гривастый волчина и несет Уйку в пасти так легко, словно она вовсе ничего не весит!
— Стой, падаль! — Шолох побежал вперед, забыв о том, что у него нет оружия, что он один.
Но споткнулся на ровном месте, затем провалился в сугроб, а когда вылез, то зверя и след простыл. А сзади, из веси уже понесся надрывный плач — бабы сообразили, что недоглядели, что молодуху, поддавшуюся темным чарам, никто не остановил.
И Вирь-ава получила новую жертву.
Прибежали запыхавшиеся
— Так она всех перетаскает, — сказал Шолох, когда зашагали обратно.
Чувствовал себя виноватым — выйди на крыльцо чуть раньше, мог бы перехватить бабу, задержать.
— Не дадим, — отозвался Олег, мрачно сжимавший кулаки. — Поймаем мы ее…
— Но как? Как? — воскликнул Заяц, мелкий и суетливый мужичонка, но большой мастер во всяком ремесле.
— А как медведя ловят? В капкан. На приманку.
Западню начали готовить на следующий же день.
Пусть никто не ведает, что такое и откуда взялась Вирь-ава, но о повадках хищника любой охотник все знает, ну а нечисть, несмотря на ум и колдовское умение, все же не больше чем кровожадный зверь.
Выбрали место для засады — на самом берегу По-чайны, где с одной стороны крутой склон, а с другой река. Затем Горазд из того серебра, что нашли в веси, изготовил наконечники для стрел.
— Всего два вышло, — сказал он, вручая их Олегу. — Не промахнитесь.
— Не промахнемся, — пообещал бывший дружинник.
Серебро против нечисти еще лучше, чем добрая сталь, оно для всех детей Чернобога что сильнейший яд, хотя обычная отрава, смертельная для человека, на них не подействует.
После этого стало ясно, что идти придется вдвоем, не больше, но оно и к лучшему — много народу спрятать трудно, а лишние только спугнут нечисть и вообще будут под ногами мешаться.
Шолох выстругал древки для стрел, насадил перья, выбирая те, что с правого крыла селезня — известно, что стрела с такими перьями летит дальше, бьет точнее и сильнее. Осмотрел луки — свой и Олега, и каждый смазал заново, отобрал по две надежных тетивы.
Определили лежки, где засесть самим, чтобы остаться незамеченными.
Вирь-ава не должна быть всемогущей, и ее можно обвести вокруг пальца… ну а если же нет, то только и остается, что спрятаться в домах и молиться богам, чтобы напасть отступила.
Настала пора решить насчет приманки.
Несколько дней думали и колебались, даже спорили, собравшись втроем в кузнице Горазда, где никто не помешает, просто так не сунется, и в конце концов Олег предложил Искрена, собственного младшего сына.
— Если кем и рисковать, то моей кровью, — сказал он. — Если что, Род благословил меня множеством детей, еще на развод останется… Ну и парень он шустрый, крепкий, если что, не растеряется… дадим ему все амулеты, что есть в веси, глядишь, помогут не поддаться чарам.
Говорил бывший дружинник без привычной уверенности, и видно было, что слова даются ему тяжело.
— Если ты порешил, то так и быть, — сказал Шолох, с содроганием думая, что могли выбрать и его Ратмира. — Но надо бы и самого отрока спросить, плохо в таком деле неволить, пусть даже недоросля.
Олег нахмурился, наверняка хотел напомнить, что волен в собственной крови, но смолчал.
Ну а Искрен, когда его привели в кузницу и объяснили, что от него хотят, отца не подвел. Серые глаза отрока загорелись, щеки разрумянились, и он воскликнул, радостно улыбаясь и сжимая кулаки:
— Я готов! Готов, видит Род!
— Вот и славно, — пробормотал Олег, за показной бодростью скрывая тревогу.
«Охоту» назначили на канун Таусеня.
Самый короткий день в году, за ним — длинная ночь, а со следующего утра свет уже прибудет, почти незаметно, на воробьиный скок, а сила зимней тьмы умалится. Вечером начнется праздник, на столы поставят все лучшее, что есть в хате, и обязательно круглые пироги, изображающие Солнце, что сегодня родится в небесах…
Все знают этот день, все его отмечают: варяги, чьи ладьи изредка появляются на Волге, называют его Йо-лем, черные жрецы с крестами, пришедшие из Царь-града, именуют Рождеством.
И в веси на Дятловых горах он будет либо веселым, если они преуспеют, либо…
Но о неудаче Шолоху даже думать не хотелось.
Он покинул дом ранним утром, поцеловав на прощание жену — так крепко, как давно не целовал. Двинулся в чащу один, прихватив лыжи, лук и все прочее, что нужно для охоты, и положив в тул стрелу с серебряным наконечником.
Другую возьмет Олег.
Пошел, не таясь, все равно Вирь-ава его заметит, но вот напасть вряд ли рискнет — мужик сильный, здоровый, ей не по зубам. За самой околицей почувствовал, как навалилось темное одурение, но стоило взяться за рукоять висевшего на поясе железного ножа, как стало легче.
А затем Лесная Мать и вовсе потеряла к Шолоху интерес, осталась караулить более легкую добычу.
Он же дал здоровенного крюка и вышел к Почайне только к полудню, причем в нескольких верстах от веси. Зашагал обратно очень медленно, останавливаясь после каждого шага — спешить некуда, а нашуметь нельзя.
Показался знакомый спуск от веси к речке, где все бегали за водой, и тут Шолох вообще замер. Простоял неподвижно долгое время, вслушиваясь в каждый птичий крик, во всякий шорох, а уж к месту засады и вовсе добрался едва не ползком… слава богам, Вирь-авы рядом, похоже, нет.
Олега не видно, но тот должен занять место с другой стороны от тропинки, ближе к Оке.
Ясное с утра небо затянуло тучами, повалил снег, не особенно густой, но большими хлопьями. А когда начало темнеть, Шолох уловил шаги, а затем и увидел спускающегося к Почайне Искрена.