Русская фантастика 2015
Шрифт:
– Девки, Гриша, на отрубя не идут, – наставительно проговорил Пашка так, чтобы было слышно за перегородкой. – Девки на сено идут. А уж там у кого какая уда.
Тут уж за столом загоготали все. Пашка оттеснил посрамленного Гришу от холодильника, выдвинул лоток для овощей, достал черный пакет. Едва развязал его, как у всех зашелся дух, а рот наполнился слюной.
– А за то, Гриня, что ты такой любознательный, вот тебе закусь, – ласково утешая противника, проговорил Пашка. – Жалую тебе судака моего личного копчения, чтоб язык проглотить и нового не отращивать.
Судак,
– А что, мужики, – проговорил Пашка весело, понимая, что уж теперь не время для сказов. От судачьего духа рюмки так и льнули к губам, но мужики сглатывали, ждали. – А не выпить ли нам за озерную бабу? Чтоб жирней ходила?
Разошлись поздно, но не так чтобы пьяные. Чуть навеселе. Уговорились в половине пятого у запруды с удочками.
Павел сгреб со стола грязную посуду в таз, отнес на кухню за занавеску и только собрался прилечь, как кто-то осторожно постучал в ставень.
– Хто? – спросил хозяин неласково. Мало ли шантрапы по ночам в деревне лазает.
– Олег, – отозвались из-за окна, – Олег Воеводин, дядь Паш. Помнишь?
Как не помнить. Городской писатель. Слабенький до тещинки и жадный до баек. Павел открыл двери, впуская гостя. Но тот оказался не один. Следом за Олегом в дверь бочком проскользнула девушка. Черненькая, вертлявая. Пашка таких не любил.
– Заходите, гости дорогие, заплутали или по делу? – сонно проворчал он, гадая, зачем притащил писатель в деревню свою городскую воблу. Уж не ради Пашкиных баек. Потому как девке, а особенно этой – Павел брезгливо отошел, пропуская гостей в прихожую, – ничего рассказывать не станет.
– Да мы с шестичасового автобуса, дядь Паш, пешком вот… – радостно сообщил Олег, будто надеясь, что хозяин дома тотчас откроет объятья и заключит в них блудного сына. – А это Яна. Моя невеста…
Писатель замялся, ожидая реакции.
– Поздравляю, – буркнул Пашка, понимая, что теперь от непрошеных гостей ему никак не отделаться. К Малахониным бы их свести. Да, верно, спят все.
– Только ты, дядь Паш, насчет нас не беспокойся, – прочитав по напряженным складкам на лбу Пашкины мысли, заверил Олег. – У нас палатка. За деревней встанем, чтобы никого без необходимости не стеснять. Только вот сегодня припозднились…
Писатель выжидающе посмотрел на хозяина, давая тому возможность вспомнить про хваленое деревенское гостеприимство.
– Олежек мне столько о вас рассказывал. Какие места тут у вас красивые. Какие люди… – подхватила черненькая Яна высоким и резким, каким-то птичьим голосом, и Пашка окончательно уверился: гадкая девка.
Сердито сопя, постелил гостям в средней. Прикрыл дверь. Постоял, послушал, как они вполголоса переговариваются – планы строят. А как смолкли, тихо прошел в кухню, взял из холодильника кастрюлю с прикормом и, накинув зеленый брезентовый плащ, нырнул с порога в глухую темноту ночи.
Луна выставила из-за плотного сизого облака желтый плавничок. И озеро осветилось волшебным, мертвенно-белым
Пашка поставил кастрюлю на песок. Оглянулся и прислушался. Слушал долго. Не шевелясь, не поворачивая коротко остриженной рыжей головы. Над озером было тихо. Где-то плескало по воде позднее весло, но там, за поворотом. И этот тихий плеск далеко катился по зеркальной глади. Урони хоть слово, и оно тотчас разбежится над озером тысячью хрустальных бусин. И хоть одна, да ударится о берег у самых ног Пашки.
Хорошо, думал Павел, что Олег с невестой и вправду не стали неволить хозяев, третьего дня устроились на мысу, в сосняке. Разбили палатку и в деревню наведывались все больше к вечеру. Поесть свежей ухи да послушать. Мужики старались, за пару дней наговорили парню полных два блокнота. И черненькая Янка, знать, осталась довольна собранным «матерьялом», потому как вчера писатель явился один, без нареченной, а нынче и вовсе забежал на минуту, сказать, чтоб к ужину не ждали. Признаться, выдохнули мужики с облегчением. А то спасу не стало от этой девки. Трещит и трещит: места-де красивые, сказочные. Фольклористка… баечница… тьфу. Много ли баек соберешь, если рта не закрываешь. Можно бы и поскромнее быть, других послушать.
А умеючи слушать, много узнать можно.
Пашка слушать умел. Он застыл над озером, ловя неторопливый шепот волн.
– Валя, – наконец позвал он негромко, – Валь-валь-валь!
И снова прислушался.
Добрых пять минут или около того ничего не менялось. Волны мерно шуршали у ног Пашки, качая длинные ветки ивы, опустившие зеленые, искристые в лунном свете блесны листьев в черную воду. Но вскоре послышался плеск. А следом кто-то зафыркал, словно отплевываясь. И из-под листвы вынырнула широкая змеиная голова. Большая, не в пример больше Пашкиной. А следом неловко вывалилось на берег чешуйчатое тело.
– Валя. – Пашка нагнулся, потрепал чудовище по скользкой голове. Валя прикрыла глаза кожистыми нижними веками – зажмурилась от удовольствия.
– А я тебе печеньица принес, – заворковал Пашка, доставая из кармана гостинец. Валя принялась извиваться всем длинным телом, ожидая лакомства, от нетерпения пошлепывая по заплеску разлапистым хвостовым плавником и гребя по песку короткими лапами. Ловко подхватила печенье на лету, на мгновение обнажив несколько рядов мелких белых зубов.
Пашка поставил перед ней кастрюлю, и Валя тотчас сунула в нее голову, захлюпала подкормкой.
– Ешь-ешь. – Павел присел на камень, задумчиво глядя на разлитый по воде лунный блеск.
– Давеча опять к туристам ходила, – прервал его мысли тихий женский голос.
Катя села рядом с ним на песок, укрыв наготу длинными зелеными волосами.
– Растет Валя, дядь Паш, – сказала она обеспокоенно, – вон уж в ней…
– Сто кило? – невесело пошутил Пашка.
– Да какое там, – отмахнулась Катя, запустила в песок перепончатые пальцы, ища камешек: кинуть в воду, разогнать безмятежных лунных зайчиков. – Вчера под самые палатки залезла. Хлеб у туристов поела на той стороне озера. Не могу я всякий раз морок наводить, как она безобразить примется…