Русская фантастика 2015
Шрифт:
«Маклай расскажет…»
Нежный хлопок. Над инфором исчезло сияние.
По всему огромному кораблю люди умолкали и поворачивались к невидимым виртуальным плоскостям. Официальные сообщения всегда предварялись таким вот нежным хлопком.
«Маклай расскажет…»
Почему они тут помнят о бригадире? Откуда он, собственно, может явиться? И вообще, как может явиться на дрейфующий крейсер человек, умерший на лунной базе еще год назад? Давно нет этого человека. Мы только помним его – как помним восстановленную в сознании дикинсонию или трилобита.
А черная
Участившийся ритм музыки действовал возбуждающе.
Ну да, гнезда спейсвурмов. Они должны где-то быть. Семнадцать месяцев назад китаец развивал ту же самую мысль. Гнезда спейсвурмов, гнезда жизни. Доктор У Пу всегда говорил о Вселенной так, будто мы – ее главные и единственные обитатели. Преодолевать трудности, именно преодолевать. А пространственные черви? Ну да, они умеют мгновенно перескакивать с Тукана на Возничий, а с Возничего на Волопас, на Деву, куда угодно. Наука изучает повторяющиеся процессы, можно сказать – однообразные, а все, что выбивается из нормы, выходит за пределы нашего понимания. Отражение вечных страхов – вот на чем растут наши прозрения…
Кэл чувствовал необъяснимую тревогу.
Он внимательно прислушивался к бормотанию китайца.
О гнездах жизни доктор У Пу вещал и семнадцать месяцев назад.
Честно говоря, за такое время можно было додуматься до чего-то большего.
Нет жизни, кроме жизни. Ну да, это мы слышали. Всё во Вселенной состоит в прямом родстве. Тревога! Мы это, правда, слышали. «Вера в космический масштаб человека исключает человека из научной картины мира». Доктор У Пу негромко повторял давно сказанное. «Вера в познаваемость природного Космоса выводит человека из разряда природных существ». Ну да, Вселенная выглядит угрожающе пустой, пока в ней никого нет, кроме нас. Но как только мы, земляне, обнаруживаем непонятное, Вселенная становится тесной, почти как во времена Коперника. Прямое родство… Все со всеми… Что бы там китаец ни бормотал, далеко не все хотят считать себя прямыми родственниками таракана или червя.
«Вот Маклай вернется, расскажет…»
Может быть. Но звезды как рождались, так и будут рождаться.
И время будет идти. И сама Вселенная изменится так, что, в конце концов, нам придется или перебираться в другую или поменять уже существующие физические законы. Доктор У Пу утверждает, что одни мы с этим не справимся. Как не справились с законами природы кроманьонцы. Пойми они тех, кого принимали за конкурентов, и Чужим сейчас противостояло бы человечество, состоящее не из одного, а из двух, а то и из трех видов…
«Вставим Чужим – вернусь домой…»
«Накупи себе вина и цветных хлопушек, – одобрил доктор У Пу правильное решение техника, торгующего киберсобаку. – Мой отец держит совсем маленькую лавку с жертвенными деньгами из оловянной фольги. Запомни хорошенько. В жилище Гун Шу-баня, уроженца Ло. Ему сто четыре года. Можешь поехать к моему отцу, он нуждается в друге».
«Возмущаться несправедливостью, но не впадать в пессимизм».
«В «Книге тысячи иероглифов» ни один иероглиф не должен повторяться».
«В этом году треск новогодних хлопушек сильнее, из чего можно заключить, как усилилась тяга к старине».
По невидимым плоскостям поплыли всполохи.
Нежный свет сплетался в узлы тьмы, растягивался, густел.
Он неожиданными, неслышными взрывами
Первым Кэл узнал Скриба. Скриб улыбался. Привет, Кэл! Почему ты не с нами?
Тревога! Тревога! Кэла пробило испариной… Вон бригадир Маклай. Вон десантники Рот и черный Кокс. А с ними Фест, Скриб, Торстен. В ряду всплывающих видеопортретов Кэл увидел себя. Каким он когда-то был. Глядя на таких парней, понимаешь, что никаким червям, даже пространственным, не изгрызть чудесное наливное яблоко Земли. Рот… Кокс… Возможно, они тоже сейчас где-то на «Сограде». Они тоже сейчас могут видеть себя. Миллионы наночастиц неустанно плодятся в их лимфе и в крови. Десантники – единый организм. Им не надо оборачиваться ни на какой оклик, они в любых обстоятельствах услышат друг друга. Почему же ни Рот, ни Кокс не выходят на связь? Мы же – одно целое. В девонских морях консультант десантников, возможно, и считал бы себя братом ракоскорпионов или панцирных рыб, но они бы его пожрали. И кембрийские тараканы не позволили бы китайцу брататься с ними только потому, что все мы когда-то вышли из сине-зеленых водорослей, из жидкого протокиселя, разбрызганного по Земле, остывающей после родовых пароксизмов.
Но мы – семья! Мы едины!
Кэл всматривался в десантников.
Это что-то вроде отражений, как в зеркале или в тихом водоеме.
Так у парней фишка легла. Китаец может болтать все, что ему заблагорассудится, но наш прямой долг – не брататься с червями, а выжигать пространство-время, зараженное спейсвурмами. Тревога! Тревога! Кэл остро чувствовал запах филзы. «Филза – гадость!» – кричала ему вдова. «Филза – чумовое дело, торч, дрянь, еще и еще раз гадость!» Хлоя смотрела на мужа со страхом, как на настоящего шпиона Чужих. А офицер Сол? Разве, отправляя Кэла на крейсер, он не догадывался, что Рот и черный Кокс могут не находиться на корабле? Нужно наблюдать? Ладно. Пусть будет так. «Мы забросили их на крейсер». Но где они – Рот и Кокс?
«Что может нас радовать? – доверительно бормотал доктор У Пу. Наверное, Аша его вдохновляла. – Линцзе, водяные орехи, цзяобай, черные бобы, дыни. Мы – рыбы, пронизывающие пучину».
Это он, конечно, о войне.
О самой последней, победоносной.
Сейчас он добавит: «Мы раздавим червей!»
Но китаец взглянул на Ашу и сказал: «Разве рыба справится с наводнением?»
Кэл уже не понимал слов. Ужасное темное облачко ужасного нетерпения накрыло его. Он поднялся с кресла и, не глядя ни на кого, стараясь не торопиться, не ускорять шаг, наклонно двинулся к двери. Он не хотел, чтобы зеленовато-серые обрывки филзы появились и поплыли перед ним прямо в баре – перед техниками, барменами, охраной, наконец, перед доктором У Пу. «Мы живем в культурной местности», – слышал он отдаляющийся голос китайца.
«Маклай вернется, расскажет…»
И только в дверях до него дошло: на «Сограде» всё еще ждут когда-то погибший модуль!
………………………………………………………….
Свет! Только свет!
Кэл плавал в нежном сиянии.
Он плавал в бульоне фотонов, как сказал бы доктор У Пу.
А может, он плавал в чудесной материнской плазме; в жаркой топке делящихся частиц разваливались даже протоны, значит, шла миллионная доля самой первой секунды. Котел Большого взрыва работал, пространство-время кипело, но Кэл был пока ничем… так… пепел звезд… хотя и звезд еще не было… На обваренную, оползающую пластами кожу, на багровые рубцы и синие пятна, делающие тело похожим на карту какой-то будущей Румынии, даже намека не было.