Русская гейша. Загадки любви
Шрифт:
– Якитори, – прочитала я вывеску и повернулась к Лизе. – Если название соответствует, то мы найдем здесь маленькие шашлычки из куриного мяса и кальмаров. В Токио они были восхитительно вкусными.
Зал был оформлен в традициях Японии, что меня порадовало. Стены обшиты панелями из натурального дерева, украшены какэмоно с каллиграфией, с потолка свешивались бумажные фонари с иероглифами на боках. Но столы были обычными европейскими. Правда, на каждом красовалась композиция икебана в красивых глиняных вазах. В углу зала я заметила небольшой полукруглый подиум и подумала, что здесь, видимо, бывают выступления артистов.
«Неужели
– Коннитива, – поздоровалась я на всякий случай на японском.
Это означало «добрый день». Но он глянул на меня равнодушно. И пригласил нас за столик на двоих недалеко от подиума. Почти все остальные места были, к нашему удивлению, заняты. Нам подали меню. Меня порадовало то, что оно было на трех языках: японском, французском и английском.
– О! Здесь есть настоящие японские блюда, – сказала я, изучая меню. – И множество соусов на основе сои.
– И знаменитое васаби? – поинтересовалась Лиза.
– Да вот же, – тихо засмеялась я, – перед тобой прибор стоит. Васаби в таких ресторанчиках обычно подается бесплатно, так же как и соль. Но смотри, это зеленый хрен, крайне острая приправа!
– Хорошо, учту! – улыбнулась она и мельком оглядела зал. – А тут довольно уютно. Надеюсь, все эти сушеные сверчки и склизкие водоросли придутся мне по вкусу.
– Глупая! – тихо рассмеялась я. – У тебя странное представление о японской кухне. Закажу-ка я тебе…, – я вновь начала изучать меню, – фирменное блюдо «Якитори». Это шашлычки из куриного мяса и морепродуктов, поджаренные на бамбуковых шпажках. Кроме этого возьмем салат из водорослей вакаме и консервированного тунца, морские гребешки под соусом тофу, а на десерт папоротниковые лепешки «Варабимоти» и мороженое из зеленого чая.
– Язык сломаешь такими названиями, – заметила Лиза. – Надеюсь, все это вкусно!
Скоро нам принесли заказ. Меня порадовало, что посуда была соответствующая: простые на вид однотонные керамические тарелки, чашки и, естественно, хаси, палочки для еды. Но также подавались обычные столовые приборы. Лиза взяла вилку и внимательно начала изучать свою тарелку. На темно-зеленом фоне керамики красиво смотрелись цветные водоросли, сложенные аккуратной кучкой с краю и коричневые ломтики тунца, выложенные по центру в виде маленькой рыбки с хвостиком из зелени.
– Н-да, – задумчиво протянула Лиза, трогая вилкой водоросли, – даже жаль разрушать такую красоту.
– Вначале нужно получить наслаждение от созерцания, а затем приступать к еде, – сказала я. – Приятного аппетита!
Я взяла хаси и подцепила листик салата.
В этот момент на подиум вышли три девушки в ярких кимоно, и я невольно замерла с поднятыми палочками. Сбоку подиума заняли место музыканты. Их было трое. Я увидела цитру кото, флейту хаяси и барабан цудзуми. Девушки поклонились, музыканты заиграли, и начался какой-то неизвестный мне танец с веерами. В руках каждой исполнительницы их было по два. Весь номер был построен на синхронных движениях рук, быстром верчении вееров на пальцах, одновременных взмахах и поворотах. Девушки мало передвигались по подиуму, в основном, оставаясь на местах. Эффектной концовкой
«Оригинальный номер, – подумала я. – Нужно запомнить и использовать в моих постановках».
– Но ведь это не гейши, – заметила Лиза. – У них лица нормального цвета.
– Конечно, не гейши, – улыбнулась я, глядя на нее. – Это даже не японки, а просто танцовщицы с восточной внешностью. Но номер очень красив.
– Да, – согласилась она, беря шпажку с шашлычком. – А как красив вон тот парень! Он просто не спускает с тебя глаз! – добавила она.
Я повернула голову вправо и тут только заметила, что недалеко от подиума сидит художник и быстро зарисовывает танцовщиц, поставив на колени небольшой мольберт.
– Надо же, – заметила я, – и не увидела сразу. Но с чего ты взяла, что он на меня смотрел? Он, по-моему, весь поглощен своим делом.
Но в этот момент художник действительно оторвался от мольберта и повернул голову. Наши глаза встретились, и странный холодок побежал по моей спине. Я даже невольно вздрогнула от этого непонятного ощущения.
«Забыть не могу,Как любили мы в Эдо,И первый твой поцелуй.Но чем упоительней страсть,Тем острее печаль».Его звали Кристиан. Он оказался моим ровесником. Ему было, как и мне, 21 год. Как позже выяснилось, Крис даже родился со мной в один месяц, только я пятого сентября, а он десятого.
Когда он подошел к нашему столику и вежливо поздоровался на французском, я все еще была под странным впечатлением от его взгляда и не сразу ответила. Лиза толкнула меня под столом коленом, и я пришла в себя.
– Простите, вы что-то сказали? – спросила я почему-то на русском.
– Товарищ не понимает, – прошептала Лиза и улыбнулась немного беспомощно.
– Не беспокойтесь, понимаю, – ответил он на отличном русском, словно был нашим соотечественником.
– О! – воскликнули мы одновременно с Лизой и рассмеялись.
– Присаживайтесь, – предложила я.
Крис неторопливо прислонил мольберт к стене, потом взял свободный стул и перенес его к нашему столику. Я украдкой наблюдала за ним. Его невысокая гибкая фигура, изящные движения оставляли впечатление некоторой изнеженности и утонченности. К тому же странное сочетание больших черных глаз, четко очерченных черных бровей с необычайно белой кожей лица, нос с горбинкой и бледно-розовые губы выглядели аристократично. Густые короткие волосы были почему-то при таких черных бровях и глазах очень светлыми, почти белыми. Его одежда казалась нарочито небрежной – синие вытертые джинсы, мешковатый свитер, шарф с помпонами, переброшенный через плечо, белый мягкий берет, надетый чуть набок. Хотя все это ему необычайно шло. Я обратила внимание, что короткая челка по цвету почти сливалась с белым беретом.