Русская гейша. Загадки любви
Шрифт:
Когда Крис уселся, то зачем-то вновь поставил мольберт на колени и взял толстый черный карандаш. Мы представились друг другу.
– Извините за назойливость, – сказал он и обворожительно улыбнулся, – но я восхищен необычной красотой Тани. И не мог не подойти к вам. Я тут типа постоянного мазилы при этом заведении, выполняю заказы желающих. Сейчас это очень модно, по крайней мере, в Париже, делать не фотографии, а вот такие моментальные зарисовки с натуры. Но для вас могу бесплатно, так как действительно очарован. Просто я помешан на всем японском. Поэтому и устроился сюда. Раньше я вообще на бульварах рисовал. Таня на вид настоящая японка, к тому же необычайно
– Понятно, – оборвала его излияния Лиза. – А я, значит, вам не особо понравилась? – лукаво добавила она.
– Нет, что вы! – заулыбался Крис. – Вы тоже замечательная красавица, но совсем другого плана. Так что, я могу начинать?
– Да вы, вроде, и так уже начали, – наконец, обрела я дар речи. – И в какой манере пишете?
– В разной, – ответил он после паузы, во время которой быстро двигал карандашом по желтоватому листу плотной бумаги. – Но ваш портрет я вижу в простом, но изысканном стиле великого японского художника Утамаро. Кстати, француз Тулуз-Лотрек, не менее знаменитый, чем Утамаро, просто обожал его картины. И, я думаю, его «бордельный» цикл был навеян идеями японского мастера.
Я заметила, как Лиза вздохнула украдкой и глянула на меня умоляюще.
– Все это очень интересно, – мягко проговорила я, – но дело в том, Кристиан, что мы сегодня еще идем в театр, так что сами понимаете.
– О! Как жаль! – искренне огорчился он.
Карандаш замер в его пальцах, глаза повлажнели и стали походить на огромные черные агаты. Я внимательно посмотрела на него и вновь почувствовала странное волнение. После небольшого колебания записала номер гостиничного телефона в углу листа бумаги. На желтоватом фоне уже проступали очертания девушки с опущенными глазами и грустной улыбкой.
Из тетради лекций Ёсико:
«В древней Японии, эта мода пришла из Китая, женщин нередко изображали крепкими, с пухлыми лицами и большой грудью, с тонкими талиями, но тяжелыми бедрами. Такой тип давал представление о материнстве. Мужчины, соответственно, изображались мужественными или воинственными, с густыми бородами и сильными телами. Но к XVII веку китайские идеалы кардинально изменились. Японские художники в поздних картинах укиё-э стали изображать женщин хрупкими, даже эфемерными, с нежными овальными лицами, которые теперь считались эталоном красоты.
В то время эротическое искусство достигло масштабов и высот, неизвестных любому другому обществу. Самыми массовыми и востребованными стали «укиё-э» («картины быстротечной жизни») – серийные цветные оттиски с резных досок. «Э» – значит «картина», а сложный буддийский термин «укиё» понимался как «жизнь сейчас». Это явление прекрасно охарактеризовал в 1661 году новеллист Асаи Реи: «Жить всегда единым мигом, тратить все время на удовольствие от созерцания луны, снега, вишневых цветов и кленовых листьев; петь песни, пить саке, ласкать друг друга, плыть, плыть… Никогда не расстраиваться, если нет денег, никогда не быть грустным в глубине сердца; всегда походить на растение, движимое речным потоком, – вот что зовется укиё, свободно плывущим миром».
Неудивительно, что самой популярной литературой того времени стали укиё-дзоси – богато и откровенно иллюстрированные рассказы о повседневной жизни горожан. Некий прообраз комиксов, а точнее – японских эротических манга. Интересно, что постоянными клиентами граверных лавок были не только домохозяйки, проститутки, гейши, актеры, игроки и торговцы,
Художник – гравер Моронобу подошел к теме «весенних картинок» конкретно, изображая не только любовников в различных сексуальных позах, но также и всех остальных персонажей Текучего мира: маленьких служанок, слуг – мужчин, балагуров, содержателей публичных домов и даже драки пьяных гостей. На протяжении более двух столетий уличные сцены Ёсивара, абуна-е (непристойные картины), сюнга, знаменитые гейши, куртизанки и актеры Кабуки изображались многими художниками. В буквальном переводе «сюнга» означает «весенние картинки» и считается термином для эротической японской графики XVII–XX веков, но слово давно используется как синоним традиционной японской эротики вообще.
Киёнобу (1664–1729) был известен своими эротическими гравюрами и изображениями танцев в Кабуки. За ним последовал Масанобу, развивающий эту же тему, но несколькими десятилетиями позже.
Гениальный Хокусай прославился на родине отнюдь не пейзажными видами, а целыми альбомами с изображениями половых актов. «Веселые кварталы» того времени нередко превращались в артистические колонии, а художники рисовали то, среди чего обитали.
Например, в самом крупном столичном квартале Ёсивара почти постоянно жил великий Китагава Утамаро. Он изображал выдающихся куртизанок и дочерей богатых торговцев, фавориток незарегистрированных чайных домиков и проституток самого низкого пошиба. Утамаро рисовал великих гейш. На его гравюрах мы видим, как женщины играют в волан, созерцают цветущую вишню, сидят у реки, любуются луной, ловят светлячков, пьют сакэ на снегу, идут в храмы, совершают прогулки к живописным местам, посещают театр и увеселительные заведения. Он также рисовал женщин в домашней обстановке: они готовят еду, занимаются шитьем, кормят шелковичных червей. Он запечатлел их в различных позах: вот они выщипывают брови, подкрашивают лицо, отдыхают под пологом от москитов, пробуждаются утром, моют руки, занимаются рукоделием. «Весенние картины» Утамаро (сюнга) стали знамениты, а его серия из двенадцати цветных гравюр, известная под названием «Поэма-сонник с картинками», считается величайшей из всех эротических укиё-э».
– Зачем ты дала ему телефон? – немного недовольно поинтересовалась Лиза, когда мы вышли из ресторана.
– Сама не знаю, – тихо ответила я. – Наверное, понравился.
– Непонятный тип какой-то, – продолжила она и зачем-то остановила такси.
– Пешком дойдем, – попробовала я возразить, но она уже открыла дверцу и сказала на русском: «Амбассадор».
Таксист ее прекрасно понял, улыбнулся и кивнул.
– Посмотри на часы, – сказала она, когда мы забрались в такси. – Нам же нужно привести себя в порядок. Да и надоело мне пешком таскаться!
– Ах, ах! Какие мы принцессы! – рассмеялась я.
Таксист обернулся и тоже радостно засмеялся. Мы непонимающе на него посмотрели, но он только подмигнул и вновь стал смотреть на дорогу.
– Ненормальный какой-то, – тихо заметила Лиза, с подозрением глядя на его аккуратно подстриженный затылок. – Как и этот твой новый ухажер!
– Ну почему сразу ненормальный? – спросила я и не смогла сдержать улыбки, глядя на ее недовольное лицо. – Просто у него настроение хорошее и он радуется таким красоткам, как мы с тобой.