Русская Италия
Шрифт:
— Стать необходимым.
Борис все понял правильно и стал необходимым. Он помогал Дягилеву в организаторских делах, писал либретто для балетов, короче, находился в орбите «шефа», был «своим» человеком.
Такой же «своей» была Мися Серт, которую Дягилев вызвал телеграммой, когда его состояние стало совсем угрожающим.
Красавица Мизия, или просто Мися, как все называли ее на русский лад, родилась в 1872 году в Санкт-Петербурге под именем Мария-София Годебска, а в историю вошла как Мися Серт, любимая модель Огюста Ренуара, муза Игоря Стравинского, героиня Марселя Пруста и Жана Кокто.
В России она
Поначалу Мисю, родившуюся в России, но проведшую в этой стране всего несколько дней и никогда не говорившую по-русски, воспитывала бабушка, владелица огромного поместья под Брюсселем, одна из ближайших подруг бельгийской королевы. В ее старинной вилле всегда было множество гостей; семь роялей, расположенных в бальных залах, не умолкали, казалось, ни на минуту. Неудивительно, что нотной грамотой Мися овладела намного раньше, чем азбукой.
В один из дней она была удостоена чести сыграть самому Ференцу Листу. Великий композитор тогда посадил очаровательное дитя себе на колени и попросил сыграть Бетховена. Это было так мило, и все вокруг громко аплодировали.
Чуть повзрослев, она сбежала в Лондон. Говорили, что в английскую столицу девушка уехала со своим любовником, который был на сорок лет ее старше.
Как бы то ни было, через два месяца в Париж вернулась уже совсем другая Мися — взрослая, независимая, знающая себе цену. Средства на жизнь она зарабатывала себе сама, давая уроки музыки Бенкендорфам — семье русского посланника в Париже.
А вскоре вышла замуж за своего кузена Тоде Натансона, журналиста, владеющего на паях с братом журналом «Ревю бланш». Кстати сказать, триста тысяч франков, полученных от бабки в качестве приданого, Мися истратила за один день, оставив их в лучшем магазине. Слова «шопинг» тогда не существовало, но, похоже, процесс этот захватил определенную категорию женщин с появлением первых торговых лавок и первых денег.
Поначалу семейная жизнь Миси складывалась как нельзя лучше. В загородном имении супругов каждые выходные собиралось интересное общество, ведь «Ревю бланш» был одним из самых популярных среди парижской богемы изданий. Излюбленным развлечением Миси было устроиться в тени деревьев с книгой, в то время как великий Тулуз-Лотрек кисточками щекотал ее голые пятки, рисуя на них «невидимые пейзажи».
Но вскоре у Тоде Натансона начались финансовые проблемы. Для того чтобы поправить ситуацию, он нашел инвестора — владельца самой популярной на тот момент во Франции газеты «Матен» Альфреда Эдвардса…
А в феврале 1905 года Альфред Эдвардс и Мися сыграли свадьбу, и с тех пор главным занятием новоявленного супруга, бывшего на шестнадцать лет старше Миси, стала покупка вееров и драгоценных камней для своей молодой жены.
Несмотря на то что она никогда не любила Альфреда («Во время занятий любовью с ним я составляла меню завтрашнего обеда», — призналась как-то Мися подругам), красивая жизнь ей была явно по вкусу. Супруги владели огромной квартирой в Париже, на улице Риволи, что прямо напротив сада Тюильри и Лувра, и одними из первых обзавелись роскошной яхтой.
Благодаря деньгам и влиянию мужа дом Миси быстро стал одним из самых популярных в Париже. Марсель Пруст писал ей письма, а она даже не распечатывала их, знаменитый летчик Ролан Гаррос, чьим именем сейчас назван самый престижный в мире теннисный турнир на грунтовых кортах, брал ее с собой в полет над Парижем, Пабло Пикассо предлагал стать свидетельницей на его свадьбе с русской балериной Ольгой Хохловой, Огюст Ренуар лично приезжал, чтобы написать ее портрет.
Казалось бы, вот оно — счастье… но вскоре Мися уже была увлечена испанским художником Хосе-Мария Сертом, за которого она вышла замуж. Кроме того, в ее жизни появился «безумный русский» Сергей Дягилев, с которым Мися познакомилась в 1908 году во время премьерного показа «Бориса Годунова» в парижской «Опера». Спектакль так потряс Мисю, что она скупила все нераспроданные билеты, чтобы у Дягилева сложилось полное впечатление финансового успеха.
Их дружба продолжалась больше двадцати лет. Дягилев говорил, что Мися Серт (к тому времени у мадам была уже эта фамилия) — единственная женщина, на которой он мог бы жениться. Мися знала все нюансы личной жизни своего друга. В 1913 году, оказавшись в Венеции в номере Дягилева, она стала свидетельницей того, как он узнал о женитьбе Вацлава Нижинского, своего главного любимца.
Дягилев пригласил Мисю к себе, чтобы послушать исполнение «Волшебной лавки» на музыку Джоаккино Россини. Серт пришла с зонтиком, который во время ее игры на рояле Дягилев то открывал, то закрывал. Закончив игру, она попросила Сергея Павловича оставить вещь в покое:
— Разве вы не знаете, что это дурная примета — открывать зонт в комнате?
Суеверный Дягилев стал белым, как мел, и отбросил зонт. И вот именно в этот момент раздался стук в дверь: принесли телеграмму с известием о женитьбе Нижинского. Через несколько мгновений вся гостиничная мебель была разрушена. И только Мисе Серт оказалось под силу успокоить взбешенного Дяга (так друзья называли между собой Сергея Павловича).
Не раз деньги Миси выручали «Русские сезоны» от неминуемого, как казалось, краха. Например, именно благодаря четырем тысячам франков, которые она подарила Дягилеву, состоялась премьера балета «Петрушка». Без этой суммы служащие «Гранд-Опера» отказывались выдавать русским артистам костюмы.
С другой стороны, знакомство с Дягилевым дало Мисе возможность связать себя с «Русским балетом», в делах которого, творческих и прочих, она принимала неутомимое участие, являясь как бы его «некоронованной королевой». В чем это выражалось? Очень просто — Мися платила за все. Кстати сказать, на ее средства Сергея Павловича и похоронили. В 1929 году, словно почувствовав что-то неладное, она вместе со знаменитой Коко Шанель (та восхищалась балетом и часто ходила в театр на выступления Нижинского) приехала в Венецию.
Мися Серт приехала в Венецию 17 августа и обратила внимание на то, что, несмотря на свойственную этому времени года жару, Дягилева бил озноб, и он никак не мог согреться. На него надели сюртук — единственную теплую вещь, имевшуюся в наличии. Теплый свитер, купленный Мисей в венецианской лавке, Серж был уже не в силах надеть. Он впал в забытье. Серж Лифарь утверждает, что в бреду Дягилев разговаривал на смеси языков — французского и английского.
Температура поднималась все выше и выше. Итальянские доктора, не отходившие от Дягилева, не понимали, как объяснить происходившее.