Русская красавица. Кабаре
Шрифт:
Как меняется все от времени. Раньше я кинулась бы спорить, останавливать, ругать, сейчас – переключаюсь на слушанье. С возрастом смиряешься с неизбежностью плохого и начинаешь видеть в нем хорошее. То, что люди рассуждают не ради истины, а из желания красиво поговорить, не бесит меня больше, а забавляет. Мудрость это или позорное угасание внутреннего жара?
– Так вот, – продолжает Дмитрий, – Небо кажется нам красивым из-за того, что оно наглядно иллюстрирует безграничие. Цветы – потому что они явно сложны в исполнении: природа проявила себя великой искусницей, и нам приятно быть добренькими и отдавать должное чужой работе. Что касается всяческих сексуальных прибамбасов, так тут все просто очевидно. Видя их, мы вспоминаем то удовольствие, которое они могут принести и… Кстати, – Димка мгновенно перевоплощается,
– Да ну вас! – не выдерживаю всего этого бреда. – Красота – вещь субъективная, но не узконаправленная. То есть, бывают вещи, красивые для какого-то конкретного применения, а бывают – просто красивые вещи. Без умысла.
– Ничего без умысла не бывает! – возражает Дмитрий, и тут же ищет пути примирения, переводя тему. – Пойдём, все же, уколем Шумахера-то…
Шумахера кололи под чутким Ринкиным надзором. Тоже, кстати, повод для моей настороженности – ни на секунду не давала нам с Дмитрием наедине остаться. Я злилась немного, но на Ринкину навязчивость, а не на вредность – злого умысла, конечно, не подозревала. Хотя могла бы. Поводов ведь было предостаточно. Взять, хотя бы, её изначальную к Дмитрию излишнюю открытость… В конце концов, мужик старше ее на пятнадцать лет, а она чуть ли не на колени к нему всю дорогу лезла: «Ах, Димка! Ох, Димка! Какой ты нынче бука, отчего не застегнешь мне пуговичку?» И все это с непрекращающимся хлопаньем ресницами и с одной лишь целью, чтобы препошлым образом подмигнуть мне за его спиной и шепнуть: «Как мы их всех, гадов, в бараний рог скрутить можем, а?» Димка, как мне кажется, никогда не был для нее личностью – всегда просто представителем тех, кого мы (бабы то есть) должны приручить, победить, обыграть и втоптать в грязь. «Димка, как ты находишь теперь мои ноги?» – самым невинным тоном поинтересовалась она после той истории с эпиляцией, и тут же с выражением полного всезнания, добавила, – «Впрочем, что тебе теперь ноги, да, Димка?»
Свое панибратское «Димка», она навесила на Дмитрия с самого их знакомства. Мысленно, благодаря Ринкиному тарахтению, я тоже так его именовала, но в глаза все еще звала Дмитрием, сохраняя дистанцию. Вотместку – не мне, а подружке моей неугомонной – Дмитрий изобрел странное имя Рина, и добился того, что Риной Маринку стали звать все. Несмотря на ее длительные обиды и возмущения.
НПВ
– Не надо меня так называть! Дурацкое прозвище… – просит Рина, вполне всерьез. – Димка, я Марина! Ты забыл? Я – Ма-ри-на!
– Это она Марина, – вредничает Дмитрий, указывая на меня. – Надо же вас как-то различать… По-моему, отличное имя – Рина.
– Ты ещё будешь благодарна ему за красивый псевдоним, – миротворствую я, пытаясь всех успокоить. – Как Ахматова. Ты же знаешь эту историю? – не удерживаясь, снова пропагандирую серебряный век: – Анна Горенко взяла псевдоним Ахматова, потом стала Гумилевой, потом развелась, снова вышла замуж и совсем запуталась относительно своей фамилии. Все давно называли её Ахматовой, не представляя эту женщину под другой фамилией, а Анна была
– Значит, у меня сейчас то самое начало. Димка, отмени свою обзывашку! А я тебя за это в макушку поцелую…
– С близкими разобрались, теперь к дальним перебираться будем. – отсутствующим тоном произносит гадалка. Кажется, на нее тоже напиток подействовал. Пальцы едва шевелятся, глаза затянулись дымкою, слова текут медленно. А может, просто я так все воспринимаю? Хочу спросить у Ринки, но она не в себе. Злая и обиженная. Кулаки сжаты, глаза в пол опущены.
– Слушай, а что ты ожидала от этого гадания? – дергаю ее, уже и сама раздражаясь. Слышу собственный голос, как сквозь вату… – Ты же зачем-то сюда пошла, так почему же на правду так плохо реагируешь?
– Правду я и так знаю, – тяжело дыша, отвечает Ринка. Пыхтит, как паровоз, крылья ноздрей, словно матерчатые ходуном ходят. Почти физически ощущаю, каких трудов ей стоит сдержать себя и заговорить со мной вежливо. Ну, психованная она у меня, ну что поделаешь… – Правду я и так знаю. Все укоры эти и раньше чувствовала. Сюда я за будущим шла. За тем самым, которое в своих гаданиях игральными картами искала, и которое так неправильно предсказывала.
Ринка отвечает мне, но гадалка и не думает делать вид, будто наше перешептывание ее не касается.
– Погоди! – говорит. – Будет тебе еще будущее. А пока по порядку слушай. Итак, что в доме! – на стол падает пиковая дама, окруженная двумя секьюрити-десятками. – Оба! – вдруг оживает цыганка. – Любовь вижу, страсть вижу… Разлучницу вижу и месть. Все сильны, все как на подбор. А вы говорите – будущее, да тут одного прошлого на три гадалкиных поля наберется…
НПВ
Точно помню, что все началось с того, что сотовый высветил мне имя Свинтуса. Я извинилась перед Передвижным Начальником, который как раз закончил читать нам с Зинаидой лекцию о необходимости повторять между песнями лозунги нашего концерта, и вышла в тамбур.
– Говори! – клацнула на «спик» и прижалась лбом к холодному стеклу. Проповеди передвижного начальника всегда доводили до головных болей. Отчего-то он выбрал меня в главные хулиганки, и все время придумывал поводы, чтоб отчитать. Возможно, он злился, что рыжая Клавдия отправила в тур меня, а не себя… Возможно, просто лицо мое ему не нравилось. Не знаю…
– Ты там как, освободилась уже? – насмехается Свинтус. – От очередных любовных связей я тебя не отвлекаю? Слушай, тут у нас про тебя в новостях передают. Ну, про тебя, как про певицу. Ушла, мол, с горизонта, покинула эстраду сиротинушкой. С чего это вдруг? Что, новый сбор группы планируете?
Сердце дернулось. Заколотило, громче поезда. Нехорошее предчувствие заставило все внутри похолодеть.
– Только не говори, что это журналисты сами про тебя вспомнили! Ясно же – проплаченный пиар. А зачем? Кто и зачем проплачивал?
– Не знаю я! Мне все равно! – кричу так, будто Свинтус может повлиять на развитие событий. – И знать не хочу! Не рассказывай мне больше, а?
– А у вас там что, телевизора вообще нет? – спрашивает Свинтус, – Что ж это за люкс-условия?
– Есть в ресторане. Только антенн, которые на полном ходу поезда программы принимают, пока не придумали. Мы видик смотрим… Мультики.
Дверь ресторана медленно приоткрывается. Дмитрий пытается пройти в штабной вагон, но встречает меня. Останавливается, презрительно косится на телефон, осуждающе качает головой, закуривает. Длинные плоские пальцы долго мнут сигарету. Очень долгое время мы неотрывно смотрим друг другу в глаза. Тела сами вспоминают сцену прошлого соприкосновения… По коже бегут мурашки.
– Ну ладно, пока, – говорю Свинтусу, осознав вдруг, что дальнейшее противление самой себе абсолютно бесполезно. – Мне тут надо закончить одно бессмысленное дело.