Русская любовь. Секс по-русски
Шрифт:
Дом Всероссийского театрального общества. И в голове у седого человека возникает прелестное личико Зои № 4, которую он увел от барабанщика Семена. Услужливая память показывает иностранцу эту девушку почему-то стоящей перед ним в ее женском прекрасном естестве. А вот еще повод для волнения. Рядом с Елисеевским магазином должен быть домик, в котором жил Сема-барабанщик, из постели которого он вытащил такое совершенство. В ушах звучать слова Зоечки: «Мне кажется, я вас полюбила, и что я сейчас должна делать?» Но нет этого домика, и нет больше Зоечки, нет наивной чистоты в отношениях. Лип тоже нет. Может быть, кто-нибудь скажет, что в Берлине на «Унтер ден Линден» после ужасающей прошедшей войны нет лип. Нет, никто не скажет, потому что они есть. А вот в той ужасающей бардачной стране
Он идет дальше и входит в «Филипповскую булочную» — кормилицу во время войны и ужасного голода, устроенного Сталиным с 1945 по 1950 годы. Он входит и не видит малыша, сидящего под прилавком и жадно собирающего крошечки хлеба. Если они, к счастью, упадут.
Вот и гостиница, из которой Сталин послал на смерть сотни немцев-коммунистов, в том числе и его отца. Еще десяток шагов, и он на том месте, где в 1956 году Ирочка высказала свои обиды по поводу конфет и цветов, которые иностранец ей не подарил. Опять, как и тогда, перед ним она стоит голая с прелестной родинкой на груди. Несколько шагов к центру, к памятнику Юрию Долгорукому, и пришелец опускает свои глаза вниз, как бы ищет следы, которые могли бы быть вдавлены в асфальт его четырьмя друзьями, стоявшими на этом месте.
Но это не аллея героев в Голливуде. Нет друзей, и нет следов на этом месте. Из-за глубокой нелюбви к позорной системе все они растворились в других странах и для родины-Москвы они такие же иностранцы, как и он. Воспоминания тревожат, волнуют. И наш знакомый идет дальше.
Память безжалостно и нетерпимо ранит, не дает покоя. Вот и второй кормилец — магазин «Кишка». Витрины пусты, только синие банки со сгущенным молоком. Нет в них тысяч банок с крабами. Зато стоит очередь за примитивными продуктами. На улице стоят сотни ларьков с сигаретами, плохим дешевым вином и кассетами с музыкой. Народ совсем обеднел к 1994 году. Прохожие очень плохо одеты. Нужда, нужда. Достояние государства разворовывается непорядочными правителями. Деньги переводятся в офшоры. Строительства государства не видно и не слышно. Наш иностранец — прозорливый человек. В обменном пункте он обменял 500 марок на несметное количество русских рублей. Речь идет об инфляции, о миллионах. Ничего не поделаешь. Россия ищет свой путь к выживанию.
Иностранец вглядывается в лица прохожих, особенно в лица проходящих, вернее, бредущих по тротуару интеллигентных старушек. Он знает, что они не способны торговать, в отличие от простолюдинов, и дает им деньги. Многие в ужасе отказываются от милостыни из-за гордости. Но здесь наш знакомый — не иностранец, он — русский человек. И все видит, и все понимает. Деньги, к счастью, постепенно тают, идут, куда надо. А в те тяжелые времена они помогут как-то перекрутиться на месяц. Он тоже небогатый человек, но делает, что возможно. Постояв на этом святом для него месте своей прошедшей молодости, он резко поворачивает лицом к Моссовету и, перейдя улицу, снова входит в переулок, где родился.
Вниз-вниз по улице Станкевича. А вот и она — банька. Пар идет из труб. Москвичи моются, как и пятьдесят лет назад. Но нет на крышах его друзей, жадно глядящих на моющихся женщин, нет мальчишек, которых тянуло на крышу, как магнитом. Напротив баньки — маленькая красавица-церковка, в которой, к удивлению, в самые страшные сталинские времена служба не прекращалась. Иностранец, купив свечки, входит внутрь и молится за оставленную Родину — мать — мачеху и за всех, кого он знал и любил.
Сердце его успокаивается, и он плачет благодарными слезами. Затем опять возвращается и идет вниз по главной улице своего детства и юности.
Магазин парфюмерии. Глядь — не все исчезло. Стоят-стоят наглые спекулянтки с дорогими духами, а милиция, как и давным-давно, их не трогает.
Теперь магазинчик, где мой папа выпивал бокальчик шампанского и закусывал шоколадной конфеткой. Интересно, что бы сказали друзья нашего иностранца, если бы увидели, что происходит на их родной улице в это предвечернее время. Прежде чем войти в магазин, наш московский гость внимательно посмотрел в направлении Охотного ряда. Его глазам предстало удивительное зрелище. По всему тротуару длиной примерно в 300 м стояли молодые девушки лет 18–21. Стояли они не поодиночке, а группами в три-четыре человека. Все они были в мини-юбочках, коротких до «нельзя». Сверху на них были блузки с большим вырезом, на ногах — туфли на высоченных шпильках, многие из которых были металлические, видимо, отражение капризов моды. Такого количества интересных девочек гость никогда раньше не видел. Запахло сексуальными услугами, которые оказывали эти полудевочки-полуженщины. Он подошёл к одной группе. Девушки стали с интересом оглядывать его. Думая, что он иностранец, переговаривались с матерком. Особенно, как показалось этому человеку, они оценивали золотой «Ролекс» на его руке, подарок сына. Хваткий взгляд у этих молодых созданий! Так как пожилой человек стоял недалеко от их стайки, он отчетливо слышал, что они говорили, не стесняясь, принимая его за иностранца, не понимающего русскую речь.
— Девочки! Смотрите, может, этот старый козел возьмет одну из нас, а может, и парочку для вящего удовольствия. Часы на нем зашибись, да и вообще, видно, не бедный, раз десяток тысяч марок носит на руке. Сообразил, куда привез!
Старый козел был писателем и никогда бы не стал в своей книге писать главу о банальных представительницах древней профессии, но написал эту главу, так как услышанное им потом было весьма интересно.
— Девочки, сделаем так. Поговорим с Васькой, и когда дед начнет с кем-нибудь из нас возиться, он ворвется в комнату и закричит, что изнасилована его сестра. Тогда часики, да и все деньги, которые были при нем, будут наши. Иностранцы — страшно пугливые, да чего говорить — сами знаете. А вот он и идет к нам…
Все услышанное удивило иностранца. Мало того, что любовь стоит денег, тут ещё запахло грабежом. Он подумал про себя, что многим настоящим иностранцам следовало бы заняться изучением русского языка, если они хотят позабавиться с русскими проститутками.
— Привет, девочки!
— Здравствуйте!
Завязался разговор. Начиная его, пожилой человек спросил одну из них, самую симпатичную: «Сколько берешь?» «50 марок», — был ответ.
Удивительно, как объединяются цены на секс с немецкими ценами. Наверно, как и мода, взаимное быстрое проникновение.
— Куда и как поедем?
— А у вас есть куда?
— Нет. Я здесь гость.
— Тогда сделаем так. Возьмем такси, с нами будет наш начальник. Он проводит нас до нужного места, и через обговоренное время приедет за мной. Только вы должны запомнить, что час со мной стоит 50 марок.
Пока они разговаривали, иностранец видел, что к девушкам подкатывали машины, и мужчины, сидящие в них, что-то обговаривали через окно. Затем одна или две девушки садились в автомобиль. Туда же садился сопровождающий их сутенер. Разговорившись с одной из девушек, московский гость узнал, что девочки на этой панели собрались со всей России. Нужда и нищета заставили их стать проститутками. Большую часть денег они отправляют своим бедствующим родителям, сестрам и братьям. Лена, как звали одну из них, прониклась сочувствием к человеку, который прошел по развалинам своей юности, и рассказала, что 20 ДМ забирает хозяин, дающий им крышу — какой-то милиционер, 10 — сутенер, а 20 ДМ остается ей.
— Вот пропущу пятерых за день и считайте, сколько останется мне.
Недалеко стояли трое молодых людей, лица которых симпатии не вызвали, и прислушивались к беседе. Еще она рассказала, что живет в комнатке с пятерыми подругами, что их часто бьют для острастки, в общем, приходится нелегко — особенно по «субботникам».
— А что это такое? — заинтересовался фраер [12] .
Девушка матом не брезговала и со злостью рассказала, что их раз в месяц привозят в отделение милиции, где собираются несколько десятков милиционеров.
12
Гражданский человек, не вор.