Русская мать
Шрифт:
Сезан, Марна, сентябрь 1976
– Что ты всё руки мне целуешь? Подумаешь, руки! А в щеки боишься, да? Что я, не моюсь, что ли? Я, по-твоему, гнию? Вы думаете, я гнию? Ну да, гнию, но не сгнила же еще, правда, сыночка?
– Сегодня я без цветов, у тебя и так их полно.
– Да, как на кладбище.
– Но ведь ты любишь розы. Смотри, какие чайные розы, вон там, у окна.
– И на что они мне? Ты же знаешь, что я уже не чувствую запаха. Гладиолусы я терпеть не могу. А хризантемы впору приносить покойникам.
– По-моему, за тобой тут неплохо ухаживают.
– Конечно, чтобы с тебя содрать побольше.
– У тебя вроде все есть.
– Да все - лекарства, каша, уколы. Души только нет.
– Но тут всего шесть или семь больных. Твой врач сказал, что тебе здесь всё дадут.
– Дадут! Догонят и еще добавят.
– Ты разговариваешь тут с кем-нибудь?
– Разговариваю: хорошая погода, плохая погода, ветер. Они доходяги еще больше моего.
– Но у тебя есть телефон, радио. Телевизор в гостиной, в двух шагах. И даже не в двух, а в одном. Только скажи - сестра с радостью тебя проводит.
– Эта дура, что ли?
– Почему? Она очень милая.
– Тебе милая. Засунул мать черт-те куда, в богадельню, даже не спросил, согласна мать или нет!
– Врачи не спрашивают согласия больного. После двустороннего воспаления легких тебе необходимо пожить на покое. А тут и есть покой.
– Как в могиле.
– Ты во всем видишь только плохое. Считай, что ты на отдыхе. Вокруг поля, ивы. Золотая осень. Запах свежего сена. Смотри, в трех километрах отсюда...
– Ты знаешь, что я слепну, и говоришь - "смотри"!
– Ну, извини.
– Нет, это ты меня извини. Я старая перечница. Что ты там еще принес?
– Коробку конфет и киви.
– У меня больше никого нет, кроме тебя. Что бы я без тебя делала?
– Ладно, мама, не плачь.
– У меня внутри ничего не слушается, и глаза тоже. Сердце стучит, как молоток. А ночью я должна звать сестру, чтоб отвела меня в туалет. Ты представляешь, двух шагов и то не могу сделать без помощи. Какой стыд!
– Ничего, через две недели окрепнешь. Доктор предупреждал, что в один день не выздороветь.
– Знаешь, кот-де-франсовские конфетки стали хуже. Ликера в них теперь меньше кладут. А две попались даже пустые. Всюду жулье!
– Ты хотела пройтись по саду?
– Я оделась не для сада, а для тебя.
– Но прогулка полезна для здоровья.
– Господи, как же все пекутся о моем здоровье! Лицемеры. Дай палку.
– Может, возьмешь меня за руку?
– Нет, дай палку. Мне так лучше. Скажи, я сегодня трясусь не больше, чем всегда?
– Да нет.
– А это что за сверток?
– Это тебе теплая кофта.
– Покажи. Верблюжья шерсть. Почему ты такой транжира?
– Хотел, чтоб тебе понравилось.
– А мне не нравится. Наверняка выбирала твоя жена. Уродина.
– Ты же обещала сдерживать себя.
– А как сдержать больное сердце, старость и немощь? Мне не так уж много осталось жить. Хоть перед смертью скажу правду. Тебе первому.
– Осторожно, тут ступеньки.
– На днях я тут села, на самом ветру. И никого не было мне помочь. Я вижу, ты хочешь, чтобы я говорила о другом? Так вот, не нужны мне твои подарочки. Не люблю ни твою жену, ни тебя при ней.
– Будь ты проницательней, то поняла бы, что я упрямый в тебя и я никогда ни при ком, а всегда сам по себе. Ни от кого не завишу.
– У тебя на все есть оправдание. Сколько ты отдал за кофту?
– Не важно. Надень ее сегодня же.
– Конечно, надену. Все, что от тебя, - радость. Постой-ка. Тридцать шагов пройду - больше не могу.
– На прошлой неделе ты и десяти не могла. Вот видишь: ты уже поправляешься.
– Просто сегодня я хорошо спала, со мной такое редко бывает. Мне снился твой отец. Высокий, красивый. Читал стихи на берегу какой-то большой бурной реки. Боже ж мой, это я его убила!
– Перестань. Ты тут ни при чем. Сотый раз тебе говорю.
– У каждого свои раны.
– Но зачем растравлять их?
– Я же не чурка бесчувственная, как некоторые.
– Я не бесчувственный, просто я переживаю по-своему.
– А никогда не покажешь.
– Выставлять напоказ чувства - дикость.
– Скажи еще, что я дикая. Ты-то со своей женушкой не дикие.
– Давай посидим на скамейке. Уже и листья падают.
– Терпеть не могу хозяйку. У нее одни деньги на уме. А муж ее приятный человек. Португалец. Видишь, сарайчик за деревьями? Он хочет устроить там гончарную мастерскую. Показывал мне вазы: сам сделал. Настоящий художник, принес мне изюму, но просил не говорить жене. И дал прочесть книгу про глиняные изделия. Я ведь лепила из глины... Ах, как летит время...
– Уверяю тебя, ты еще сможешь работать, когда поправишься.
– Красивая страна Португалия. Он меня пригласил туда к своей родне на будущее лето. А мне так не хватает солнца и моря. Куплю билет. Всего-то два часа лету.
– Ты же никогда не летала.
– А ты вечно все усложняешь.
– В твоем возрасте летать не просто.
– Это мы с ним обсудим. А в Португалии хорошо.
– Хорошо там, где нас нет.
– Но здесь же сущая тюрьма!
– Поправишься, переедешь.
– Поправишься! Переедешь! Пустые обещания.
– Послушай, мама, не глупи, сейчас тебе нужен покой, доктор ясно сказал.
– Мало ли что доктор сказал. Вы втроем сговорились, он и ты с женушкой. Успокоили меня под замком, это да. А в Португалии, я слышала, огромные эвкалипты. Ты время не пропустишь?
– Сиди здесь, я принесу тебе чай с конфетами.
– Хочу в Португалию.
– Надо спросить доктора.
– Вы все считаете, что я выжила из ума. Я же не слепая, я все вижу. И этот ваш шахер-махер тоже.