Русская поэзия XIX века. Том 2

Коллектив авторов

<1847>

* * *

Когда мечтательно я предан тишине И вижу кроткую царицу ясной ночи, Когда созвездия заблещут в вышине И сном у Аргуса начнут смыкаться очи, И близок час уже, условленный тобой, И ожидание с минутой возрастает, И я стою уже безумный и немой, И каждый звук ночной смущенного пугает; И нетерпение сосет больную грудь, И ты идешь одна, украдкой озираясь, И я спешу в лицо прекрасной заглянуть, И вижу ясное,- и тихо, улыбаясь, Ты на слова любви мне говоришь «люблю!», А я бессвязные

связать стараюсь речи, Дыханьем пламенным дыхание ловлю, Целую волоса душистые и плечи И долго слушаю, как ты молчишь,- и мне Ты предаешься вся для страстного лобзанья,- О друг, как счастлив я, как счастлив я вполне! Как жить мне хочется до нового свиданья!

<1847>

* * *

Постой! здесь хорошо! зубчатой и широкой Каймою тень легла от сосен в лунный свет… Какая тишина! Из-за горы высокой Сюда и доступа мятежным звукам нет. Я не пойду туда, где камень вероломный, Скользя из-под пяты с отвесных берегов, Летит на хрящ морской; где в море вал огромный Придет – и убежит в объятия валов. Одна передо мной, под мирными звездами, Ты здесь, царица чувств, властительница дум… А там придет волна – и грянет между нами… Я не пойду туда: там вечный плеск и шум!

<1847, 1855>

* * *

Ее не знает свет,- она еще ребенок; Но очерк головы у ней так чист и тонок И столько томности во взгляде кротких глаз, Что детства мирного последний близок час. Дохнет тепло любви,- младенческое око Лазурным пламенем засветится глубоко, И гребень, ласково-разборчив, будто сам Пойдет медлительней по пышным волосам, Персты румяные, бледнея, подлиннеют… Блажен, кто замечал, как постепенно зреют Златые гроздия, и знал, что, виноград Сбирая, он вопьет их сладкий аромат!

<1847>

* * *

Тебе в молчании я простираю руку И детских укоризн в грядущем не страшусь. Ты втайне поняла души смешную муку, Усталых прихотей ты разгадала скуку; Мы вместе – и судьбе я молча предаюсь. Без клятв и клеветы ребячески невинной Сказала жизнь за нас последний приговор. Мы оба молоды, но с радостью старинной Люблю на локон твой засматриваться длинный; Люблю безмолвных уст и взоров разговор. Как в дни безумные, как в пламенные годы, Мне жизни мировой святыня дорога; Люблю безмолвие полунощной природы, Люблю ее лесов лепечущие своды, Люблю ее степей алмазные снега. И снова мне легко, когда, святому звуку Внимая не один, я заживо делюсь; Когда, за честный бой с тенями взяв поруку, Тебе в молчании я простираю руку И детских укоризн в грядущем не страшусь.

<1847>

* * *

Я болен, Офелия, милый мой друг! Ни в сердце, ни в мысли нет силы. О, спой мне, как носится ветер вокруг Его одинокой могилы. Душе раздраженной и груди больной Понятны и слезы и стоны. Про иву, про иву зеленую спой, Про иву сестры Дездемоны.

<1847>

ДИАНА

Богини девственной округлые черты, Во всем величии блестящей наготы, Я видел

меж дерев над ясными водами. С продолговатыми, бесцветными очами Высоко поднялось открытое чело,- Его недвижностью вниманье облегло, И дев молению в тяжелых муках чрева Внимала чуткая и каменная дева. Но ветер на заре между листов проник,- Качнулся на воде богини ясный лик; Я ждал,- она пойдет с колчаном и стрелами, Молочной белизной мелькая меж древами, Взирать на сонный Рим, на вечный славы град, На желтоводный Тибр, на группы колоннад, На стогны длинные… Но мрамор недвижимый Белел передо мной красой непостижимой.

<1847>

* * *

Уснуло озеро; безмолвен черный лес; Русалка белая небрежно выплывает; Как лебедь молодой, луна среди небес Скользит и свой двойник на влаге созерцает. Уснули рыбаки у сонных огоньков; Ветрило бледное не шевельнет ни складкой; Порой тяжелый карп плеснет у тростников, Пустив широкий круг бежать по влаге гладкой. Как тихо… Каждый звук и шорох слышу я; Но звуки тишины ночной не прерывают,- Пускай живая трель ярка у соловья, Пусть травы на воде русалки колыхают…

<1847>

* * *

Поделись живыми снами, Говори душе моей; Что не выскажешь словами – Звуком на душу навей.

<1847>

* * *

Полно спать: тебе две розы Я принес с рассветом дня. Сквозь серебряные слезы Ярче нега их огня. Вешних дней минутны грозы, Воздух чист, свежей листы… И роняют тихо слезы Ароматные цветы.

<1847>

* * *

О, не зови! Страстей твоих так звонок Родной язык. Ему внимать и плакать, как ребенок, Я так привык! Передо мной дай волю сердцу биться И не лукавь, Я знаю край, где все, что может сниться, Трепещет въявь. Скажи, не я ль на первые воззванья Страстей в ответ Искал блаженств, которым нет названья И меры нет? Что ж? Рухнула с разбега колесница, Хоть цель вдали, И, распростерт, заносчивый возница Лежит в пыли. Я это знал – с последним увлеченьем Конец всему; Но самый прах с любовью, с наслажденьем Я обойму. Так предо мной дай волю сердцу биться И не лукавь! Я знаю край, где все, что может сниться, Трепещет въявь. И не зови – но песню наудачу Любви запой; На первый звук я, как дитя, заплачу - И за тобой!

<1847>

ВЕСЕННИЕ МЫСЛИ

Снова птицы летят издалека К берегам, расторгающим лед, Солнце теплое ходит высоко И душистого ландыша ждет. Снова в сердце ничем не умеришь До ланит восходящую кровь, И душою подкупленной веришь, Что, как мир, бесконечна любовь. Но сойдемся ли снова так близко Средь природы разнеженной мы, Как видало ходившее низко Нас холодное солнце зимы?