Русская Прага
Шрифт:
Аполлон Николаевич находился в дружеских отношениях с великим русским писателем Федором Михайловичем Достоевским.
С 1867 по 1871 год Федор Михайлович, изнуренный неуклонно развивающейся эпилептической болезнью и финансовыми затруднениями, вынужден был вместе с женой Анной Григорьевной жить за границей. Постоянным местом его временного квартирования в Европе семья избрала Дрезден. Однако за четыре года заграничной жизни Достоевский периодически, на короткий срок, покидал Германию и посетил Баден-Баден, Женеву, Милан, Венецию, Флоренцию, Прагу.
Как утверждают сами пражане, в чешской столице Федор Михайлович провел три дня. Они с женой бродили по улочкам Праги, осматривали замки, дворцы, храмы, посещали выставочные залы, картинные галереи. Говорят, Достоевскому очень понравилось чешское темное пиво, он по достоинству оценил красоту и качество богемского хрусталя и якобы посчитал его самым лучшим в Европе. От официальных встреч и литературных бесед он всячески уклонялся, однако не обошел своим вниманием чешских просветителей, отмечая их неоценимый вклад в возрождение национального самосознания братского чешского народа.
В течение всего времени пребывания за границей писатель вел переписку с А. Н. Майковым, делясь с ним своими впечатлениями. Достоевский тосковал по родине и не понимал русских эмигрантов, добровольно покинувших Россию, недоуменно спрашивая: «…И для чего они скитаются?..»
Единственным преимуществом своей заграничной жизни Федор Михайлович считал, что разлука с родиной позволила ему еще больше полюбить ее, так как «…Россия отсюда выпуклее кажется нашему брату…» Но больше всего Достоевского огорчило засилье в Европе религий и образа жизни, чуждых православию.
В одном из писем А. Н. Майкову он писал: «Все назначение России заключается в православии, в свете ее с Востока, который потечет к ослепленному на Западе человечеству, потерявшему Христа. Все несчастие Европы, все, все безо всяких исключений произошло оттого, что с Римскою церковью потеряли Христа, а потом решили, что и без Христа обойдутся…» Ведь даже в Чехии, связанной с Россией первородными славянскими корнями, во время прогулок по Праге вместо понятного русскому чешского языка Федор Михайлович слышал в основном немецкую речь…
Анархист Бакунин и старообрядческий инок Алимпий
Положение чехов к концу XIX века было действительно незавидным. Прага разделилась на два непримиримых лагеря: чехи и немецкоговорящее население. Притом, как и в догуситские времена, это вновь привело к обострению противоречий на этнической почве. Начинает возрождаться национальное самосознание чехов — со своей историей, культурой, традициями. И Прага становится столицей «чешского Возрождения».
Необычайную популярность в народе приобретают ученые-просветители (по-чешски — «будители»): чешский филолог, историк, один из основателей славистики Йозеф Добровский; поэт Ян Коллар, воспевающий славянское единство; знаменитый чешский историк и политический деятель Франтишек Палацкий; основатель славянской археологии Йозеф Палацкий. Их идеи славянского единения, в противовес довлеющим австрогерманским амбициям, находили горячий отклик не только в Чехии, но и в других славянских государствах.
С большим интересом следили за событиями в Праге и просвещенные люди в Российской империи. Помимо ученых, писателей, поэтов, актеров и композиторов, революционно настроенная часть русской интеллигенции увидела в митингующей и бастующей Праге своих соратников по борьбе.
Революционная волна 1848 года, прокатившаяся по Европе, не могла не затронуть Прагу. Искрой для бунта в столице Чехии стали события в Вене, когда в сформированном венском парламенте не нашлось места славянам. Чешские просветители посчитали это оскорблением и отказались вообще работать в таком парламенте. В знак протеста в Праге 24 мая 1848 года был созван первый Славянский съезд, на который приехали в основном представители славянских народов Австрийской империи с целью договориться об объединении национальных движений против пангерманской опасности.
На нем присутствовали и гости из Российской империи, объявившие себя представителями русского народа. Их было всего двое: известный русский революционер-анархист Михаил Бакунин (1814–1876) и старообрядческий инок Алимпий (в миру Афанасий Зверев, известен также как Милорадов или Милорадович). Некоторые участники славянского форума выразили неоднозначное отношение к этой странной парочке русских «соратников» по борьбе.
Осторожность пражских приверженцев славянского единения по отношению к Бакунину была вполне объяснима. Они, конечно, ведать не ведали о том, как отозвался сам о себе Михаил Александрович в одном из своих писем: «…Я привык лгать, потому что искусная ложь в нашем юнкерском обществе (речь шла о Петербургском артиллерийском училище, куда он поступил в пятнадцать лет от роду) не только не считалась пороком, но единогласно одобрялась…» И не прескверный характер гостя волновал устроителей славянского конгресса. В Праге были прекрасно осведомлены, что до приезда в их город Бакунина уже лишили в Российской империи «дворянского достоинства и всех прав состояния» и приговорили, в случае его возвращения на родину, к ссылке в Сибирь и к каторжным работам. Он был выслан даже революционно настроенным правительством Франции — за слишком рьяную агитацию и организацию бунтов среди парижских рабочих.
Однако чешских «будителей», очевидно, главным образом смущала так называемая «собственная программа» Бакунина.
Он ратовал за освободительную борьбу России и славянства только после полного первоначального разрушения исторически сложившихся устоев государств, что шло вразрез с идеями чешских просветителей, основанных не на уничтожении, а наоборот, — на возрождении национального самосознания с помощью исторических, культурных, языковых и идейных ценностей народов.