Русская правда. Язычество – наш «золотой век»
Шрифт:
Во-вторых, в Хазарииде служили хорезмийские гвардейцы, они и принесли на Русь Хорса. Звучало бы убедительно – в конечном счете, само слово Хорезм изначально звучало на древнеперсидском как Хорзем, солнечная земля. Да вот только в сочинениях арабских авторов, от которых мы и узнали про хорезмийскую гвардию, черным по белому написано, что среднеазиатские воины хазарских каганов были, все как один, правоверными мусульманами. И, конечно, не могли и знать никаких солнечных Богов – а Симург мог быть для них в лучшем случае литературным персонажем волшебных сказок, не более.
А самое главное – отношения между славянами и хазарами времен расцвета каганата не подразумевали никаких заимствований. Об этих отношениях я подробно писал в моей книге «Святослав». Судя по бесследному исчезновению сокровищ державы, в течение двух веков служившей мытарем и ростовщиком на пересечении двух величайших торговых путей Евразии, а также по тому обстоятельству, что победители Хазарии, русы Святослава, у Льва Диакона выглядят не богаче, но, скорее, беднее русов отца Святослава Игоря, описанных ибн Фадланом, русы-победители брезговали даже материальными сокровищами торговцев славянскими рабами. Что уж говорить о возможности позаимствовать у «Чуда-Юда каганого» Бога!
А ведь сия «научная версия» излагается в солидных научных сборниках и монографиях на полном серьезе.
Впрочем, одно пересечение с «иудаизмом» Хорс все же имеет – в древнеиудейском тексте библии встречается слово «хре» в значении Солнца. Это не еврейское слово, поскольку в древнееврейском языке аналогичное слово обозначает «глина, черепок» (современное произношение – «хэрэс»). Явно произошло заимствование из какого-то арийского, скорее всего – персидского языка. В средневековом Закавказье встречалось мужское имя Хурс. Однако это не означает, что Хорс был известен только тем славянским народам, что контактировали с иранскими племенами.
Правда, некоторые исследователи, в основном украинского (М.А. Максимович, Я.С. Боровский) и польского (С. Урбаньчик, А. Брюкнер) происхождения, выступили с гипотезой, что Хорс – Божество Луны. Сделали они этот вывод на основании того места в «Слове о полку Игореве», где князь-оборотень, чародей Всеслав Полоцкий, «в ночь влькомх рыскаше, из Киева дорискаше до куръ Тмутороканя, великому Хръсови влькомъ путь перерыскаше». Поскольку дело происходит «в ночь» и «до куръ» (то есть до петухов), то упомянутые ученые и решили, что ночью можно было пересечь путь разве что месяцу, но никак не Солнцу. Очевидно все же, что отталкивались они именно от идеи о Хорее-светиле, ведь сам по себе «путь великого Хорса» никак не увязывается с Луной – мало ли какой путь пересек князь-волкодлак. Но ведь Хорса и связывали не с абстрактным светилом, а именно с Солнцем. А то, что оборотень из Полоцка «перерыскал» путь Солнцу, можно понять по-разному. Скажем, князь опередил, перегнал, «перерыскал» Солнце (стихию, оборотням враждебную) и успел в ночи, сбегав по своим делам, вернуться в человеческий облик «до кур». Второе толкование этого отрывка как раз и связано с Солнцем – князь бегал из Киева на юг, в Крымский Тмуторокань, и, естественно, его путь был перпендикулярен пути Солнца с востока на запад, пересекал, «перерыскивал» этот путь.
Отметим, читатель, это «великому Хръсу». Никакого другого Бога автор «Слова о полку» так не величает. Уж не отсюда ли в русском языке такие слова, как «хорохориться», «хорзать», «харзить» (зазнаваться, возвеличиваться), «харзистый» (заносчивый, бранчивый человек), «хорза» (неприступная или норовистая, бойкая девка)?
В одном из списков «Слова о том, како погани кланяхуся идолам», там, где обыкновенно в других списках того же произведения стоит Аполлон, тоже указывается на Солнечную природу этого Божества. Правда, в другом памятнике средневековой русской словесности «Слова о том, како крестися Владимер, возмя Корсунь» Аполлоном поименован Перун, но там имя античного Бога употреблено в привычном для Средневековья значении «дьявол, демон» – «Аполлон»-Перун противостоит «истинному» богу христиан как воплощение Языческой «бесовщины». В тексте же, где Аполлон сменил Хорса, перед читателем проходит целая череда Богов, и выделять, как демона-«Аполлона», кого-то особо не было необходимости. Стало быть, именно здесь Аполлон и поименован в своем исконном значении Солнечного, светлого Бога. А значит, это относится и к замененному античным именем Хорсу.
Немного непонятно, как в таком случае относиться к сообщению «Беседы трех святителей» о Хорее как «ангеле» грома и молний. Но в средневековом сознании иногда источником молний воспринимается именно Солнце. В миниатюре к «Никоновской летописи» молнии вылетают из уст лица на солнечном диске. На «громовых топориках», что вместо крестов носили язычники крещеной Руси, наряду с громовыми символами есть и солнечные. Кроме того, Перун и Хорс составляли устойчивую пару (мы чуть ниже поговорим об этом подробнее), и Хорс мог угодить в «ангелы молниянные» попросту «за компанию».
Любопытную идею выдвинул в конце XIX века А.С. Фаминцын. Опираясь на германо-скандинавское название коня – английское «hors», средневековое немецкое «Ross», исследователь обнаружил в западнославянских (и не только) топонимах – названиях рек, городов и селений, гор – этот корень. По его мнению, имя Хорса, Хроса изначально означало коня, Хорс Даждьбог обозначало «конь Даждьбог». Фаминцын ссылался на изображение Солнца как белого, светлогривого коня в мифологиях самых разных индоевропейских народов – от Скандинавии до Индии, на общеизвестные примеры использования изображений коня (коньки русских изб), частей его (конские черепа на тех же коньках или на оградах, конский череп подкладывали под голову больному, отпугивая демонов болезни, Лихорадок-Трясовиц), предметов, имеющих к нему отношение (ведьму били вожжами, на суд вели, накинув узду и надев хомут, через хомут продевали больных, над дверью приколачивали подкову – обычай, дошедший до наших дней), как оберегов, защиты от темных сил. Он указывал на следы культа коня – знаменитый мегалит Конь-камень на Куликовом поле, его тезка на Ладожском озере. Более того, от самого имени Божества, читавшегося им как Хрос, Фаминцын производил и название Языческого праздника Русалий, и само имя народа русь, русы – солнечные, дети Хорса, «Даждьбожьи внуки». К сожалению, в этом блестящем построении более красоты, чем убедительности – так, во многих названиях, приведенных Фаминциным в подтверждение своей гипотезы, что называется, «конь не валялся». Таковы, скажем, многочисленные славянские Грозновитцы, Грозицы, Грозинки и пр., происходящие от «грозы», а не от Хорса, германские названия на «герц», а также Русдорф (Русский двор) в Альтенбурге (напомню – Старгарде варягов-ободритов, откуда Рюрик привел свою русь) или ганноверский Росдорф. Вместе с тем заслуживают внимания, по крайней мере не меньшего, чем сербские и болгарские названия, чешские Хоршов, Хорсовиц, Хорша в Силезии, Хорсдорфы и Хорсмары в землях онемеченных балтийских славян, имя рюгенской княжны Хорсвиты (Солнцесветлой?). По крайней мере, это расширит «почву» почитания Хорса на запад. Иначе очень трудно было бы объяснить, откуда его имя известно тем же сербам, по свидетельству Константина Рожденного в Пурпуре, пришедшим на Балканы с берегов Эльбы-Лабы. Само название хорватов и хорутан не связано ли с именем солнечного Бога? В их мифологии сохранились какие-то невнятные намеки на древнее Божество по имени Кърт, которые былые исследователи сопоставляли с русским Хорсом. И.И. Срезневский указывал, что по-хорутански «кърт» – огонь, свет. Хорутане называли «Къртовой одеждой» само небо, и говорили – «wsi gremo w K’rtowo» – все пойдем к Кърту, все умрем. Другая поговорка уточняла: «пе wsi gremo w K’rtowo, marsikteri w c’rtowo» – не все пойдем к Кърту, иные и к черту. Стало быть, посмертное пребывание с Языческим Божеством Света и Пламени (Солнца?) считалось у хорутан противоположностью преисподней и обществу чертей.
По поводу превращения Хорса в «Корса» и «Хворста» я уже говорил в первой главе, и на этом более останавливаться не буду.
Как я уже упоминал, еще Осип Бодянский предположил, что Хорс и Даждьбог это одно и то же Божество, а многие ученые – в частности, Потебня, Фаминцын, Нидерле, Соловьев, поддержали это отождествление.
Даждьбог (Дажьбог, Дажба, Дабог, Дабо, Даба (ю. – сл.), Дацьбог (зап. – сл.), и пр.). Тут также не возникало особых сложностей. «Точкой отсчета» были сообщения Ипатьевской летописи под 1114 годом. Ее автор, рассказывая о современных ему «чудесах» и «знамениях», решил показать, что подобные дела случались и раньше, в целях чего и привел цитату из перевода Иоанна Малалы (прозвище это обозначает попросту «болтун»), но не то от простоты, не то, напротив, от лукавства, переплел заемное книжное сказание с родословием славянских Богов. Сварог оказывается у него царем Египта, при котором с небес упали кузнечные клещи и люди начали ковать оружие, а до того бились палками и камнями. «И по сем царствова сын его, именем Солнце, его же наричють Даждьбог, семь тысящь и 400 и семъдесять днии, яко быти летома двемадесятьма (двенадцатью. – В Л.П.) то по луне видаху бо… инии чисти ови по луне чтяху, а друзии деньми лет чтяху (одни считали время по лунным фазам, а другие – просто по дням. – Л.П.); двою бо на десять месяцю число потомъ оуведоша. От нележе начаша человеци дань давати царямъ. Солнце царь, сын Сварогов, еже есть Дажьбог, бе бо муж силен; слышавше не от кого жену некую… богату и всажену соущу. И некоему, восхотевшю блудити с нею, искаше ея яти ю хотя. И, не хотя отца своего закона рассыпати, Сварожа, поемъ (взяв. – Л. П.) с собою муж неколко своихъ, разумев годину (время, час. – Л.П.), егда прелюбы деет, нощью припаде на ню, не оудоси (застал. – Л.П.) мужа с нею, а ону обрете лежащю с инемъ, с нимъ же хотяше. Емъ (схватил. – Л.П.) же ю и мучи и пусти ю водити по земли в корзине, а того любодейца всекну (казнил. – Л.П.)». Итак, в этом отрывке Даждьбог описан как «Солнце-царь», давший людям календарь из двенадцати месяцев, учредивший дань и строго следящий за соблюдением супружеской верности и брачных норм. Исследователи самых разных школ и направлений считают наиболее древней формой его имени имя «Дажьбог», впоследствии переосмысленную и видоизмененную в «Даждьбог» – «Дающий Бог». «Дажь» мыслится, как притяжательная форма от готского «дагс» и немецкого «таг» – день. Знатоки рунической премудрости немедленно вспомнят руну «Дагас» – день, огонь, жар. По мнению исследователей, ее нынешняя форма – результат попыток вырезать на дереве солнечный знак – вписанный в круг равносторонний крест. Геза фон Неменьи связывает с этой руной скан-догерманские божества Даг (день) и Бальдег, Бальдр, а также героев Свипдага (сканд.), Свибдагера (датск.), Свевдега (англосакс.), а также кельтское божество Даг-да («добрый»). Корень «даг», «дажь» связывают также с санскритским корнем «даг» – жечь – и литовским «дегу», гореть, откуда и наше «деготь». С этим именем связывают также имя Божества балтийских славян Подага, о котором неизвестно ничего, кроме имени, и того, что ему (ей?) возводили храмы. В Подаге иногда видят женскую пару Даждьбогу, как Пеперуна составляет, по мысли этих исследователей, пару Перуну. Такой крупный исследователь-языковед, как И.И. Срезневский, видел корень «даг» даже в имени другого именовавшегося сыном Сварога Божества, Радагаста [49] (или Радигоста), почитавшегося в городе Ретра, в земле велетов-лютичей. Святыни Ретры почитались в «Поморье Варяжском» лишь самую малость ниже храмов Арконы. По мнению Срезневского, приставка «Ра» в имени Божества велетов играла ту же роль, что, скажем, в слове «разорю», а «аст» в конце было суффиксом (ср. «зубаст, горласт» и пр.). То есть Радагаст – это тот, кто распространяет свет, тепло – «даг». Однако, при всем уважении к памяти Исмаила Ивановича, здесь он, кажется, немного перемудрил. Имя Радагаст, во всем богатстве своих вариаций, известно в славянском мире с V века (один из варварских вождей, вторгшихся в Римскую империю, носил это славянское имя), принадлежа к одной из самых древних и одновременно распространенных групп имен, заканчивающихся на «гаст», «гост», «гость». Анты Ардагаст, Доброгаст, Келагаст, Оногаст и Пирагаст, персонажи русских летописей Воигость, Орогость, Серогость, вендское Ольгаст (сокращение – Олег), польское Доброгост и так далее. Из этого же гнезда, возможно, вылетели и невнятные «фасты» и «фосты» из договоров великих князей русских Олега Вещего и Игоря Старого с Византией. Норманнисты, конечно же, пытались увидеть в них своих возлюбленных скандинавов, но тщетно искать в рунических надписях эпохи викингов, кишащих именами и целыми родословными сагах или средневековых документах (католичество, принятое норманнами, в отличие от православия, не требовало обязательной замены «Языческого» имени) тезок этих загадочных русских послов. Зато, предположив, что перед нами славянские имена, павшие жертвой стараний не то византийских, не то отечественных грамотеев на слух приспособить их к греческим буквам, мы легко опознаем в «Вуефасте» – Вуегаста (с мягким, «украинским» придыхательным «г»), в «Лидулфосте» – Людогоста (в древнем Новгороде была Людогоща улица, на которой нашли дивной красоты резной деревянный крест). Новгородская топонимика вообще кишит названиями, произведенными от имен этого же ряда – Утрогощи, Любогощи, Чадогощи, Видогощи и т. п. И во всех славянских землях известны Радагасты, Радогосты, Радигости и производные от этого имени названия рек, селений, гор. По одной такой горе (Гостин, она же Радгост, Радхорст в немецком произношении), кстати, получила название марка чешского пива «Радхорст» (на его пробках и изображен, в меру фантазии изготовителей, вооруженный Языческий идол). У этой горы произошло столкновение чешских рыцарей Ярослава из Штернберга с монголо-татарскими полчищами Батыя в 1240 году. Католики приписывают победу чехов Гостинской богородице – однако же чем могла помочь в бою женщина, да еще иноплеменница и иноземка? На мой взгляд, читатель, гораздо логичнее предположить, что славянским витязям помог закованный в латы славянский Бог с соколом на шеломе и бычьей головой на щите. Был ли Сварожич из Радигоща-Ретры тем же Богом, что и Даждьбог, неясно – вряд ли у Бога Неба был один или два сына [50] . Но, учитывая разноголосицу форм имени Радагаста-Радогостя-Радигоста, трудно согласиться со Срезневским и увидеть в его имени конструкцию, основанную на корне «даг».
49
О его внешности вы, читатель, можете составить себе представление на основе картины великого русского художника Константина Васильева, по явному недоразумению носящей название «Свентовит». Однако эти кумиры перепутать довольно сложно – для начала, у Свентовита есть, что называется, особая примета – четыре головы (не говоря о таких «мелочах», как питьевой рог и лук в руках и т. д.). На картине же Васильева изображен именно Радагаст Сварожич, и никто иной – одноголовый воин в латах, с птицей на шеломе и бычьей головой на щите.
50
В русских поучениях против Язычества и двоеверия Сварожичем называют Огонь. В южнославянских колядках поется «Сварожичу, мой Божичу» – впрочем, в песнопении, исполняемом во время зимнего Солнцеворота, когда Солнце начинает прибывать, «рождается», поминают скорее всего именно «Солнце-царя, сына Сварогова, еже есть Даждьбог».
Впрочем, исследователи не совсем уж единогласно готовы признать Даждьбога Солнечным Божеством – В.В. Мартынов в статье «Мифологический мир «Слова о полку Игореве»» выдвинул предположение, что Даждьбог – злое Божество, на основании сербских легенд, где Да]бог выступает как воплощение зла и противник Бога на земле. Также он апеллирует к древнеиранскому duz – «злой». В «Даждьбожьих внуках» «Слова о полку» исследователь видит черниговского князя Олега Святославича и заглавного героя «Слова», Новгород-Северского князя Игоря Святославича, поэмой якобы осуждавшихся за «усобицы». Однако не стоит приписывать советское государственническое сознание автору русского Средневековья – для тех времен желание личной славы было естественной чертой князя, и даже у человека, искренне радевшего за объединение Руси, никакого осуждения вызывать не могло. Никаких черт осуждения главного героя в поэме я не нахожу (замечу, что некоторые исследователи довольно убедительно приписывают авторство самой поэмы именно Игорю Святославичу), что же до Олега Святославича, то автор говорит о нем не хуже, чем о многих иных князьях. Знаменитое «Гориславич» никакого осуждения не содержит – не содержат же осуждения названия растения «горицвет» или птички «горихвостки». «ГорИславич» – а не «ГорЕславич»! – человек вспыльчивого, огневого характера, стремящийся к яркой, хотя бы и краткой, как пламя, славе. В рамках ценностей рыцарского Средневековья – а других ценностей у автора средневековой воинской повести и быть не могло – это ближе к похвале, пусть и сдержанной, но уж никак не к осуждению. И как-то даже странно думать, что автор поэмы обозвал своего главного героя – «Солнце светится на небеси – Игорь князь на Русской земле!» – и его пращура, прародителя воспетого поэмой «хороброго Ольгова гнезда», чуть ли не «чертовыми детьми»! Роль Даждьбога в сербских преданиях легко объясняется тем, что сербы и хорваты первыми из славянских племен, еще в VII веке, приняли христианство – а с ним и ту оценку прежних Богов, о которой мы так много говорили в этой книге. Хотя память о первоначальном, благом значении солнечного Божества хорваты, по-видимому, сумели сохранить. Иначе вряд ли они использовали бы Дабог как личное имя. В Галиции при короле Владиславе Ягелло (он же Ягайло) в 1394 году упоминается Данило Дажбогович, в польских документах мелькает некто Dadzbog. Известны названия местностей – Даждьбог в Мосальском уезде, Дацьбоги в Польше, Дабог в Сербии. Впрочем, это еще не главные аргументы – были, в конце концов, и всевозможные Бесовы горы или выселки, и личные имена и прозвища такого порядка встречались – стоит вспомнить знаменитого новгородского попа (!) по имени Упырь Лихой, или сподвижника Степана Разина Никифора Чертка, или боярского сына Сотону (!) Левашова. А главное в том, что построения Мартынова легко разрушаются, если вспомнить о существовании на Украине песен, в которых упоминается Даждьбог. В первой, записанной в Волынской области в 1965 году, соловей, прилетевший весной из славянского рая-«Вырея», говорит, что «не сам вийшов, Дажбог мене вислав», и отдал ему ключи – отпереть весну, запереть зиму. И это – про представителя злых сил?! Другая песня, записанная дважды – в двадцатых годах прошлого столетия на Волыни (если совсем точно – в Стрижавцах Винницкой губернии от некоего Л. Юркевича), а в 1975 – в Тернопольской области, еще любопытнее. Пели эту песню не абы когда (в традиционной культуре вообще всему свое время и место, в отличие от наших дней – вряд ли я когда-нибудь забуду дивную картину: второе августа, день ВДВ, трое коллег-охранников, здоровенных, нетрезвых и небритых лба в маскирухе, задушевно вытягивают «Виновата ли я»). Так вот, поют ее только при встрече едущего на свадьбу жениха с кем-либо. А поется в этой песне, как «межи трьома дорогами», на распутье, «князь» – здесь фольклорное обозначение жениха – просит уступить ему дорогу:
Ой Ти, Боже, Ти Дажбоже, рано-рано,Зверни ж меш с дорiженьки, ранесенько.Бо Ти Богом рiк од року,А я князем раз на вiку,Раз на вiку, в недiленьку.То есть Даждьбог выступает здесь как покровитель свадеб и супружества (как и в летописи), готовый сойти со своего вековечного («рiк од року») пути, уступая дорогу жениху, торопящемуся на главное, единственное в жизни («раз на вiку») событие – свадьбу. И что еще показательнее – существует болгарская песня схожего содержания, в которой жених просит уступить ему дорогу… Солнце! То есть никаких двусмысленностей в вопросе о том, кто есть Даждьбог, после этого не остается. По крайней мере, кто Он в космосе, в Природе.