Русская правда
Шрифт:
Приходил батюшка соборовать 23 , но князь, очнувшись, отказался, просил послать тайно и спешно за митрополитом Ионой 24 в Киев. И лекарь, и знахарь уверяли, что успеет. До Киева рукой подать. Вскоре приехал в великой спешке митрополит, привёз Анастаса Корсунянина, княжьего духовника, стали готовиться к соборованию, князь тяжко вздохнул, глубокая морщина прорезала его лоб, ещё две, резко очерченные синеватой бледностью, опустились от крыльев носа к уголкам рта, он обвёл всех медленным взглядом, прося уйти, начиналась исповедь. Все вышли на широкий двор; несколько часов назад Владимир раздавал здесь приказы, выслушивал гридней, советовался с боярами. Двор словно вымер и затих, даже собаки не лаяли, тревога висела в воздухе ощутимо, как чёрная туча.
23
Соборование –
24
Митрополит Иоанн, возможно, первый русский митрополит на Руси
Боярин Борислав огляделся: княжий дворец каменный, в два жилья 25 , с резным деревянным теремом наверху, стоит в центре двора; к нему примыкают хоромы бояр и челяди. Сени соединяют отдельные палаты в причудливую постройку, зато удобно зимой или ночью: не нужно добираться в темноте или по холоду до своего дома. Сзади дворца – избы простой челяди и холопов 26 , ещё далее амбары, ледники, погреба, медуши 27 , за ними скотные и птичьи дворы, кузница… Чуть в стороне гридница, за ней пустые хоромы. В тех хоромах раньше жили наложницы князя с челядью до двух сотен, а ещё в Вышгороде до трёх и в Белгороде столько же. Ненасытен был в молодости, жаден до плотских утех. После крещения всех их отпустил. Весело жили, буйно… Борислав тогда был совсем юн, начинал в младшей дружине отроком, а вот уже в бояре вышел.
25
В два этажа
26
Холоп – раб-должник или пленный
27
Медуша – помещение для хранения мёда
С князем был тогда воевода Добрыня, его дядя по матери, Малуше. Эх, Добрыня, Добрыня, знатный был богатырь, силы неимоверной. Да всё уходит в землю, и сильное, и слабое… Сколько он тогда с этими девами хлопот имел! То гридень в наложницу влюбится, то боярин… То понесёт какая от кого! А уж как их охраняли, как зеницу ока! Да где ты за ними углядишь! Две сотни девок молодых, а вокруг челяди сколько! И увидел он вдруг себя на этом дворе юным отроком, и словно проплыла перед ним нежная смуглая Салиха: тонкая, гибкая, чернобровая, губы алые, нежные, манящие, волосы длинные и густые, будто грива у вороного коня… Он вздрогнул, словно засаднила старая рана, спасибо Добрыне, жив тогда остался… Никому ничего не сказал старый воевода, тихо убрал Салиху в Вышгород… Как он тосковал тогда, только бы увидеть её! Тряхнул головой боярин, отгоняя воспоминания, и заторопился к дальним конюшням.
Пока шёл по двору, заметил, что солнце стало клониться к закату. Красные всполохи играли в облаках и отражались в воде, тихо покачиваясь от ветра и течения… «Словно кровь», – подумал вдруг он и заторопился: коротки летние ночи, а доживёт ли князь до утра, кто знает… За крайней конюшней в самом углу двора стояла небольшая изба, в ней жили слыхи 28 . Сколько их было и как они выглядели, толком никто не знал и знать не стремился. Были это люди тайные, незаметные, еду им носили в избу, утром они уходили или уезжали куда-то, словно растворяясь в рассветной дымке, а когда и откуда возвращались?.. Никто не вникал, да и не хотелось… Меньше слышал, дольше жил… Ведал слыхами Сом. А нашёл того Сома нынешний боярин Борислав, тогда ещё княжий отрок из младшей дружины. После похода на Корсунь в 988 году 29 и взяли Бориса в старшую дружину.
28
Слых – разведчик, шпион, соглядатай, агент
29
Даты даются далее по более позднему и привычному нам летоисчислению от Рождества Христова. Разница от Сотворения Мира в 5508 лет
Ехали они тогда по Таврии вдоль моря. Всё сокрушались, что столько воды, а ни на что не пригодна: ни тебе попить, ни еду сварить, ни огород полить… Вот приметил раз один воин, как что-то косматое и мелкое юркнуло в пещерку на середине обрыва. Волк, коза, собака? Ни на кого не похоже… Ну и послали Борислава проверить. Он часто потом рассказывал гридням и челяди, как лез по скалистому обрыву, как доставал из полутьмы пещеры какой-то дикий мохнатый визжащий и кусающийся клубок… Как спускался с ним, рискуя сломать шею (что уж греха таить, пришлось слегка врезать этому, чтобы чуть обмяк и не дёргался). Оказалось, малец лет девяти, жутко грязный, тощий, завёрнутый в обрывок какой-то шкуры на голое тело, с огромной лохматой головой
Боярин зашёл в полумрак избы, где горела всего одна свеча, а крошечные окна, забранные тонкими полосками слюды, слабо пропускали сумрачный вечерний свет. На лавке рыдали, размазывая слёзы по щекам мокрыми передниками (видно, плакали уже давно и усердно), две толстощёкие холопки с поварни. В углу он заметил старую ключницу, она сидела тихая, поникшая и тоже плакала, но по совсем другой причине. Она была подруга Малуши с подворья княгини Ольги, знала князя с детства и горевала о нём искренне и сердечно. Узнать удалось немного: той холопке, что должна была прислуживать в трапезной, что-то подмешали, и она второй день маялась животом, нет, убивать не собирались, чтобы никого не насторожить, так, заболела вроде… Ключница поставила вместо неё новую, недавно привезённую из Киева. Та никого ещё не знает, но видела в трапезной гридня, по описанию на наших не похожего, смуглого, чернявого и кучерявого, наши-то все русые, но одет был, как наш. Он сказал, что должен проверить посуду… Его одежду и оружие нашли за большой укладкой 30 в сенях в дальнем углу, видно, сразу переоделся и ушёл…
30
Укладка – ларь, сундук. Слово сундук тюркского происхождения и появилось в русском языке позже
– Но как он узнал, что князь пойдёт в трапезную, а не в гридницу?
– В гриднице тоже в княжьем кубке пару бесцветных крупиц нашли, лекарю отдали. В братине пусто, только в кубке… Я послал погоню в разные стороны, да ведь и он не дурак, понимает, что искать будем: или в Киеве затаился или ушёл уже далеко (да только знать бы куда: в Смоленск, в Византию, в леса?).
Сом своё дело знает, и сидеть зря не будет; девок отпустили, тех словно вымело из избы; безутешную ключницу боярин проводил до княжьего дворца и поспешил к умирающему.
Соборование закончилось, Владимир был в сознании, заговорил быстро, голос слабый, сбивчивый, но внятный:
– Охрану поставь, чтобы ни единая мышь не проскочила, чтобы в Киеве не узнали, что меня нет, чтобы Святополк не узнал да его сторонники, выпустят его из поруба 31 , захватит стол княжеский, тогда беда! Меня вывозите ночью, хороните отай 32 в Десятинной церкви, Иона уже всё знает. Всем говорите: болен князь… Да за Борисом пошлите гонца, Борису стол, он законный от венчаной жены, остальным уделы розданы, пусть не идут брат на брата, Глеб молод ещё, ему сидеть пока в Муроме, Борису стол…
31
Поруб – темница
32
Отай – тайно, тайком
Глаза князя закатились, он опять провалился в беспамятство. Боярин ужаснулся: как это так, Великого Князя Киевского хоронить как татя 33 безродного отай? Не бывало такого на Руси! Нужно было крепко поразмыслить. Оставив больного на лекаря и стражу, пошёл к боярам в Людскую палату, совет держать.
А Владимир провалился в ад, который создал всей своей жизнью. Жгучий стыд охватывал его, когда видел он картины своей молодости. Огненные языки запоздалого раскаянья жгли душу. И не было спасения от этого огня!
33
Тать – разбойник
И хотя уверял его митрополит Иона, что осознанный, раскаянный и исповеданный грех прощается Богом, смертный страх острыми когтями впился в сердце и выдавливал из него жизнь… Бог, может быть, и простил ему, а он себе простил? Что будет с его детьми?! Что будет с Русью?!
Как ни люто было страдание его тела, а душой он маялся сильнее, понимая, что эти часы даны ему для осмысления всей жизни. Больше всё равно ничего уже не успеть. И он вспоминал, вспоминал, то холодея от ужаса содеянного (и тогда даже руки становились костяными и твердыми, и знахарь растирал и растирал их целебным настоем, пытаясь согреть), то покрываясь крупными каплями ледяного пота, то сгорая в огне невыносимого стыда, лицо его делалось свекольно-красным, а жар, казалось, прожигал тонкую рубашку…