Русская Православная Церковь и Л. Н. Толстой. Конфликт глазами современников
Шрифт:
С другой стороны, писатель не признает, что тот ответ на поставленный вопрос о смысле жизни, который дает христианство, может удовлетворить современного европейца. В его религиозно-философских трактатах присутствует категорическое отрицание христианского вероучения и его основы – исповедания Божественной природы Христа; более того, признание Божества Спасителя, с точки зрения Л. Н. Толстого, есть главное препятствие к познанию истинной сути Его учения. С этим утверждением связано и другое: Библия и Евангелие не являются боговдохновенными книгами, поэтому свою задачу Л. Н. Толстой видит в том, чтобы «уничтожить всю ложь, мешающую видеть истину» (ПСС. Т. 88. С. 15).
В этой связи большой исторический интерес представляют контакты Л. Н. Толстого со столь просвещенным пастырем Церкви, каким был прот. А. М. Иванцов-Платонов. В первую очередь мы обратим внимание на не введенные еще в научный оборот примечания прот. А. М. Иванцова-Платонова к трактату Л. Н. Толстого «В чем моя вера?», возникшие в ходе предпринимаемых попыток добиться разрешения на официальное издание этого произведения в России.
Прот. А. М. Иванцов-Платонов (1835–1894), профессор церковной истории
Являясь православным священнослужителем, А. М. Иванцов-Платонов, тем не менее вызвался содействовать изданию в России не прошедших цензуру работ Л. Н. Толстого. В своем письме к писателю от 25 июня 1885 г. он указывал, что «Исповедь» и «Так что же нам делать?» можно было бы напечатать в собрании сочинений писателя, сделав из них небольшие исключения. Но что касается трактата «В чем моя вера?», из него необходимо выключить целые главы, притом что «большую и наиболее существенную часть сочинения <…> можно и нужно было бы провести» [399] .
399
Л. Н. Толстой и Н. Н. Страхов: Полное собрание переписки. Т. II. С. 689.
Примеч. 1. Этот отзыв прот. А. М. Иванцова-Платонова должен обратить на себя пристальное внимание исследователей: дело в том, что последний, наряду с прот. Н. А. Сергиевским (1827–1892), профессором Московского университета, а также прот. П. Преображенским и прот. Г. Смирновым-Платоновым, был одним из инициаторов создания в 1860 г. журнала «Православное обозрение», уже в первой своей статье декларировавшего необходимость культивирования живого направления в русской духовной науке. Характерно, что уже через год, в 1861 г., обер-прокурор Св. Синода А. П. Толстой в письмах к митр. Филарету высказывает неудовольствие по поводу того, что в новом журнале присутствует «излишняя уступчивость и как бы угодливая снисходительность в отношении к философским воззрениям и требованиям мира» (Знаменский П. В. Богословская полемика 1860-х годов об отношении православия к современной жизни. Казань, 1902. С. 6). Именно прот. А. Иванцов-Платонов и Н. Сергиевский с интересом отнеслись к первому религиозному трактату Л. Н. Толстого.
Так возникли «Примечания читателя» прот. А. Иванцова-Платонова, которые хранятся в Отделе рукописей ГМТ. В них автор демонстрирует очень глубокое понимание сути расхождений Л. Н. Толстого с православием. Прот. А. Иванцов-Платонов точно почувствовал главную проблему писателя: отсутствие собственного живого духовного опыта, внешний и поэтому поверхностный взгляд на христианскую жизнь, стремление сразу от полного неверия перейти к вере и принять «все частности церковного учения и обряда», «не уяснивши себе их внутреннего и исторического значения, не разобравши внимательно и тех оснований, на которых держалось его прежнее отрицание». Прот. А. Иванцов-Платонов совершенно справедливо подчеркивает в связи с критикой православного катехизиса и «Догматического богословия» митр. Макария, что «рассудочные понятия становятся живым убеждением лишь тогда, когда, не оставаясь заученными понятиями, они перерабатываются в личном жизненном опыте»; при этом бросается в глаза и очень высокая требовательность писателя [400] .
400
ОР ГМТ. Ф. 1. № 9059. Прот. А. Иванцов-Платонов. Примечания к статье Толстого «В чем моя вера?». Л. 15, 19–19 об.
Далее, критикуя взгляд Л. Н. Толстого на Церковь как на учреждение, в котором якобы насильно заставляют человека принимать противные его разуму убеждения, автор примечаний подчеркивает, что в Церкви ничего не делается насильно – Символ веры не является внешне обязательным для единения. Символ – «дело всей Церкви», выражение «общего исконного церковного верования», цель которого – объединение своих чад любовью; по сути, эта цель должна пониматься сотериологически; основой Символа является не принуждение, а Предание и любовь. Принципом единения объективно является Любовь Церкви, а также субъективно-свободное принятие Символа каждым верующим, основой которого является понимание и доверие [401] .
401
См.: ОР ГМТ. Ф. 1. № 9059. Л. 17–18.
Л. Н. Толстой высоко оценил работу А. М. Иванцова-Платонова и согласился на все его исключения из текста (см.: ПСС. Т. 85. С. 207). Однако даже прот. А. Иванцов-Платонов, по-видимому, действительно расположенный помогать Л. Н. Толстому, не мог пройти мимо явных несуразностей в «переводах» и новых интерпретациях Л. Н. Толстым хорошо известных христианских текстов. 22 августа 1885 г. он направляет В. Г. Черткову письмо, в котором речь идет о цензурном запрещении рассказа «Два старика», а также о новом переводе «Учения 12-ти апостолов» Толстого. Автор письма ясно видит, что перевод носит явно тенденциозный характер – Л. Н. Толстой, по своему обыкновению, сознательно искажал текст документа, автор письма указывает на самые вопиющие случаи таких искажений: вместо «крестите» – «омывайте», вместо «евхаристия» – «благодарение за еду», вместо «епископы и диаконы» – «надзиратели и служители» [402] .
402
РГАЛИ. Ф. 552. Оп. 1. Д. 1348. Письмо прот. А. Иванцова-Платонова В. Г. Черткову. Л. 1 об.
Таким образом, контакты прот. А. Иванцова-Платонова с Л. Н. Толстым очень ярко отразили суть конфликта последнего с православием. После переворота Л. Н. Толстой решительно утверждает, что православная вера есть набор случайно возникших обманов и идолопоклонство, где одним из главных является утверждение Воскресения Христова, факт, который всю свою жизнь Л. Н. Толстой не принимал и прямо отрицал, причем близкие писателю лица неоднократно указывали на часто отрицательно-кощунственное отношение Л. Н. Толстого к Воскресению, причем незадолго до смерти [403] .
403
Об этом неоднократно свидетельствуют и М. С. Сухотин (Из дневника М. С. Сухотина // Литературное наследство. Т. 69: Лев Толстой / АН СССР. Ин-т мировой литературы им. А. М. Горького. М., 1961. Кн. 2. С. 204, 212), и И. М. Ивакин (Ивакин И. М. Цит. соч. С. 40).
Но, отрицая все мистическое в христианстве, писатель настойчиво подчеркивал глубокий моральный смысл учения Христова, Закона Христова, который духовно живет во всех людях, который люди должны открыть в себе и которому должны следовать [404] .
Это противостояние разума и веры в свое спасение психологически очень характерно для Л. Н. Толстого – для него вообще не существует проблемы спасения. Ведь, по глубокому замечанию Л. Витгенштейна, если человеку действительно суждено быть спасенным, то он нуждается «не в мудрости в мечтах или рассуждениях, а в уверенности. – Эта уверенность и есть вера. Но вера есть то, в чем нуждается мое сердце, моя душа, а не мой размышляющий рассудок <…> спасительная любовь верит и в Воскресение, настаивает на Воскресении. Жажда спасения как бы умиряет сомнение». Вера в спасение, в Воскресение открывается только человеку, который, по словам Л. Витгенштейна, нуждается в бесконечной помощи [405] .
404
Очень часто на этом основании некоторые авторы делают вывод о том, что писатель вообще был невосприимчив к мистическим переживаниям. Этот вопрос не относится прямо к теме работы, но следует заметить все-таки, что вопрос о характере мистицизма Л. Н. Толстого представляется несколько более сложным. Н. А. Бердяев подчеркивает, что мистика Л. Н. Толстого – мисти-
405
См.: Витгенштейн Л. Культура и ценность // Человек. 1991. № 5. С. 104, 107.
Л. Н. Толстой решительно отрицает искупительный характер страданий Христа, Который победил мир и спас его «не тем, что пострадал за нас, а тем, что страдал с любовью и радостью, т. е. победил страдания и нас научил этому» (ПСС. Т. 85. С. 209), и категорически не принимает Церковь Христову, полагая, что истинная церковь – это «люди, соединенные исполнением Его воли, – церковь в истинном значении этого слова» (ПСС. Т. 85. С. 79).
В чем же заключается положительное философское содержание религиозных идей Л. Н. Толстого?
Один из самых авторитетных западных исследователей художественного творчества писателя, Р. Ф. Густафсон, последовательно показывает в своей книге «Обитатель и Чужак. Теология и художественное творчество Льва Толстого» (СПб., 2003), что учение Л. Н. Толстого представляет собой не столько пантеизм, сколько одну из разновидностей панентеизма [406] : исходя из трихотомической схемы (тело – душа – дух), Л. Н. Толстой утверждает, что Бог есть «бесконечное, вечно-живое, единое существо», которое проявляется в «бесконечном количестве видов (существ)», высшую ступень состояния которых составляет человеческий дух, самопознающий и познающий Бога. Эта третья («духовная») ступень познания открыта в «истинном браманизме, и буддизме, и христианстве». Согласно этому представлению реальностью является не отдельная человеческая личность, а действующая через человеческое сознание «вечная, бесконечная сила Божия», высшим проявлением которой является любовь. Смысл жизни человека – в росте сознания, в постепенном переходе от низшей ступени сознания к высшей (см.: ПСС. Т. 88. С. 318).
406
Панентеизм (от греч. – всё; – в; – Бог) – философская доктрина, согласно которой Бог одновременно имманентен и трансцендентен миру, но его имманентность не является абсолютной (как утверждается в пантеизме).
Бог есть нечто большее, чем мир, мир включен в Бога, пребывает в Нем. Термин введен К. Краузе, учеником И. Г. Фихте и Ф. Шеллинга, использовавшим его для обозначения понимания Бога, призванного объединить теизм, резко отделяющий Бога от мира, и пантеизм, сливающий Бога и мир: Вселенная покоится в Боге, а мир есть способ проявления Бога. Учения, близкие к панентеизму, выдвигали многие философы, начиная с Плотина и кончая представителями русской религиозной философии (концепция всеединства).