Русская революция. Агония старого режима. 1905-1917
Шрифт:
Таким образом самонадеянность либералов привела их к поражению в первой же битве объявленной ими войны конституционной монархии.
Октябрьский манифест удовлетворял умеренную и либерально-консервативную оппозицию, но ни в коем случае не либеральных радикалов и социалистов. Последние рассматривали его лишь как предварительную уступку — вообще же, считали они, революция должна продолжаться до победного конца. И разжигаемое левой интеллигенцией насилие все больше охватывало страну, что вызывало ответный террор справа, принимавший формы еврейских и студенческих погромов.
Волнения в деревне в 1905—1906 годах имели два следствия. Прежде всего они раз и навсегда погасили исконно монархические настроения крестьян. Отныне мужик уже не ждал, что именно царь дарует столь вожделенную землю, — теперь все его надежды были только на Думу и либеральные и радикальные партии. Во-вторых, в центральной России крестьяне «выкурили» из имений многих помещиков, которые
Крестьянская жакерия обострялась кампанией политического терроризма, развернутой эсеровской партией25. Мир еще не знал такого: волна убийств охватила коллективным психозом сотни, если не тысячи юношей и девушек, для которых убийство стало самоцелью, когда давно утрачен самый смысл действия. И хотя мишенью терроризма объявлялись правительственные чиновники, особенно из департамента полиции, на практике террор оказывался слеп и неразборчив. Как это обычно бывает, он принял форму тривиальной уголовщины с вымогательством денег и запугиванием свидетелей. Большинство террористов были молодыми людьми (старше двадцати двух лет — менее трети), и для них дерзкая, часто самоубийственная операция представлялась своего рода ритуалом возмужания. Самые яростные из террористов, максималисты, совершали убийства ради убийства, чтобы только ускорить крушение общественного строя. Последствия терроризма много шире, чем трагедии унесенных им жизней и репрессивных ответных мер, им вызванных. Террор снизил и без того достаточно низкий уровень политической культуры в России, деморализуя деятельных политиков и приучая к мысли, что обращение к насилию есть приемлемый способ решения сложных проблем.
Эсеры развернули массированную террористическую кампанию в январе 1906 года — то есть после того, как стране была обещана конституция. Широта кампании была ошеломляющей. В июне 1906 года Столыпин докладывал в Думе, что за прошедшие восемь месяцев совершено 827 покушений на жизнь чиновников министерства внутренних дел (к которому относились и полиция, и жандармерия), в результате которых 288 человек убиты и 383 ранены26. Директор департамента полиции информировал Думу годом позже, что в двух Балтийских губерниях имели место 1148 террористических актов, которые привели к гибели 324 человек, в большинстве полицейских и солдат27. Было подсчитано, что в течение 1906—1907 годов террористы убили или изувечили 4500 должностных лиц по всей империи28. Если к этому прибавить частных лиц, общее число жертв левого террора за период 1905—1907 годов достигает 900029.
Надежда правительства на то, что Дума поможет справиться с таким положением вещей, не оправдалась. Даже кадеты отказывались осудить террористов, считая революционный террор естественной реакцией на террор правительственный. Когда один из думских депутатов отважился заявить, что при конституционном строе нет места террору, его сотоварищи набросились на него и назвали провокатором, а предложенная им резолюция набрала лишь тридцать голосов30.
В столь сложных обстоятельствах — непокорный парламент, беспорядки в деревне и повсеместный террор — монархия обратилась к помощи «сильного человека», саратовского губернатора Петра Аркадьевича Столыпина.
Столыпин, которому было суждено занимать пост председателя Совета министров с июля 1906 года до самой своей гибели в сентябре 1911 года, был без сомнения самым выдающимся государственным деятелем имперской России. Единственным его соперникам — Сперанскому и Витте — при всех их несомненных талантах, недоставало присущего Столыпину сочетания кругозора государственного деятеля с искусством политика. Вовсе не оригинальный в своих начинаниях — большинство его идей были предначертаны ранее другими политиками, — Столыпин поражал и русских и иностранцев силой духа и цельностью характера; сэр Артур Николсон, британский посланник в России, считал его не более не менее как «самой замечательной фигурой в Европе»31. В своих действиях он руководствовался системой взглядов либеральной бюрократии, убежденной, что России нужна сильная власть, но что в современных условиях такая власть не может отправляться без поддержки населения. Дворянство, по его мнению, было вымирающим классом, и монархии следовало опираться на слой независимых крестьянских землевладельцев, создание которого и стало одной из основных целей его политики. Без парламента при этом обойтись было нельзя. Столыпин — почти единственный русский премьер-министр, обращавшийся к народным представителям как к равноправным коллегам, и в то же время он не верил, что парламент может управлять страной. Как и Бисмарк, примеру которого он во многих отношениях следовал,
Столыпин родился в 1862 году в Германии в дворянской семье, верой и правдой служившей престолу еще с XVI века.
Как характеризовал Столыпина Струве, он был типичным «служилым человеком, в средневековом понимании, инстинктивно и безоговорочно преданным своему царственному господину»32. Его отец был артиллерийским генералом, отличившимся в Крымскую кампанию; мать состояла в родстве с Александром Горчаковым, министром иностранных дел в царствование Александра II. Столыпину тоже прочили военную карьеру, однако физический недуг, перенесенный в детстве, помешал этому. Окончив гимназию в Вильно, он поступил на физико-математический факультет Петербургского университета, который окончил с отличием в 1885 году с кандидатским дипломом за диссертацию по земледелию. Человек высокообразованный (говорят, он свободно изъяснялся на трех иностранных языках), он предпочитал считать себя интеллигентом, а не чиновником, и это ощущение усугублялось тем, что и петербургское чиновничество смотрело на него как на постороннего, даже когда он поднялся на высшую ступень бюрократической лестницы33.
Завершив образование, Столыпин поступил на службу в министерство внутренних дел. В 1889 году он был направлен в Ковно (бывшая польско-литовская территория), где находилось имение его жены, О.Б.Нейдгарт, принадлежавшей к высшему обществу. Здесь он провел тринадцать лет (1889— 1902), исполняя должность предводителя дворянства (должность, назначаемая в этой области) и посвящая свободное время усовершенствованиям в поместье жены и изучению земледелия.
Годы, проведенные в Ковно, решающе повлияли на образ мыслей Столыпина. В западных губерниях России, где не знали общинного землевладения, полноправным хозяином земли был крестьянин. Сравнивая значительно лучшее положение сельского населения здесь с положением в центральной России, Столыпин готов был согласиться с теми, кто видел в общинном землевладении главное препятствие развитию села; а поскольку благосостояние села — главное условие устойчивости государства, то для сохранения в России закона и порядка, считал он, потребуется упразднить общинный уклад в деревне. Общинное землевладение во многих отношениях препятствовало улучшению экономических условий жизни крестьянства. Постоянные земельные переделы лишали крестьян заинтересованности в повышении плодородия полноправно не принадлежащей им земли, в то же время общинный уклад обеспечивал мужику прожиточный минимум. Благоприятствовал он и ростовщической деятельности предприимчивых и усердных крестьян. Столыпин был убежден, что России нужен класс независимых крестьян-землевладельцев, которые могли бы занять место отмирающего дворянства и явить собою пример для всего крестьянского населения страны34.
Его плодотворную деятельность в должности предводителя дворянства заметили в министерстве внутренних дел, и в мае 1902 года Столыпин был назначен губернатором Гродно. В свои сорок лет он стал самым молодым из занимавших этот пост в Российской империи. Менее чем через год его перевели в Саратов — наиболее беспокойную губернию в России, известную крестьянскими волнениями в сильным эсеровским влиянием. Говорили, что этим назначением он был обязан Плеве, который желал примирить общественное мнение, подбирая деятелей, известных своими либеральными взглядами35. За годы службы в Саратове он еще более утвердился в убеждении о пагубности общинного уклада, но, с другой стороны, понял, как сильно влияние общины на мужика, привлеченного ее уравнительным характером. При этом, как подметил Столыпин, община допускала лишь «равнение» на самый низкий уровень благосостояния. Чтобы дать возможность трудолюбивым крестьянам равняться по самому высокому уровню, необходимо, понял он, раздать удельные и государственные земли независимым земледельцам для образования и развития значительного частновладельческого крестьянского сектора наряду с общинным36.
В 1905 году в Саратове было очень неспокойно. И в усмирении крестьянских волнений Столыпину пришлось проявить весь свой ум и отвагу. В отличие от многих других губернаторов, запиравшихся в тревожные минуты в кабинетах и предоставлявших усмирение населения жандармам и солдатам, он отправлялся в самые беспокойные, горячие места, беседовал с бунтовщиками и спорил с радикальными агитаторами. И своего поведения Столыпин не изменил, несмотря на многочисленные посягательства на его жизнь, при одном из которых он был ранен. Стремясь как можно реже прибегать к насилию, он снискал в правых кругах репутацию человека «мягкого» и «либерального», что никак не могло пойти на пользу его дальнейшей карьере.