Русская революция. Агония старого режима. 1905-1917

Пайпс Ричард

Пытался Столыпин, хотя и безуспешно, ввести в состав кабинета министров представителей общественности.

Приняв должность, он вступил в переговоры с А.И.Гучковым и Н.Н.Львовым, предлагая первому портфель министра торговли и промышленности, а второму — министра сельского хозяйства. Однако свое согласие на сотрудничество они поставили в зависимость от исполнения их условий — чтобы в состав кабинета вошли и другие представители общества. Затем Столыпин вошел в сношения с Д.Н.Шиповым и князем Г.Е.Львовым, будущим главой Временного правительства. Они выдвинули жесткие требования: готовность правительства пойти на частичное отчуждение землевладений, отмена смертной казни и военных судов. Эти условия были вполне приемлемыми, однако дальнейшие требования, чтобы большинство портфелей министров, включая министра внутренних дел, было передано не-бюрократам, правительство принять не могло⁷¹. При посредничестве Крыжановского Столыпин стал наводить мосты с кадетской партией, предполагая ввести ее представителей в кабинет, но

и из этого ничего не вышло⁷². В январе 1907 года он снова попытался договориться с кадетами, надеясь переманить их на свою сторону, отвоевав у радикалов. В ту пору кадеты еще не имели прочного законного статуса, и Столыпин предложил им даровать этот статус, если они выступят с осуждением политического террора. И.И.Петрункевич, один из патриархов либерального движения и член Центрального комитета кадетской партии, ответил, что пусть лучше партия сгинет, чем потерпит «моральную гибель», приняв такое условие. Это положило конец всем переговорам⁷³.

К ужасу правительства, Вторая дума, заседания которой открылись 20 февраля 1907 года, оказалась еще более радикальной, нежели Первая, благодаря тому, что эсеры и эсдеки не стали бойкотировать выборы. Социалисты имели в Думе 222 депутатских мандата (из них 65 эсдеков, 37 эсеров, 16 представителей Народно-социалистической партии и 104 «трудовика», близких к эсерам), что было вдвое больше, чем у депутатов правого крыла. Кадеты, наученные поражением своей прежней тактики, стремились к более ответственной деятельности, однако их представительство сократилось почти вдвое (со 179 до 98) и в оппозиции главенствовали социалисты, не склонные вести законодательную работу. Эсеры решили принять участие в выборах с тем, чтобы «использовать Государственную думу для организации и революционизирования масс»⁷⁴. Социал-демократы на четвертом (объединительном) съезде партии, состоявшемся в Стокгольме в апреле 1906 года, пришли к решению «планомерно использовать все конфликты, возникающие между правительством и Думой, как и внутри самой Думы, в интересах расширения и углубления революционного движения». Съезд рекомендовал социал-демократической фракции организовать движение масс, которое опрокинуло бы существующий порядок, «обнаруживая перед массой непоследовательность всех буржуазных партий», убеждая в непродуктивности Думы и призывая к созыву Учредительного собрания⁷⁵. То есть, как видно, социалисты вошли в Думу с явной целью саботировать законотворческую работу и вести революционную пропаганду под защитой депутатской неприкосновенности.

Еще печальнее, с точки зрения правительства, было то, что избранные в Думу священники, в основном выдвинутые крестьянами, сторонились консервативных партий, предпочитая занимать место в центре, а некоторые прямо примыкали к социалистам.

Едва лишь во Второй думе начались дискуссии, как в высших кругах заговорили о том, что она неспособна к конструктивной работе и должна быть распущена или хотя бы серьезно перекроена. Ф.А.Головин, ее председатель, вспоминал, что в марте или апреле 1907 года именно в таком тоне говорил с ним царь⁷⁶. Однако прямо распустить Думу было, как показал опыт, непрактично ни с политической, ни с экономической точки зрения.

Политические доводы в пользу сохранения парламентарного установления мы уже приводили: бюрократия нуждалась в представительном органе, с которым она могла бы делить ответственность за недуги государства.

Экономические же соображения касаются международных банковских дел. Крупный французский финансист сообщил Коковцову, что роспуск Первой думы поразил французский финансовый рынок «как удар грома»⁷⁷. Впоследствии, в 1917 году, Коковцов объяснил, какая тесная связь существовала между парламентским управлением в России и ее кредитами на международном рынке. Рыночная цена билетов российского государственного займа 1906 года резко упала после роспуска Первой думы. Когда же распространился слух о том, что подобная участь ожидает и Вторую думу, российские облигации с объявленной стоимостью в 100 рублей снизились в цене с 88 до 69, то есть на 21%⁷⁸. Таким образом, на горьком опыте можно было предсказать, что уничтожение Думы резко подорвет возможность поднять зарубежные займы до выгодных соотношений.

Столыпин был готов распускать Думу и созывать новую столько раз, сколько понадобится: он признавался другу, что последует примеру прусского двора, семь раз подряд распускавшего парламент, пока не добился нужного результата⁷⁹. Но такая тактика была неприемлема для российского двора. Вынужденный отказаться от роспуска нижней палаты, двор потребовал ревизии избирательного закона, чтобы обеспечить созыв более консервативной Думы.

Крыжановский в своих воспоминаниях рассказывает, что пока еще проходили заседания Первой думы, Горемыкин подал царю меморандум, в котором сетовал на «промахи» выборов и критиковал изменения, внесенные в разработанный еще для «булыгинской думы» закон о выборах, предоставлявшие право голоса рабочим и резко увеличивавшие представительство крестьян. Царь разделял взгляды Горемыкина. В начале мая 1906 года, явно с его одобрения, Горемыкин потребовал от Крыжановского составить проект нового закона о выборах, который, не лишая избирательных прав никакую группу населения и не касаясь

основных конституционных функций Думы, сделает ее более сговорчивой. В том же месяце наспех составленные предложения Крыжановского были представлены царю. Ход им дан не был, возможно потому, что назначение Столыпина на пост председателя Совета министров породило надежды на то, что он сумеет справиться с Думой⁸⁰.

Теперь же, когда эти надежды развеялись, Столыпин просил Крыжановского составить изменения в закон о выборах, которые обеспечили бы представительство «более состоятельных» и «более культурных» слоев.

Хотя многие современники и историки видели в односторонних изменениях избирательного права, объявленных 3 июня 1907 года, не более и не менее как государственный переворот, с точки зрения правительства они представляли собой компромиссное решение, альтернативу роспуску Думы. Воспользовавшись проектом, который он составлял по просьбе Горемыкина, Крыжановский выдвинул три положения, вносивших существенные изменения в избирательный закон, а также в положения Основных законов, предоставляя двору больший объем законодательной власти.

Формальным предлогом для роспуска Второй думы послужило обвинение, выдвинутое против ряда депутатов от социал-демократической партии в причастности к заговору, целью которого было поднять бунт в петербургском гарнизоне. Столыпина немедленно обвинили в провокации, но в действительности заговор был раскрыт агентами полиции, застигшими в доме одного из депутатов подпольное собрание социал-демократов с представителями армейских и флотских революционно настроенных частей⁸¹. Со свидетельствами на руках Столыпин предстал перед Думой, требуя лишить депутатской неприкосновенности всех депутатов от социал-демократической партии и передать их в руки правосудия. Дума согласилась лишить неприкосновенности только тех депутатов, которым можно предъявить неопровержимые обвинения в подстрекательстве к бунту. Столыпин предпочел бы, распустив Думу, просто назначить новые выборы, но под непреодолимым давлением двора вынужден был пересмотреть саму процедуру думских выборов. [Депутаты социал-демократы предстали перед судом после роспуска Думы, когда иссякло действие их депутатской неприкосновенности, и были приговорены к каторжным работам (Курлов П.Г. Гибель императорской России. Берлин, 1923. С. 94)]. Вторая дума была распущена 2 июня 1907 года.

Новый закон о выборах, обнародованный на следующий день, явно нарушал положение конституции, запрещавшее использование статьи 87 для «введения изменений в положения о выборах в [Государственный] Совет или Думу». Это признал даже Крыжановский⁸². Чтобы обойти это ограничение, изменения в избирательный закон были проведены посредством издания Высочайшего манифеста, как того требовали дела насущной государственной важности. Акция оправдывалась тем, что царь волен пересматривать Основные государственные законы, ибо не давал клятвы соблюдать их⁸³. Новый закон отдавал предпочтение обеспеченным сословиям, применяя в качестве критерия избирательного права скорее имущественную оценку, чем легальный статус. Представительство промышленных рабочих и национальных меньшинств сильно сократилось. Разочарованное поведением общинных крестьян в первых двух Думах, правительство сократило и число их мест в Думе. В результате этих перемен представительство землевладельцев (категория, включавшая крестьян-единоличников) увеличилось в полтора раза, тогда как представительство общинных крестьян и рабочих во столько же раз сократилось. Таким образом, Дума стала гораздо более консервативным, а в этническом отношении — более однородно русским органом.

Термин «государственный переворот», часто употребляемый в полемической и исторической литературе по отношению к изменениям закона о выборах, едва ли оправдан. Ведь Дума в конце концов продолжала работать, сохранив за собой законодательную и бюджетную власть, дарованную ей Основными законами: манифест 3 июня ясно подтвердил прерогативы Думы. И в последующие годы Дума доставляла правительству еще много неприятностей. Лишь прямое упразднение нижней палаты или лишение ее законодательной власти можно было бы считать государственным переворотом. А событие, произошедшее 3 июня, вернее было считать нарушением конституции. И вполне в духе российской традиции: поглощать всякий независимый политический институт государственной структурой.

* * *

Третья дума, созванная 1 ноября 1907 года, была единственной, которой удалось просуществовать весь отведенный ей пятилетний срок полномочий. Как и предполагалось, новый законодательный орган был значительно более консервативен, нежели предыдущий: из 422 депутатов 154 принадлежали «Союзу 17 октября» (октябристы), а 147 — правому крылу и националистическим группировкам. Такое представительство обеспечивало консерваторам большинство в две трети голосов. За кадетами сохранилось только 54 места, в союзе с ними выступали 28 «прогрессистов». У социалистов было 32 депутата (19 социал-демократов и 13 трудовиков). Хотя правительство могло чувствовать себя значительно уверенней при таком перевесе консервативных сил в законодательном органе, все же это не означало немедленного и автоматического большинства при голосовании правительственных предложений, и Столыпин вынужден был организовывать сложнейшие политические маневры, чтобы провести через Думу то или иное решение. Министрам часто приходилось отвечать на запросы, и бывали случаи, когда правительство вынуждено было отступать.