Русская рулетка

Кьеза Джульетто

Глядя на дышащие макушки камчатских вулканов, окружающих город, на громаду вулкана Корякский, испытываешь ощущение, что ты отброшен в эру геологической истории Земли, ощущение бесконечной и неторопливой природы. Но достаточно опустить взгляд, чтобы увидеть суету серых муравьиноподобных безумных существ, которые не могут даже согреть самих себя.

Самое трудное — отделаться от навязчивого контраста, вырваться из ловушки бесконечного лабиринта кривых зеркал.

Почти случайно я стал единственным западным журналистом, который оказался здесь зимой 1998 года в разгар энергетического кризиса, беспрецедентного даже по меркам этого сурового края. Говорю почти, потому, что, прочитав несколько коротких репортажей в российских газетах о надвигавшемся бедствии в отдаленных от центра регионах, я решил отправиться из любопытства в наугад выбранное место. Когда я приехал, Петропавловск был погружен во тьму. Не горели даже светофоры на улицах. Отопление еще поступало в кое-какие дома в центре, но 45 малых ТЭЦ

Камчатки, которые дают свет и тепло в окрестные поселки, были практически без топлива. На двух больших ГРЭС и на 38 малых ТЭЦ топлива оставалось еще на 2–3 дня. Когда при свете свечи в бывшей гостинице обкома партии писались эти строки, танкер с 10 тыс. т мазута на борту держал курс на Петропавловск. Он должен был прибыть через 4 дня, при условии, что его не застигнет шторм в Охотском море. Но для Петропавловска 10 тыс. т давали передышку всего на 5 дней. Что будет потом, не брался предсказать никто: ни губернатор, ни депутаты областного парламента, ни московские министры. А ведь настоящая зима была еще впереди. Но и в те дни температура уже достигала –15 °C. Найти ответственных за создавшееся положение было невозможно. То, что я видел, объяснялось, вероятно, только одним: российское государство, казалось, рухнуло окончательно; руководители всех уровней только что вспомнили, где находится Камчатка, и начали изыскивать способы доставки топлива. Неужели никто не в состоянии был предвидеть такое развитие событий? Найти денег, чтобы приобрести, например, еще 10 тыс. т мазута? Мне сказали, что несколькими днями раньше прибыл министр по чрезвычайным ситуациям Сергей Шойгу, но на положении в районе это никак не отразилось. Несколько позже меня должен был прибыть Анатолий Чубайс, глава РАО ЕЭС. Я уже потом видел по телевизору, как ему приходилось объезжать пикеты протестующих жителей, что было удивительным исключением в море общей усталости и безразличия.

Регулярно прибывали спецрейсы, набитые представителями центральных министерств: финансов, транспорта, энергетики и обороны. Ночи напролет проходили в заседаниях, а я глядя на единственные во всем городе горящие окна в резиденции губернатора спрашивал себя: разве нельзя было договориться обо всем в Москве, чтобы не тратить лишний раз электроэнергию города?

Под покровом темноты над всем полуостровом подписывались совместные протоколы, на основании которых министр финансов обещал выслать еще немного денег армии, которая задолжала миллиарды рублей местному бюджету, и еще немного на пенсии и дотации еще не развалившимся фабрикам и совхозам. Министр транспорта клялся, что найдет танкеры, чтобы доставить мазут для камчатских электростанций. Министерство обороны обещало дать в долг еще 10 тыс. т мазута из стратегических резервов базы ВМФ. (Когда-то Петропавловская военно-морская база была мощным форпостом СССР на Дальнем Востоке, а ныне — это жалкий обрубок военной машины, не способный защитить даже себя, но по-прежнему тратящий миллиарды на свое содержание). Министерство энергетики пробовало убедить частные компании, такие, как «Сиданко» и «Славнефть», поставить нефть в долг. Но говорили, что к тому времени ее уже закупили в Корее, которая вообще-то импортирует нефть из России.

Тем временем местный губернатор ходил в Москве по тем же самым министерствам, а беспомощные дальневосточные депутаты рассылали воззвания федеральному правительству и Госдуме, в которой самая крупная фракция депутатов — коммунисты. В то же самое время более 300 тыс. человек, почти не протестуя, находились в темноте и холоде. Самым бедным пенсионерам местная администрация выдавала бесплатно корейские баллончики с газом. На рынке такие стоили доллар штука. Кто мог — покупал. Кому не по карману — устраивайся как знаешь.

Любопытно, что, несмотря на погасшие светофоры и холод, на улицах довольно много автомобилей. (Это не похоже на Армению, где три зимы подряд после объявления независимости все останавливалось, не было даже бензина для снегоуборочных машин). Магазины не испытывают дефицита в продуктах, хотя от одного взгляда на ценники голова идет кругом. Люди в них не задерживаются, видимо, заходят в надежде на какое-то чудо. Умирают с голоду? Этого нельзя сказать, хотя лица прохожих отнюдь не светятся здоровьем, то же относится и к детям, которые не шумят и идут молча, как тени. Многим просто не на что купить еду, поскольку они не получали зарплату несколько месяцев.

В районной больнице, ветхой пятиэтажной развалюхе, с вонючей лестницей без лифта, электричество пока есть. Заведующий отделением Виктор Иванович читает срочный циркуляр: приготовиться к худшему. В резиденции губернатора, видимо, стало известно, что танкер с мазутом попал в шторм. Улыбаясь, показывает мне свою электробритву: «Бреюсь я только здесь, чтобы достойно выглядеть перед больными». У всех медсестер в шкафчиках свои электроприборы — фены для сушки волос. Моются только на работе — единственном месте, где есть теплая вода. Здесь продолжают исполнять свой долг. Видя безупречно белые халаты на фоне грязных стен и протертого до дыр линолеума на полу, понимаешь, как здесь трудно просто работать. Больные на этих дырах спотыкаются, мне говорят, что вчера один упал и сломал себе руку.

Средняя продолжительность жизни на Камчатке сократилась еще на один год. Сейчас

она составляет 59 лет для мужчин и 61 год для женщин. Каждый проживет в среднем на 7 лет меньше, чем в 1991 году, когда у людей незаметно украли страну. Число медицинских работников на Камчатке с тех пор сократилось на треть: уезжают те, кто может рассчитывать на лучшую долю на континенте. Виктор Иванович получает в месяц (когда дают, последний раз это было в апреле) 1600 рублей. Медсестры Сталина, Наташа и Галина должны получать по 400 рублей, но зарплаты не видели уже 7 месяцев. «Нет никакой надежды, кругом безысходность, — говорит Сталина, чье имя, кажется, появилось из самых глубин ада, — хотелось бы закрыться в каком-нибудь укромном уголке и переждать».

Уехать? Но куда? На материке дела не лучше. «Из огня да в полымя». Чем лучше «дьявольский остров» Сахалин или Магадан, откуда люди бегут еще дальше в европейскую часть России, которая для многих недостижима, так как купить авиабилеты не под силу тем, кто не ворует, а месяцами ждет зарплаты? Работы нет ни здесь, ни там. Приходится оставаться, сжимаясь в комок, в ожидании еще больших неурядиц.

На Камчатке есть природный газ, но нет денег, чтобы его добыть и построить газопровод. Есть многочисленные источники геотермальных вод, но проекты их использования пылятся на полках. Можно использовать силу ветра и построить электростанцию, способную дать тепло и свет всему Петропавловску. Но к реализации таких проектов местное невежественное начальство времен социализма относилось с пренебрежением при полном безразличии Москвы. А сейчас нет и правительства, способного такие планы хотя бы наметить. В советские времена ученые спроектировали электростанцию, использующую энергию морских приливов. Здесь на севере Охотского моря прилив самый высокий в мире — 12 метров. Электроэнергии хватило бы на весь российский Дальний Восток.

«Были времена, когда мы поворачивали реки, — говорит Фуат Гялимзянов, руководитель администрации района Усть-Большерецкое, что в 250 км на запад от Петропавловска на берегу Охотского моря. — Строили грандиозные планы, была государственная идея, было на что опереться…» Нетрудно уловить оттенки сожаления в голосе бывшего агронома-коммуниста, ставшего посткоммунистическим администратором за 3600 рублей в месяц. В последний раз он получал зарплату в июле. Как раз тогда, когда у него в районе появилось 400 официальных безработных, а число жителей за последние 5 лет сократилось с 15 до 11 тыс. человек. В районе повальное пьянство. Алкоголь помогает забыть про все остальное За всем этим стоит российское государство, распроданное, приватизированное, превратившееся в ослепшее чудовище, которое бредет наугад, не разбирая дороги.

Возвращаюсь в гостиницу берегом моря. В бухте ни одного корабля. По набережной проносятся джипы японского производства, каждый из которых тянет на 70 тыс. долларов. Япония рядом, хотя все мечтают о далекой Америке, которую сегодня не любят, но которой продолжают завидовать. Глядя на машины, можно подумать, что здесь купаются в роскоши. Да, нуворишей достаточно. Это те, кто спекулирует икрой и лицензиями на лов рыбы. Для них проблемы тепла и света не существует: у них частные генераторы, которые продают на черном рынке военные. Именно среди таких людей стало модным праздновать Новый год дважды. Первый тост в Петропавловске, затем бегом в аэропорт. Чартерным рейсом до Анкориджа на Аляске 4 часа лета. И снова новогодний тост — уже на американской земле. Но через 20 часов. Потому что Земля круглая, а время начинает свои отсчет именно там, где «остальные» — те, кто не летает в Америку, а замерзает от холода. Еду туда, где находится источник богатства хозяев Камчатки. Этих хозяев не видно, хотя бы потому, что почти никто из них не живет здесь. Кто — в Москве, кто — в Калифорнии, кое-кто предпочитает быть поближе к банкам со своими деньгами, но и не слишком далеко от Камчатки. Аляска или Сиэтл — самые подходящие для них места. А источник богатства, настоящий рог изобилия, у всех на виду. Это Охотское море, которое омывает полуостров; море щедрое, хоть и хмурое на протяжении всего года, даже когда лед искрится на солнце. Здесь вылавливают 2.5 млн. тонн рыбы ежегодно. А это 3 млрд. долларов! В сплошном потоке рыбы и денег есть еще и своя золотая струя: путина — время, когда в сотни рек Камчатки идут косяки лосося. 250300 тыс. тонн замечательной красной рыбы, у которой в брюхе красная икра. Настоящий дар божий.

В социалистические времена, несмотря ни на что, сбор икры проводили по довольно разумным правилам, к разработке которых приложила руку даже Академия наук. Время путины, можно сказать, было советской монополией. Рыболовецкие флотилии Сахалина, Магадана, Петропавловска выходили навстречу «золотым» косякам лосося, чтобы выловить его до того, как он войдет в устья рек. У флотилий были фиксированные квоты лова, которые, если и нарушались (а нарушения правил были правилом и в то время), то незначительно, что, тем не менее, поддерживало небольшой черный рынок. По берегам рек лосося ждали специальные бригады рыбаков. Выловленная рыба считалась общественной собственностью. Даже со всем воровством, которое при реальном социализме процветало повсеместно, потери не превышали 10 % общего объема. Во времена Брежнева, когда коррупция и теневая экономика достигли своего пика, кажется, считалось, что воровство и нарушения квот составляют не более 30 %.