Русская семерка

Тополь Эдуард Владимирович

Он усмехнулся:

– Ну, хорошо, хорошо!.. Только переждите всех пассажиров, чтобы быть последними.

– Боитесь, что не расплачусь?! Или устрою публичный скандал?

– Гур! – впервые вмешался в разговор круглоголовый гебешник. – У меня в кармане ордер на ваш арест! Так что…

– Да вы меня не пугайте! – стараясь скрыть страх, сказала Таня. – Договор есть договор! Я княгиня!

– В чем дело? – вмешалась Элизабет, не понимая, о чем они говорят по-русски. – Что они хотят, Таня?

– Все в порядке, дорогая! Мы летим домой! – и Таня, выпрямив спину, неторопливо пошла к очереди на посадку.

Когда у трапа самолета

«боинг» с надписью «ПанАм» она протянула Олегу аккуратно завернутый пакет, он вначале не понял, что это такое.

– Это деньги, – тихо сказала Таня, внимательно следя за американской стюардессой на нижней ступеньке трапа, жмущейся от холода в коротком форменном пальтишке.

– Какие деньги? – растерялся Олег. – А где…

– Кольца? – закончила за него Таня. – Я их продала.

– Как? – задохнулся Олег.

– Так. Какая разница? Вы хотели деньги? Пожалуйста, пятьдесят тысяч!

Катунова торопливо выхватила пакет из рук Олега и стала совать его Тане назад:

– Давайте кольца! Или я вас сейчас арестую за дачу взятки государственному лицу! – зло шипела она сквозь зубы.

Таня быстро стянула с рук перчатки:

– У меня нет колец! Или вы берете деньги, или я сейчас подниму крик на весь аэропорт! – и она жестко, в обхват ухватилась за поручни трапа.

– Таня! – Элизабет спускалась по трапу вниз. – Что происходит? Что это за пакет они тебе суют? Я же говорила – наркотики! – и она закричала: – Провокация!!..

Таня, воспользовавшись минутным замешательством Катуновой, гебешника и Олега, стала быстро подниматься вверх по трапу. Гебешник бросился за ней, но Олег схватил его за руку:

– Ты что? С ума сошел? Это же не «Аэрофлот», это «ПанАм», американцы! Поднимут скандал!

– У-у, сука! – прошипела Катунова, держа в руках пакет с деньгами.

Таня, не оглядываясь, продолжала подниматься. Это восхождение, казалось ей, длилось целую вечность. Сердце бешено колотилось. Никогда она не думала, что от каких-то жалких десяти ступенек будет зависеть вся ее жизнь! Боже мой, она снова бежит из России! И снова Россия, та Россия, которая снилась ей по ночам и не оставляла ее даже в самые счастливые минуты жизни, – эта Россия снова гонит ее!

В салоне Таня без сил упала в кресло рядом с Элизабет.

– Дамы и господа! Экипаж самолета «Боинг 707» компании «ПанАм» приветствует вас на борту… – прозвучал по радио родной американо-бостонский акцент стюардессы.

Часть третья

17

Громыхая самодельной деревянной тележкой-сиденьем для инвалидов, безногий Николай высоко заносил острый топор, подскакивал и изо всей силы обрушивал его на очередную толстую деревянную колоду или упрямый пень. Молодой, двадцатидвухлетний и, несмотря на мороз, голый до пояса, он рубил дрова с каким-то весело-остервенелым озорством, покрикивал при неудачном ударе, матерился, когда не мог сразу вытащить топор, застрявший в колоде, и вслух радовался, когда очередное полено разлеталось на части с первого удара. От его мощных, как у всех безногих, плеч валил пар, по широкому красному лицу катился пот, в волосах застряли свежие щепки. На левом плече его была такая же, как у Алексея, татуировка…

Стоя в дверях дома, Джуди наблюдала за ним уже давно, даже озябла в наброшенном на плечи чужом – жены Николая – кожухе-полушубке. Дом этой странной молодой пары стоял на краю деревни, но

Алексей, уезжая в Москву, запретил Джуди не только показываться в деревне, но и выходить из дома, который и Николай, и его жена Лиза называли не домом, а избой – за столетний возраст. И только вечером, после захода солнца (вот как сейчас), Джуди выходила на заднее крыльцо подышать свежим воздухом – после захода солнца деревня Пешня сразу укладывалась спать, поскольку, кроме Лизы и безногого Николая, никакой молодежи в ней не было, а все хозяйство колхоза «Московские зори» составлял старый коровник, где Лиза работала дояркой. Летом старики-колхозники выращивали на своих огородах огурцы, а бабы собирали грибы в лесу, везли и то, и другое в Москву на рынок, тем круглый год и выживали – молоком, грибами да огурцами…

Наконец, какое-то полено отскочило прямо на крыльцо избы, к ногам Джуди, и Николай заметил ее.

– Ага! – тряхнул он курчавой головой. – Проснулась! Правильно, хватит подушку давить! К нам гости приехали.

– Какие гости?

– А наши с Лехой дружки армейские – Борис и Федора. Счас сабантуй устроим. Они за Лизкой на ферму поехали. Да ты не робей – ты уже в порядке! А ну, сними шапку. Ну, сними, сними! – прикрикнул он грозно, но шутя, конечно.

Джуди с неловкостью стащила шапку-ушанку. Два дня назад Лиза сняла с ее головы пластыри, и теперь голова обросла щетиной острых, колких волос.

– Ну, Жанна да Арк! – бодро сказал Николай и бесцеремонно подкатил прямо к ней – так, что его большая курчавая голова оказалась рядом с ее ногами. И, глядя на нее снизу вверх, усмехнулся: – А ты ничего! В порядке! Ножки ровненькие аж до трусов! – и расхохотался, увидев, что она смутилась. – Да ты не боись! Мы, инвалиды, хотя и озабочены по этому делу, но на баб своих друзей я не кидаюсь. А вот встретил бы я тебя до него! Я хоть и без ног, а свое мужское дело туго знаю. Потому Лизка от меня и не уходит! – он опять хохотнул. – Поняла?

Отжимаясь на руках деревянными колодками и громыхая тележкой, Николай взобрался на крыльцо и, проезжая мимо Джуди, нечаянно, но больно задел ее ногу. Лицо его враз потускнело, он грубо бросил:

– Чего губу прикусила? Больно? Так и говори! Чего нас, калек, жалеть? На свалку нас полагается, как мешок с говном! – и он зло прокатил с крыльца на кухню.

С улицы, из-за забора послышался шум подъезжающей машины, скрип тормозов, нетерпеливые автомобильные гудки за воротами. Николай стремглав выкатил из кухни, лихо пролетел на своей тележке над тремя ступеньками крыльца, грохнулся о замерзшую землю и покатил к воротам – открывать. Дико разукрашенный, словно вагон нью-йоркского сабвея, старенький «пикап» вкатил во двор. За рулем его сидел щуплый парень с худым лицом, запавшими щеками и с прямыми и длинными, почти до плеч, пепельными волосами. Когда он выпрыгнул из кабины, оказалось, что он одет в джинсы и огромный пиджак размеров на пять больше его роста. Из карманов этого пиджака торчали горлышки водочных бутылок. Одновременно с ним вышли из «пикапа» жена Николая Лиза – крупная, краснощекая, в телогрейке, валенках и шерстяном платке, и высокий темноволосый парень в солдатском бушлате и с нежным, словно девичьим лицом, которое, наверно, еще не знало бритвы. В левой руке у него была гитара, а правую он держал в кармане бушлата. Джуди показалось, что она уже видела где-то этих парней, но она не могла вспомнить где. «Ах, да! На фотографиях в комнате!» – вдруг осенило ее…