Русская троица ХХ века: Ленин, Троцкий, Сталин
Шрифт:
Как ни парадоксально, но залог окончательного исторического успеха Ленина кроется в формуле его супостата Бернштейна: конечная цель ничто, движение — все. Совсем не так важны были позиции большевиков по аграрному или национальному вопросу, даже по вопросу о сроках революции и ее истинном гегемоне, как то, что к 1917 году в распоряжении Ленина находилась, говоря современным языком, сетевая структура, пусть не поражающая размахом, но все же имевшая вполне положительную «кредитную историю». По сомнительной оценке Троцкого на начало того года в партии российских большевиков насчитывалось 23 тысячи членов [Троцкий, 2006: 33]. В современной РФ с ее ощутимо меньшим населением при таких-то потенциях нет смысла даже обращаться за регистрацией в Минюст: завернут с порога из-за «малочисленности». Но это и было самое настоящее, если воспользоваться опять-таки современными терминами, незаконное формирование, в то же время — бренд, пусть не самый заметный, но вполне реальный, охвативший целые регионы и отдельные отрасли.
В этом можно было бы усмотреть полное торжество
Тогда резонно спросить: почему партия была у Ленина, а у Троцкого «своей» партии не было?
Самый простой ответ: Ленину важно было «держать фирму» пусть она с 1907 года приносила в основном одни убытки. Прежде всего, статус одного из лидеров российской оппозиции помогал находить сочувственное внимание и поддержку у мощных и богатых организаций европейских социалистов. Других способов самоутверждения, даже простого выживания в политике для этого человека не существовало. Троцкий же был если не полной противоположностью типичного человека команды, то во всяком случае классическим «одиноким охотником», слишком ярким для повседневной рутины. Его и так знали звезды тогдашней политики и публицистики во всей Европе. Он вникал в различные дисциплины, анализировал события и писал на самые несхожие темы в бесчисленных сферах деятельности. В этом отношении любые команды были бы для него бесполезны.
В революционном офисе Ленина секретарем на общественных началах служила Надежда Крупская. «Она стояла в центре всей организационной работы, принимала приезжавших товарищей, наставляла и отпускала отъезжавших, устанавливала связи, давала явки, писала письма, зашифровывала, расшифровывала. В ее комнате почти всегда был слышен запах жженой бумаги от нагревания конспиративных писем» [Троцкий, 1991: 153]. На практике это означало монопольный контроль «семейного бизнеса» над всей информацией, нужной для управления партией.
Плюс контроль над партийной кассой. «Члены ЦК, — отмечал следователь Временного правительства, — получали за рубежом жалование от Ленина. Неугодные ему его лишались… Деньги делали его хозяином организации за границей и в России» [Волкогонов, 1994:214].
Такая постановка дел, помимо чисто утилитарного, прагматического смысла, имела и «теоретический фундамент»: так и только так надо действовать во имя победы пролетарской диктатуры, не дожидаясь, пока окончательно дозреют все конфликты производительных сил с производственными отношениями! Хотя с точки зрения марксистской догматики правы были не ленинцы, а как раз меньшевики. С позиций же объективной реальности, которая никак не подтверждала ни снижения нормы прибыли, ни обнищания пролетариата, ни неизбежности коммунизма — ни те, ни другие к научной картине мира отношения не имели. Самому Марксу в конце жизненного пути приходилось совершать «развороты на 180 градусов»: например, теоретизируя насчет того, что в Европе капитализм оказался чересчур крепок, а в Российской империи он слаб — так может, стоит перенести упования на нее? Об этом историческом парадоксе впоследствии писал Бердяев: утопистами проявили себя те, кто полагался на законы нормального развития, а большевики, выступавшие против здравого смысла, победили, следовательно, они-то и были настоящими реалистами.
Разумеется, утверждения советской пропаганды о руководящей роли Ленина, начиная с 1903-го, далее везде и во всем, были, ласково говоря, сильным преувеличением. Дело не только в Плеханове, который долго возвышался над всеми остальными, как одинокий утес. Ленинский прорыв на Втором съезде РСДРП и в последующей деятельности «Искры» оказался единственным на долгие годы; а потом и Плеханов отходит на вторые роли, появляются новые яркие политики.
Взять хотя бы такой фактор, как разделение партийных постов и должностей. Из списка публичных руководящих структур РСДРП легко сделать вывод, что ударным отрядом российской социал- демократии на политической арене очень скоро сделались посланцы солнечной Тифлисской губернии, Ленину в тот момент абсолютно неподконтрольной. Так, руководителями четырех фракций социал-демократов в третьей и четвертой Государственных Думах были Ной Жордания, Ираклий Церетели, Николай Чхеидзе. Затем они же возглавили советскую власть в Петрограде и в России. Быть может, Сталин в 1917-м затем и понадобился Ленину, чтобы облегчить контакты с его земляками на ключевых постах?
Тем не менее особенности ленинского характера — амбициозность в сочетании с жесткой самоуверенностью постепенно, но неуклонно создавали предпосылки будущего абсолютного лидерства в партии. Не менее важно то, что такой стиль руководства как нельзя лучше подходил к традиционному российскому менталитету. Меньшевики со своим либерально-демократическим культом легитимных процедур, свободы выбора для каждого, явно проигрывали большевикам и в этом смысле.
Но явление имело и оборотную сторону: Ленин плохо уживался на долгий срок даже с ближайшими соратниками. Если авторитарный лидер слишком давно не одерживает новых
Вообще можно утверждать, что все-таки важнейшим из всех занятий революционеров-социалистов не одних большевиков, но и эсеров — во время подготовки к восстанию были не оргработа с партучебой, не «тамиздат» и не «эксы» с покушениями, а «внутривидовая борьба». Свой неповторимый, устойчивый вкус в нее вносили такие личности, как Малиновский или Азеф (с известной долей цинизма можно сказать, что самый крутой из отморозков провокаторского беспредела — еще один уникальный вклад России в мировую историю). Периодические сеансы разоблачения лишь нагнетали атмосферу трагичного абсурда вокруг рыцарей светлого будущего: кто герой, кто предатель? Все это сильно деморализовало оппозицию, в годы реакции вызывая стойкое ощущение безысходности, раздувая неприязнь между теми, кто отсиживал тюремные сроки, и кто «отсиживался» в благополучной Европе.
В 1905 году Ульянов возвращается в Россию делать революцию, живет на конспиративных квартирах то в Питере, то в Финляндии, пишет массу статей и воззваний, но все его усилия остаются почти незамеченными. Возможно, к счастью для него: практически все социал-демократы большевистского толка в Государственной Думе второго созыва были репрессированы и затерялись в жестокой российской истории. Об этих сторонах тогдашней действительности часто забывают, подчеркивая «либерализм» царей в сравнении с террором революционной и особенно сталинской эпохи.
Недолгая история первого российского парламентаризма представлена в таблице:
