Русская земля. Между язычеством и христианством. От князя Игоря до сына его Святослава

Цветков Сергей Эдуардович

Из этих наблюдений видно, в каком направлении менялся со временем смысловой вектор сказания об Ольгиной мести. В летописной обработке яркий языческий колорит сказания, естественно, поблек, и на первый план выступила сухая «графика» сюжета: «мудрость» (хитрость) Ольги и собственно месть. Ученые монахи совлекли со святой княгини, «матери русских князей», одежды языческой жрицы, запачканные запекшейся кровью человеческих жертв, и нарисовали образ изобретательной и беспощадной мстительницы за убитого мужа — образ, не потерявший своей привлекательности для крещеных русских людей конца XI — начала XII в.

Сказав все это, приходится добавить, что обильная уснащенность сказания об Ольгиной мести фольклорными мотивами и подробностями едва ли пошла на пользу исторической достоверности. Заключительная его часть, вероятно, в большей степени соответствует действительности, так как способы и последствия усмирения «Деревьской земли» не противоречат обычному образу действий русов в чужих землях, известному по другим

источникам. Искоростень был сожжен, градские «старейшины» пленены (видимо, в целях получения за них выкупа, или, быть может, взяты в заложники), а «прочая люди овых [иных] изби, а другия работе предасть мужем своим, а прок их [остальных] остави платити дань. И возложиша на ня дань тяжку...». Две части дани шли Киеву, а одна — Вышгороду, «бе бо Вышегород Ольжин город» [218] .

218

Распределение «древлянской» дани между Киевом и Вышгородом — нерешаемая загадка для историков. С.М. Соловьев спрашивал: «Для чего вместо лиц — места? Почему не князю Святославу, а княгине Ольге?» — и отвечал так: «Естественно употребить имя стольного города вместо имени князя, ибо князья меняются, столицы же остаются... Но в разбираемом месте показывается отношение не постоянное, а временное, условленное личностью Ольги, и, несмотря на то, дань шла в Вышгород, хотя известно, что Ольга жила в Киеве... следовательно, должно предположить, что казна Ольги хранилась в Вышгороде» (Соловьев С.М. Сочинения. С. 300. Примеч. 209). И.Я. Фроянов объяснил упоминание Киева и Вышгорода тем, что общины этих городов приняли участие в подавлении «древлянского» восстания (см.: Фроянов И.Я. Рабство и данничество у восточных славян (VI—X вв.). СПб., 1996). А.Л. Никитин заподозрил здесь перенесение летописцем в прошлое исторических реалий начала XII в., так как «„Ольжиным" (то есть принадлежащим не Ольге, а Олегу Святославичу) Вышгород был в 10-х гг. XII в. будучи получен им (Олегом Святославичем. — С. Ц.) в 1113 г., по-видимому, за отказ в пользу Владимира Мономаха от Киева, на который Олег имел преимущественное право по старшинству» (Никитин A.Л. Основания русской истории. С. 38—39). В любом случае долевой принцип раздела дани (две трети — Киеву, одна треть — Вышгороду) остается неясным.

Переславско-Суздальская летопись знает размеры и состав «древлянской» дани: «И платить повеле [Ольга] по две куне чръных, по две веверицы и скоры и мед и давати...» Но эта запись скорее отражает современные летописцу реалии XII—XIII вв. По всей вероятности, «тяжкая дань», возложенная Ольгой на «древлян» (в нарушение прежнего обещания: «аз бо не хощу тяжьки дани взложити, якоже и муж мой»), в количественном отношении соответствовала прежней «черне куне», которую взимал с них Свенгельд, то есть была двойным обложением; о качественных ее показателях вряд ли можно сказать что-то конкретное. Вообще «черная куна» постоянно сопутствует летописным сообщениям о наложении дани на «древлян», начиная с правления Олега.

 С падением Искоростеня судьба «Деревьской земли» была решена: все «древлянские» грады предались Ольге, которая «прия землю ту, иде к Кыеву».

Глава 3

ВО ГЛАВЕ «КНЯЖЕНИЯ»

Опекунша или глава Русской земли?

 Прежде чем перейти к обозрению государственной деятельности Ольги, мы должны рассмотреть вопрос о легитимности ее власти.

Говоря об Ольге-правительнице, чаще всего полагают, что вдовая княгиня правила от имени своего сына, которого она временно заместила на киевском столе. Тем самым Ольге отказывают в самостоятельном источнике ее властных прерогатив, определяя их как регентские по существу [219] . Поступая таким образом, ученые следуют летописной традиции. При всем пиетете, питаемом к Ольге древнерусскими книжниками, последние решительно отказались считать годы ее правления самостоятельным княжением. Повесть временных лет не включила Ольгу в именной перечень первых русских князей (статья под 952 г.), изобразив ее всего лишь опекуншей законного наследника Игоря, малолетнего Святослава. Статья под 972 г. подводит итог его жизни словами: «И бысть всех лет княжения Святославля 28», то есть ведет отсчет его княжения с момента смерти Игоря в 945 г. (по летописной датировке). Этот взгляд на государственный статус Ольги после гибели ее мужа, в сущности, никогда не был ни достаточно аргументирован, ни серьезно оспорен.

219

См., напр.: Рыбаков E.A. Мир истории. С. 102.

Между тем основания для ревизии есть. Мы располагаем первостатейным по важности источником — трактатом Константина Багрянородного «О церемониях», содержащим список посольства

княгини Ольги к византийскому двору. До сих пор исследователи, за редкими исключениями, проявляли к нему интерес только в связи с обстоятельствами Ольгиного крещения. Но его информативность отнюдь не ограничивается рамками этой темы. Жесткие этикетные требования византийского двора расставили прибывшую «русь» по ступеням иерархической лестницы, благодаря чему у нас есть отличная документальная основа для характеристики верхушки древнерусского общества в период правления Ольги. В этом отношении список Ольгиного посольства имеет такое же значение, как договор 944 г. — для изучения политической иерархии русов во время княжения Игоря.

 Вот наиболее полный список участников первой аудиенции, с указанием в скобках сумм денежных подарков, полученных данными лицами от императора, что, наряду с местом лиц в списке, служит важным показателем их общественного достоинства:

1. Ольга, «архонтисса Росии» (500 милиарисиев [220] ).

2. Ее «анепсий» (30 милиарисиев).

3. 8 «людей» Ольги (по 20 милиарисиев).

4. 6 «архонтисс-родственниц» Ольги (по 20 милиарисиев).

5. Личный переводчик Ольги (15 милиарисиев).

220

Милиарисий — мелкая серебряная монета, одна тысячная золотого фунта. 12 милиарисиев составляли одну номисму (солид).

6. 20 послов «архонтов Росии» (по 12 милиарисиев).

7. 43 купца (по 12 милиарисиев).

8. 2 переводчика (по 12 милиарисиев).

9. Священник Григорий (8 милиарисиев).

10. 18 «отборных прислужниц» Ольги, «ее рабынь» (по 8 милиарисиев).

11. «Люди Святослава» [221] (по 5 милиарисиев).

12. 6 «людей посла» (по 3 милиарисия).

Опытный глаз Константина различил внутри пестрой толпы приехавших русов подлинные отношения социально-политической иерархии, существовавшие между ними на тот момент и скрытые дымкой времени от взора летописца. Величина денежной дачи делит 12 категорий лиц, составивших русское посольство, на 8 разрядов (подарки по 500, 30, 20, 15, 12, 8, 5 и 3 милиарисия), в порядке убывания значения их посольского статуса.

221

По расчетам Г.Г. Литаврина, их было пятеро. Ход мыслей исследователя таков. Судя по второму приему, сумма раздач составляла целое число номисм. Поэтому исследователь предположил, что и в первом случае общая сумма «даров» должна быть кратной 12, так как в номисме было 12 милиарисиев. Без «людей Святослава» русам роздано 1775 милиарисиев. Ближайшие кратные суммы равняются 1800 или I860 милиарисиям. Тогда на долю «людей Святослава» приходится либо 25, либо 85 милиарисиев. Поскольку каждый из них получил 5 монет, то всего их было либо 5, либо 17 человек. Число 5 выглядит правдоподобнее, поскольку глава посольства, княгиня Ольга, имела при себе 8 «людей» (см.: Литаврин Г.Г. Состав посольства княгини Ольги в Константинополе и «дары» императора // Византийские очерки. М., 1982. С. 73).

Самое почетное место отведено Ольге. Константин величает ее «архонтиссой Росии», признавая за ней великокняжеский титул погибшего Игоря (западноевропейские хронисты, в свою очередь, именуют Ольгу «региной» (regina), то есть королевой). Преподнесенный ей подарок, сравнительная ценность которого (500 милиарисиев, не считая того, что деньги находились в «золотой, украшенной драгоценными камнями чаше») более чем в пятнадцать раз превосходит самую крупную из прочих сумм (30 милиарисиев), подчеркивает безусловное главенство Ольги над остальной «русью». Для Константина Ольга явно не опекунша, не временщица. Будь это не так, рядом с ней находился бы посол Святослава; однако вместо него Ольгу сопровождает «ее анепсий».

 Об этом лице историки затруднялись сказать что-либо определенное, кроме того, что термин «анепсий» означал вообще кровного родственника и прилагался, например, к племяннику. Допускали, впрочем, что им мог быть сам Святослав, пожелавший сохранить инкогнито [222] , однако забывали объяснить, чем вызван весь этот маскарад (путешествия знатных особ инкогнито — примета совсем другого времени) и почему в таком случае сия страшная тайна самым нелепым образом раскрыта упоминанием «людей Святослава». Указывали еще, что в договоре 944 г. посол одного из двух Игоревых «нетиев» (племянников) назван сразу после посла «Ольги княгини». Но и эта аналогия нимало не проясняет личность анепсия. Племянник Игоря конечно же не состоял с Ольгой в кровном родстве; и потом, невозможно найти разумных причин, зачем ему понадобилось лично отправиться в Царьград, тогда как прочая Игорева родня («архонты», по терминологии Константина Багрянородного) вновь, как и в 944 г., перепоручила представительство своих интересов своим послам.

222

См.: Пашуто В.Т. Внешняя политика Древней Руси. М., 1968. С. 67.