Русская жизнь. ВПЗР: Великие писатели земли русской (февраль 2008)
Шрифт:
Николай Иванович Сырман, председатель того самого кибуца (официально он назывался «Ферма Country») сидит теперь как в блокаде: вокруг его правления, обитого белым сайдингом, несколько лесопилок, где работают таджики (а тех вместе с произведенной продукцией охраняют работники из числа местных), с десяток разрушенных почти до фундамента строений, кладбище сельхозтехники за колючей проволокой (это раньше, как говорит Серега из ООО «Крот», бери автоген и пили всласть, а теперь у всего появился хозяин) и будка с вывеской «Элитный картофель».
– Все, 7 января продали 800 голов, на этом наша эпопея закончилась, - Николай Иванович грустит и пьет в правлении чай. Больше месяца у него нет привычной работы, но госорганы не отстают от закрывшейся фермы, и все требуют каждый день какие-то бумажки и сводки, то для налоговой, то для статистики. Потом выясняется, что «на работу» надо ходить
– Так и не стал наш Сырман израильтянином, вон, чай пьет, да еще и с сахаром, а не кофе, как положено, - вздыхает из-за кипы бумаг зоотехник Наталья Федоровна. У нее тоже теперь нет работы, но, в отличие от своего председателя, она не теряет оптимизма, надеясь на тот самый навоз (его, если не растащат местные или дачники, весной решено отдать на переработку калифорнийским червям), но больше на то, что идея передовой коммуны, замешанной на ветхозаветных принципах, просто так умереть не может.
– Ничего, Арье Геллер что-нибудь придумает, он у нас голова!
Арье Геллер - это израильский бизнесмен, прибывший в Россию в конце 90-х. Чтобы зарабатывать деньги, он открыл в Москве банк, занялся строительством офисных центров, а для души завел эту ферму. Нет, конечно, где-то в подсознании Геллера сквозила мысль, что и сельское хозяйство в России может зарабатывать деньги, но это явно было вторичным. Точнее, Геллер, как сейчас признается Сырман, считал так: сельское хозяйство у нас может развиваться, но только тогда, когда оно подчинено какой-то сверхидее. Фермы, подобные коммунам, в СССР вроде бы существовали, но Геллер считал, что эта «сверхидея» была извращена в 30-е годы и доведена до абсурда уже во времена застоя, когда крестьянину стало все равно, каков будет результат его труда. В общем, Геллер решил, что русскую общину надо немножечко «евреизировать», привнести в нее немножко религиозности и чуть-чуть левачества, и результат тогда не заставит себя ждать. Тем более что в Израиле кибуцы за 70 лет существования доказали свою суперэффективность.
Тогда же в наш российский кибуц из Израиля выписали Зохара Нитзана, внучатого племянника Льва Троцкого, и дело закрутилось. Но для начала, как говорит Сырман, взялись за малое: элементарное человеческое устройство местной жизни. За 10 лет реформ крестьяне не только отучились от труда, но и лишились самих средств производства. Некогда передовое хозяйство ОПХ «Заворово» развалилось на части, в большинстве недееспособные: лишь на той самой ферме стояли полуголодные коровы, да кое-как теплилась жизнь в отколовшейся от ОПХ фирме «Элитный картофель». Остальная земля, розданная крестьянам в качестве паев, стала целиной.
Терпение и труд все перетрут
Эту целину (около 800 гектар) новое хозяйство и взяло у бывших колхозников в аренду. Строго говоря, классический кибуц (да даже и еврейские сельскохозяйственные коммуны, десятками открывавшиеся в СССР в 1920-е годы) должен был строиться совсем по-другому: земля, основные средства производства, строения и все прочее объявляются общей собственностью, а оплата труда работников исчисляется исходя из их вклада в работу коммуны. Но понятно, что в государстве, взявшем курс на антикоммунизм, такой фокус не прошел бы, и израильтяне резонно решили, что для начала надо просто восстановить хозяйство. «Мы решили заняться молочным животноводством. Это - самое рентабельное сельскохозяйственное производство для Нечерноземья. Еще оно позволяет применять наиболее передовые технологии», - говорит Сырман. Примерно за 7 лет в молочную ферму было вложено 20 млн. долларов. С 2500 литров молока в год надои довели до 6000-8000 литров. «Вышли на уровень Восточной Европы», - поясняет Николай Иванович. Но и такие надои не приводили к рентабельности хозяйства - она была чуть выше ноля. Зато улучшение жизни в Заворово за это время кто-то все-таки успел почувствовать. Именно кто-то, а не все сотни работников бывшего колхоза. «На ферме у нас работало всего 24 человека - и это на 800 голов, включая 400 молочных коров! В прежнее, советское время ее обслуживало бы около 200 человек, а в нынешних, полуразрушенных хозяйствах - больше 100. Интенсификация труда была одним из главных условий рентабельного современного хозяйства», - поясняет Сырман. И добавляет, что все производство на ферме было компьютеризировано, а техника закупалась в Америке.
Пока не сложился коллектив единомышленников, руководителям фермы несколько раз пришлось провести ротацию рядового состава. Сам Сырман не хочет об этом рассказывать, но некоторые местные жители утверждают, что ценные кадры мужского пола кодировали от алкоголизма за счет компании. В итоге доярки на ферме стали получать по 11-13 тыс. рублей в месяц, а механизаторы - по 15 тыс. рублей. Для сельской местности даже Московской области в 2004 и 2005 годах это были неплохие деньги. Плюс работники могли по льготным ценам покупать молоко и мясо. Кроме того, когда жизнь вроде бы устоялась, руководство начало вводить многие традиционные элементы кибуца: коллективное руководство, специальные обучающие (в том числе и по теме устройства классического кибуца) семинары. Еще бы года 3-4, и дошли бы до маленького Израиля в Раменском районе, как признавались местные жители. Кто-то в запальчивости даже предлагал тогда обнести всю эту землю забором и объявить внутри огороженной территории суверенитет.
Насильно мил не будешь
Положение фермы резко покачнулось в 2007 году, когда эффект легких нефтяных денег добрался до сельской местности. С одной стороны, значительно увеличилась закупочная цена молока заводами - с 7 рублей 40 копеек за литр в 2006 году до 17-18 рублей. «Мы тогда, в начале года, начали выходить на нормальную рентабельность: при себестоимости молока в 11-12 рублей за литр ферма стала ежемесячно давать 30-40 тыс. долларов чистой прибыли», - Николай Иванович потрясает гроссбухом, подготовленным к завтрашнему визиту налоговой. Конечно, тут сыграли роль не только благоприятные обстоятельства, но и личные связи кибуцников. Например, Сырман признается, что вначале они продавали почти все молоко заводу «Эрманн», но потом гораздо более выгодно договорились о поставках с «Вимм-Билль-Данном». Директор фирмы не хочет вдаваться в детали, но известно ведь, что ВБД владеют тоже евреи, причем этот переработчик молока единственный в России, чья продукция является полностью кошерной (за соблюдением всех процедур на заводах ВБД смотрит раввин).
С другой стороны, те же нефтяные деньги разогнали зарплаты за непроизводительный труд в округе и в Москве. «Мне хорошая доярка говорит: я лучше вокруг супермаркета „Карусель“ в Бронницах буду через день гондоны и пивные банки подметать за 15 тыс. рублей в месяц, чем тут в коровнике горбатиться!» - чуть ли не со слезами на глазах рассказывает Сырман. Те же 15, а то и 20 тыс. рублей в 2007 году стали платить охранникам и продавцам на полупустых рынках стройматериалов.
Но это не самая главная беда. В конце концов, актив кибуца к 2007 году не променял бы идею на дополнительные 2-3 тыс. рублей за сидение в будке. Ферму добило даже не повышение тарифа на электроэнергию (+44 % в конце прошлого года, поскольку энергетики приняли решение приравнять сельхозпредприятие, прежде оплачивавшее киловатты по льготной цене, к промышленному предприятию). Основной вклад в ее уничтожение внесла одна строительная компания, почуявшая, что пастбища, на волне нефтяных денег, теперь можно легко превратить в дачные участки. Спрос на дачи добрался до 60-километровой от Москвы зоны, и глупо было бы этим не воспользоваться.
И если активисты кибуца до последнего держались за свои земельные паи площадью 2,45 га, то остальные раскрестьянившиеся жители Заворово легко продали их строительной фирме по 2,5 тыс. долларов за пай (т. е. по 10 долларов за сотку). «Бабушки, - включается в наш разговор зоотехник Наталья Федоровна, - руководствовались не столько жаждой денег, сколько страхом, что коммерсантам так и так достанется эта земля, только задаром». Тем более что пример «внеэкономического» подхода к несговорчивым уже был: в соседних селах сгорело несколько домов, как раз с бабушками заодно, а раз нет человека - то нет и проблемы, в России это правило никто не отменял.
А кто- то расставался с землей и злорадствуя, как в той поговорке: «Выколю себе глаз, пусть у тещи будет зять кривой». Дед Валерий (59 лет по местным меркам действительно преклонный возраст), проводящий теперь полдня у обочины дороги («не пропустить бы почтальоншу, жду письмо от сына с зоны, а он все никак не пишет»), охотно комментирует неудавшуюся жизнь в кибуце и взаимоотношения фермы и строителей. «Если бы они обо всех заботились, тогда другое дело! Мясо на завод сдают по 80 рублей, а на рынке оно по 150 рублей. Почему бы мне и другим людям по килограмму на Новый год или на день рождения бесплатно не дать? А они всех людей на два сорта разделили. А рабом я быть не хочу! Землю свою сдал, на гроб мне хватит. Да и дачи сейчас построят -от них больше пользы, чем от молока: колымить у дачников можно. К тому же наши это люди, а не евреи!» - дед Валерий произносит эту тираду без злобы, скорее как доморощенный глубокий эконом, заботящийся об «отечественном производителе».