Русская жизнь. ВПЗР: Великие писатели земли русской (февраль 2008)
Шрифт:
Да и чего большего можно было желать? Культурная жизнь все еще была литературоцентрична, а литературная среда - фаллоцентрична: вот и вертись, как хочешь
Нужно сказать, что наши первые и, как показала жизнь, непродуманные попытки выйти замуж за гения изобиловали неудачными стратегиями: романы с гениями молодыми никакой пользы не приносили. (Как говорит умница Ирина Шишкина, бывшая жена Михаила Шишкина: «Какого черта я первая жена писателя! Хорошо быть последней женой, а еще лучше вдовой»).
Но между тем даже простейший флирт с каким-нибудь студентом Литературного института уже требовал от девицы определенных навыков и умений, приближая ее к ужасной мысли: а так ли уж хорошо быть писательской женой?
Итак - филфаковка и начинающий литератор. Начало флирта. Для этого с самого начала следовало стоически пережить первую фразу молодого литературного бузотера: «А теперь я тебе покажу СВОЮ Москву». Москву эту, прямо скажем, мы не раз видали - чаще всего показ кончался в затейливой подворотне, а то и в каком-нибудь действительно прелестном кафельно-чугунном подъезде (кодовых замков город тогда не ведал) - и хорошо еще, если всего-навсего бутылкой сухого вина. Начинался же поход обыкновенно паломничеством к архитектурной чудинке: горе-горельефу на одном из зданий по улице Герцена, где лженеофитке, на ее натужную потеху, очередной раз демонстрировали пролетария-онаниста. Действительно, имеется там и горельеф, и всем уже известный ракурс, в котором бронзовый рабочий, сжимающий знаменное древко, глядится совершеннейшим охальником.
На втором свидании искательница получала для изучения томик святителя Игнатия Брянчанинова. На следующем - жизнь подвергалась явственной опасности. Следовало в темноте тащиться на второй, уже, собственно, не существующий, этаж какого-нибудь руинированного замоскворецкого особнячка. Тут нужно было вовремя вострепетать, угадав, чем именно тебя собираются угостить. Угощением чаще всего служила особо поэтическая картинка: какой-нибудь романтический переплет стропил, балясин или перил, фоном для которого обязательно должна была служить луна, звезда или темная тучка.
В ассортименте имелись также следующие развлечения: торопливые глумления над районной доской почета, бдения на Чистых прудах, неожиданная поездка на электричке в никуда, с целью выброситься из тамбура на незнакомый перрон, прельстившись прелестью пейзажа. Далее традиция предписывала уйти в некошеное разнотравье и ночевать в стогу. Если же юному литератору и приходила в голову нелепая мысль переночевать под крышей, девицу ждали следующие испытания: побег юнца в одном белье к письменному столу, блаженное его около стола мычание и последующая бурная декламация.
Итогом этих испытаний становился серьезный разговор о прозе и поэзии: высокий мужской мир пришел в столкновение со значительно более низким женским миром; естественное желание девушки свить гнездо из первых попавшихся под руку материалов приводило начинающего литератора к мысли, что вьют гнездо именно из него, ибо он и попался под руку. От искательницы требовалось либо смирение и растворение, либо (что предпочтительнее) участие в мощной и плодотворной работе медленного печального расставания. Ну и пожалуйста. Музой быть уже не хотелось. А кем быть хотелось-то?
Выбор оказывался широким. Вот перечисленный в порядке убывания величия список литературных женских типов. Писательская вдова, литературная старуха, подруга, муза, жопис, поэзобарышня, женщина-мотиватор и профессиональная жена (последними определениями нас подарили Сергей Лукьяненко и Юрий Поляков).
Отдельно стоят литературные и окололитературные дамы - тип, многажды и со вкусом описанный. «Две средних лет литературные дамы, с грязными шеями и большими бантами в волосах, жевали бутерброды у буфетного прилавка», пожевали-пожевали, и, подобравшись под корсетами, отправились отлавливать большого поэта; а лет этак через шестьдесят, глядишь, эстафетная палочка принята и сохранена: «В просторном балахоне бедуинского толка, артистически рассеянная, прикуривающая одну сигарету от другой, Арина сиживала, случалось, в заднем ряду поэтической студии и нагоняла страх на желторотых лириков игрою бровей, выпячиванием нижней губы, красноречиво-отсутствующим видом, с которым она в случае особенно провальных выступлений принималась пускать дым кольцами».
Далее идут определения юных искательниц: кипридки, коктебелочки, поэтки. Позже, когда заманчивая атмосфера ЦДЛ уже рассеивалась, знаменитый ресторан дорожал, буфет лишался своих вольностей, а литераторы-каламбуристы познали радости заграничного отдыха, появилось новое прозвище девиц и дам, коротающих досуги в легендарных стенах. Их стали называть «завсегдатайки» - простенько, но не без фривольного подтекста. Имелось в виду, что возможен завсегдатайский массаж.
Увы, по прочтении списка становилось ясно, что девушки нашего поколения хотели быть жописами и только жописами. Не случайно именно после крушения писательского союза как касты (сращения профессии и образа жизни), красавицы, готовящие себя к карьере профессиональной жены, перестали мечтать о литераторах.
Итак - кто же такие жописы? Это ироническое наименование писательских жен, давно обдуманный и описанный тип. И чем больше я проникала в историю жописов, тем глубже становилась моя уверенность, что передо мной - лучший, наиболее честный, чистый и милосердный образ литературной жены. И почти не смешной.
Над чем смеемся?
По мнению людей знающих, словечко это придумалось в Коктебеле, на дачной веранде, в салоне (если позволите) Марии Николаевны Изергиной. На веранде собирался блестящий кружок, цвет литературы, писательский андеграунд. То-то было веселья и смеха: «Вон пошли на пляж жописы, сыписы, писдочки и мудописы (жены, сыновья, дочери писателей и мужья дочерей писателей)».
Так что жопис родилась из пены волн - вошла в море простая добрая дородная писательская жена, прозвенело на белой веранде удачное словцо, и вышла на берег розовоперстая Жопис.
Да и трудно, наверное, было удержаться, когда на твоих глазах к шезлонгам выходят юные авантюристки - обязательно с книжками в руках и поэтическим выражением на лице, а жены (почти что все) идут на море с биноклями. Будто бы обозревать черноморский окоем. О мужьях типические жописы говорили и говорят по-особенному, в «мамочкином» стиле: «мы заболели», «мы написали рассказик», «мы получили гонорарчик».
Забота о супругах практикуется самая свирепая: есть такая профессия - мужа защищать.
Тут иной раз столкнешься с истинной силою: «Ужасно львицы пробужденье, ужасней - тигров злой набег. Но что все ужасы в сравненье с твоим безумством, человек!»
Вот, например, сценка, подсмотренная Бенедиктом Сарновым: «Во внутреннем дворике писательского дома гуляли дамы, жены писателей с собачками. Собачки резвились, и, естественно, время от времени радостно взлаивали. Вдруг отворилось окно второго этажа, и высунувшаяся из него дама, явно тоже принадлежавшая к категории жописов, обратилась к коллегам с такой речью: