Русская жизнь. ВПЗР: Великие писатели земли русской (февраль 2008)
Шрифт:
Лучше бы он выпивал в компании телевизора с его беспокойной бегущей строкой.
Просверлил голову
В Амурской области приговором Магдагачинского районного суда осужден несовершеннолетний житель поселка Сиваки за умышленное причинение смерти другому человеку (ч. 1 ст. 105 УК РФ). Подросток приговорен к 6 годам 2 месяцем лишения свободы с отбыванием наказания в воспитательной колонии.
Вечером 28 октября 2007 года в поселке Сиваки двое нетрезвых несовершеннолетних зашли в дом 49-летнего жителя поселка, имеющего инвалидность 2-й группы. Хозяин дома в это время спал. Проснувшись от шума, он увидел незваных гостей и стал выгонять их из
Органом предварительного расследования действия несовершеннолетнего квалифицированы по ст. 105 ч. 1 УК РФ. Подросток в зале судебного заседания полностью признал свою вину, подробно рассказал об обстоятельствах совершенного преступления и просил «не садить его в тюрьму». Однако суд, учитывая обстоятельства совершенного преступления, а также позицию государственного обвинения, пришел к выводу, что исправление осужденного невозможно без изоляции его от общества.
Щас я расскажу, как оно все было. Я, вообще, плохо помню, пьяный был. Как с утра сели с Петрухой… да, с гражданином Петрухиным. Короче, как сели с Петрухой отмечать… че-то мы отмечали, день рожденья был, у Пашкиной сестры, вроде… ну у этой, как ее… гражданки Лаптевой, да. Мы еще вечером отмечали, а с утра с Петрухой еще добавили. Сидели, сидели. Петруха… гражданин Петрухин который, в общем, он уснул сначала, потом я его, короче, разбудил, пошли по району прошлись… ну, проветриться. Свежий воздух, типа. Петруха… гражданин Петрухин говорит, давай к Васильичу зайдем, к гражданину Фролову, да. У него всегда бухло есть, ну, то есть, алкогольные напитки, да, с целью распития… да, с целью дальнейшего распития алкогольных напитков. Вы меня, граждане судьи, простите, да. В общем, короче, приходим, а Васильич, гражданин Фролов, то есть, дрыхнет. Ну, ладно, че там, мы, типа, сели, в холодильнике пузырь взяли, ну да, бутылку водки емкостью ноль целых семь десятых литра, в общем, мы взяли, сидим, телевизор, то-се. Дверь как открыли? Да какая там дверь, граждане судьи, она на крючке, знаете, на таком. К Васильичу войти - говно вопрос. Извините, граждане судьи. Да, проникли. С легкостью проникли в помещение, да, точно так. Ну, типа, сидим, базарим, тут он просыпается и че-то как начнет на нас гнать, мы ему - Васильич, ты чего, давай посидим, чего ты, а он, типа, пошли отсюда, козлы, говорит, а Петруху вообще пидарасом назвал. Да я не ругаюсь, это Васильич, то есть, гражданин Фролов, ругается, вернее, ругался. Уже, падла, не ругается, отругался, козел старый. Извините, ну а чего он. Я-то че, я правду говорю, как оно все было. Ну, граждане судьи, вы ж понимаете, так ведь нельзя. Чтоб нормального пацана пидарасом назвать… Ну а как еще скажешь, как было, так и говорю. Ну, не буду, не буду. Да, словесно оскорбил. В общем, мы ему говорим: Васильич, ты, типа, не прав. Ну, он упал сразу… Что нанесли? Ну, может, чего и нанесли. Я, честно, дальше не очень помню. Пьяный был. Дрель, вроде. Дрелью я его, да. Ну, по пьяни, понимаете. Смотрю, дрель лежит. Ну я его… Я думал, так, чуток его припугну, чтобы за базаром следил. Ну, просверлил. Я тихонько, вроде, так ткнул, слегонца. Да сам он виноват, граждане судьи. Сам на нас наехал, сука такая. Не буду, не буду. Все, не буду больше, не буду, сорвалось. Ну а, правда, че он. Обидно!
Ну, я, типа… обязуюсь… обещаю, граждане судьи… вообще больше никогда. Сделал выводы. Никогда, правда… Никогда больше дрель в руки не возьму! Не садите только меня в тюрьму, пожалуйста.
Дмитрий Данилов
* БЫЛОЕ *
Зеркалам и буревестникам, до востребования
Разговор читателя с писателем о правде жизни
Как сказал критик, литература в России всегда во всем виновата, и она же всякому делу помочь должна.
Проект конституции? Идеальные помещики? Пожалуйста. Святая с желтым билетом? Города из алюминия? Мост до небес? И это вполне осуществимо. На страницах русской романистики и по большей части только там.
Жизнь то и дело эмигрирует в литературу. Каждый прогрессивно мыслящий человек мечтает либо сделаться писателем, либо, на худой конец, в охотку поучиться у писателя жизни. Почувствовать себя вольтерьянцем или, допустим, скучающим байронитом, проповедовать вольность вслед за Радищевым и Герценом, пережить мировую скорбь с Шопенгауэром и опроститься с помощью Толстого…
Революция мало что изменила. Едва ли не каждый из советских вождей стремился заполучить себе придворного письменника, чтобы тот учил подданных уму-разуму. Диссиденты, едва народившись, - тоже берутся за перо…
Неудивительно, что архивы, оставшиеся от русских писателей, заполнены посланиями, записками и мольбами от поклонников. Те прекрасно знают, «делать жизнь с кого», и потому без устали спрашивают, требуют советов, делятся творческими достижениями, а представительницы прекрасного пола заводят с автором… продолжительные эпистолярные романы. Что, впрочем, вполне естественно. Ведь на самом деле роман между писателем и читателем длился в России веками и прекращаться не собирался. А известное «писатель пописывает, читатель почитывает» на самом деле - отнюдь не о лености ума. Наоборот - о живейшем интересе этих двух человеческих типов друг к другу.
«Дайте жрать хлеб ржаной, дайте спать с живой женой!» Это требование Маяковского звучит не диссонансом - криком отчаянья.
Дорогой дедушка,
Лев Николаевич!
Большое вам спасибо. Прочел все присланные мне вами книги. Только прочел не так, как хотел их прочесть, - в тени кустов, оторвавшись от косы, в минуты отдыха. Любимый труд мне этого не позволил.
Когда я вышел косить, взял одну маленькую книжечку и, пройдя несколько рядов, сел отдохнуть и принялся было за чтение. Но звуки посторонних кос трудящегося со мною вместе народа оторвали мои мысли, я бросил книжечку и стал присматриваться вокруг себя.
В траве вокруг меня разные бабочки, жучки и козявки поспешно копошатся, а между тем каждая их них трудится, трудится. Я поднял голову и вижу - далеко и близко, в синих и белых рубахах мелькают мужчины и женщины. И все, как и вся тварь, поспешно трудятся, трудятся. Потом вспомнил слова Некрасова - в полном разгаре страда деревенская, - и великое чувство наполнило через край мою душу. Я поднял к небу глаза, полные слез. Боже мой, боже, дай мне уразуметь в этой развернутой перед мною книге всей жизни хоть одну премудрую таинственную строку, хоть одно слово, к чему этот труд, эта страда, к чему эти все движимые существа.
«Для жизни, - шепчет мне внутренний голос, - время и труд дают жизнь». Я взял косу и поднажал. Зеленая сочная трава, прелестные цветы мертвыми повалились в ряды. Значит, для поддержания одной жизни нужно уничтожить другую, одно помирает, другое растет и живет ею. Кому это все нужно? Понятно, тому, кто создал все и всему назначил свой предел. Кто же мы, люди? Мы - жалкие пришельцы и маленькие существа, посланные сюда, на землю, для того, чтобы жить и потом помереть - так же помереть, как помирает и все. К улучшению своей жизни, то есть всей жизни человечества, мы должны заботиться сами, потому что нам даден ум, дадена сила, дадено все-все, чем мы и можем распоряжаться.
Генри Джордж предлагает - для улучшения человеческой жизни отобрать из частной собственности всю землю и дать ее трудящимся на ней. С этим я вполне согласен, потому что это для существования необходимо. Что же касается налога с земли, я не соглашаюсь только потому, что нам, жалким пришельцам, нельзя никак оценить правильно неоцененные сокровища. Ведь создана не земля для нас, а мы для земли, потому можем ли мы с саженью в руках оценить то, что не в нашем распоряжении, не в нашей власти. Мы только можем оценить, что дадено нам: свою силу, свой ум, свое понимание. Это в полном нашем распоряжении, и мы всему этому можем дать полную цену. Зачем же нам стараться делать трудновозможное, когда нам является возможность сделать легковозможное?
Все это дорогой дедушка, может быть, предвидится вам метафизическим бредом, но, простите, я почему-то и не знаю, быть может, потому, что не вполне уразумел Генри Джорджа, не мог и не могу иначе думать.
С другой стороны я думал и так. Земля наша мать всегда для жизни нам дает материалы в сырцовом виде, и людям, добывающим этот материал, всегда приходится трудно. Зачем же они одни только будут платить, а те люди, которые перерабатывают этот материал, не будут на общее благо платить ничего? Кроме того, как я понял, землю пока нужно оставить в руках землевладельцев и ждать, когда они сами откажутся. На мой взгляд, этот никогда не может быть. Паразиты и тогда сумеют остаться паразитами, они преспокойно заставят всех крестьян пахать и сеять исключительно себе, и крестьяне за неимением своей земли действительно пойдут и будут работать. Они скажут, что всю землю мы будем обрабатывать сами за дешевую цену, наймут работников и будут продавать весь добытый материал.