Русская зима в Вене
Шрифт:
Тяжелый аромат дорогих духов кружит мою склонную к наслаждениям голову, и я даже на миг утыкаюсь носом в обтянутое тонкой тканью плечо. Получилось: вот он – длинный волосок, отливающий золотом на космическом мраке черной супершерсти —350… Я аккуратно цепляю его пальцами, чтобы при первой возможности опустить в карман.
– А вы чем занимаетесь?
Ирена слегка отстраняется и принимает официальный вид.
– Я работаю в министерстве культуры.
– Вот как?!
Это непритворное удивление. Я бы дал сто процентов, что Ирена – светская львица, дама полусвета, профессионально вращающаяся в кругах, где бывают
– Что вас так удивило?
– Вы не похожи на чиновницу…
Она снова смеется и опять становится похожей на… на саму себя.
– На самом деле я и не чиновница. Просто это мое хобби. А у вас есть хобби?
Еще бы! Но рассказывать о большинстве из них не рекомендуется или даже прямо запрещено. Хотя есть у меня и безобидные увлечения.
– Я коллекционирую кортики и стилеты. И изучаю отражение национального характера в форме и способе применения оружия.
Ирена смотрит несколько удивленно.
– И как одно связано с другим?
Я старательно и, надеюсь, успешно изображаю интеллектуала:
– Французская дуэльная шпага честна и откровенна, как и сам благородный поединок; итальянский стилет хотя и мал, но хитер и быстр – он легко прячется в складках одежды и в самый неожиданный момент разит насмерть, без труда проскакивая между кольцами кольчуги; кривой иранский кинжал полон восточной таинственности и коварства – он таится в рукаве халата, а когда чай выпит и рахат-лукум съеден, может блеснуть вместо ослепительной улыбки хозяина и перехватить горло гостя от уха до уха…
– Да вы поэт! Я много читала об оружии, но таких выводов нигде не встречала!
Я склоняю голову в скромном жесте благодарности.
– Это очень интересная тема! В споре о силе меча Ричард Львиное Сердце разрубил окованное железом копье, а султан Саладин положил на изогнутую египетскую саблю тонкий шелковый платок, дунул – и две его половинки разлетелись в стороны… Так чей меч сильнее? Только на миг задумайтесь над этим и поймете разницу между европейским и восточным менталитетом…
Мои познания не из очередной вызубренной «легенды»: я действительно могу говорить об оружии часами, и здесь меня никто не собьет и не поймает на неточностях.
– А как характер нации проявляется в русском оружии? – лукаво улыбается Ирена.
– Прекрасный вопрос!
Действительно, задать его могла только умная женщина. А ответить – умный мужчина, познавший философию оружия.
– Русичи использовали прямой широкий меч, мощную булаву, самострел – для обращения с ними нужны сила и удаль, а тактика боя открыта и проста: вперед, и рази врага! Но и хитрость нам отнюдь не чужда: засапожный нож прятался в голенище, как оружие последнего шанса – в тесной рукопашной схватке его неожиданно втыкали в бок противнику…
– Здесь это называют славянским коварством, – говорит Ирена.
Музыка закончилась, и я, взяв ее за гладкое предплечье, веду обратно.
Ирена доверительно наклоняется ко мне.
– Моя работа тесно связана с вашим увлечением. Приходите завтра в пять тридцать в музей замка Хоффбург, в рыцарский зал. Я лично проведу для вас интересную экскурсию. Вам понравится, уверяю…
Последняя фраза прозвучала многообещающе. Но я бы пришел в любом случае.
Через несколько минут я незаметно передал Виктору Ивлеву свой аккуратно
– Сопоставительная экспертиза. Вначале по общим признакам, потом на генетическом уровне. Напиши: «Особо срочно!»
Ивлев кивнул. Он был в теме.
А Ирена остаток вечера кружилась в танце с полковником Фальшиным: запрокидывала голову, смеялась, будто невзначай поглаживала морщащийся на его спине смокинг. И строгий резидент уже не был похож на подозрительного мужичка-боровичка – веселый и галантный кавалер, ценитель женской красоты, искренне отдыхающий на дружеской вечеринке. Или это мастерство конспиративного перевоплощения, или… я даже не знаю, что подумать!
Когда гости расходились, Ирена помахала мне, как хорошему приятелю. И я ответил ей очень дружески и с искренним восхищением. Потому что результаты сопоставительной экспертизы еще не готовы. И доподлинно неизвестно, совпадает ли волос Ирены с тем волосом, который нашли на пиджаке Торшина. Хотя по виду они очень похожи.
Утро. Легкий снежок, еще более легкий морозец. Я иду в полицейский участок. Вопреки распространенным мифам о безупречном европейском порядке, тротуары покрыты снегом. Только у офиса Австрийских авиалиний и возле отделанного гранитом «Дрезден банка» все расчищено до асфальта. В остальных местах невидимые дворники ограничились тем, что вместо песка рассыпали мелкую гальку. Не удивлюсь, если весной ее соберут, вымоют и отвезут на склады до следующего сезона. Европейцы – народ экономный…
Покрытые снегом машины вдоль тротуаров топорщатся острыми усами стеклоочистителей: рачительные австрийцы заботятся, чтобы они не примерзли к стеклу. Снег здесь вроде стихийного бедствия, и автовладельцы мигом пересели на общественный транспорт. Если кто-то все же рискует сесть за руль, то машину не очищает: только лобовое стекло обмахнет да так и едет, словно в сугробе…
Прохожих немного, почти все в куртках, легких пальто и без головных уборов – сразу видно, что зиму здесь не воспринимают всерьез. Сквозь витрину кафе видны немногочисленные посетители, греющие ладони о фарфоровые чашки. Я на миг останавливаюсь, но смотрю не на них, а на свое отражение. Купленное на распродаже в Париже серое кашемировое пальто – хит прошлого сезона, и в нынешнем сидит безукоризненно. Это очень радует: значит, оторванные от сердца восемьсот евро потрачены не зря. И кстати, никто не идет за мной следом, что радует не меньше.
К черному ходу продуктового магазина два молодых человека в белых халатах везут на колесной тележке подвешенные на цепях бело-розовые туши свиней, чистые и гладкие, как тела девушек в дорогом стриптизе.
А вот и здание полицейского участка. Оно имеет такой же респектабельный и цивильный вид, как какой-нибудь банк. Почти такой же. И работа в нем организована четко, как в банке. Объясняю цель своего визита, доброжелательный и компетентный дежурный мгновенно вызывает инспектора, который ведет розыск пропавшего господина Малахова. Это крупный широкоплечий мужчина лет сорока двух, с иссиня-черными волосами, зачесанными на пробор, и такими же безупречными усами. Мои усы заметно отливают рыжиной, но это значения не имеет: все усачи испытывают симпатию друг к другу – я неоднократно убеждался в справедливости подобной закономерности.