Русские горки. Конец Российского государства
Шрифт:
Завоевание юга было долгосрочной программой в политике России. Об этом думал ещё Иван Грозный. Страна давно готовилась к решению этой задачи. То, что её удалось реализовать в период правления Екатерины II, — случайность. Но по этому событию о правлении императрицы, весьма посредственном с точки зрения целей государства, потомки судят как об особенно выдающемся.
А хлеб юга не только позволил удержаться ей, но и дал изрядную устойчивость (и резерв для развития) царскому режиму в XIX веке.
Вернуться к византийскому типу правления попытался Павел I, но история уже показала, что отсутствие у властителя помощников может загубить самые лучшие начинания. Его «соратники» — сформировавшаяся в прошлые царствования дворянская элита — не только противились его начинаниям, но пошли на прямое
Последующие правители делали робкие попытки умерить аппетиты элиты, но эти паллиативные меры обернулись экономическим кризисом, а вслед за ним и политическим, и военным: — поражением в Крымской войне.
Александр II начал свои реформы, пытаясь вывести страну из кризиса, но это привело к внутренней неустойчивости, так как не решался главный вопрос: единение страны, уменьшение напряжённости между народом и элитой.
Определённые шаги сделал Александр III. Что интересно, его готовили как главнокомандующего, но при нём Россия не воевала вовсе, так как он работал на более высоком уровне целей, чем его отец. В его царствование появилось выражение: «Россия сосредотачивается».
А Николай II, хотя и имел специальную подготовку, не имел силы воли, чтобы поставить и провести в жизнь более или менее достойные цели. Он следовал за обстоятельствами, а важнейшей целью, стоящей перед страной, было проведение индустриализации. Наладить этот процесс взялся министр финансов С.Ю. Витте, но темпы были не те, в каких нуждалась Россия. Модернизация проводилась по западным «лекалам», а они нам не подходят. Невозможно догнать Запад завтра, взяв сегодня на вооружение его вчерашние методы. Всё равно отстанем.
При последнем императоре предлагались разные, внутренне противоречивые программы, которые не могли ничего дать, а только разбалансировали и без того изношенный механизм. В итоге страна попала в такую ситуацию, выход из которой был только в новом рывке. Но его готовили и проводили уже совершенно другие люди.
Природа, хозяйство и государство
Наиболее достоверным способом измерения урожайности служит показатель, демонстрирующий, сколько раз посеянное зерно воспроизводит само себя. Когда, к примеру, одно посеянное зерно при уборке урожая приносит пять зерен, мы говорим о коэффициенте урожайности «сам-пят», или 1:5. Так вот, коэффициент урожайности в средневековой России обыкновенно составлял 1:3 («сам-третей»), либо, в лучшем случае, 1:4 («сам-четверт»). Считается, что это — минимальная урожайность, при которой имеет смысл заниматься хлебопашеством, ибо такой урожайности хватает, чтобы прокормить население.
Причём, при урожае в «сам-третей» количество посеянного зерна ежегодно не утраивается, а удваивается, ибо каждый год одно из каждых трёх собранных зёрен нужно откладывать для нового сева. Так в России и «сам-третей» был не каждый год!
Сама российская география не благоприятствует единоличному земледелию. Не что иное, как именно наш климат располагает на севере России и в её центре к коллективному ведению хозяйства. Русский крестьянин-единоличник, обрабатывающий землю вместе с женой и малолетними детьми, даже с одной — двумя лошадками, просто не в состоянии справиться с работой в климатических условиях лесной зоны, и ему не обойтись без помощи женатых детей и соседей.
А вот на юге нашей страны, как и на западе Европы, поля возделывались при полной свободе действий каждого земледельца на своей земле; в дореволюционное время большинство единоличных хозяйств — хуторов находилось на Украине и в казацких областях. И не в последнюю очередь это связано с тем, что полевые работы в центральных и северных областях нашей страны приходится проводить за четыре-шесть месяцев, а не за восемь-девять, имеющихся в распоряжении западного фермера.
Короткий период полевых работ и длинная, холодная зима создают русскому крестьянину дополнительную трудность: содержать скот в закрытом помещении на два месяца дольше, чем это делает западноевропейский фермер. Таким образом, скот не пасется ранней весной, и когда его выпускают
Неурожаи превратили жизнь на Русской равнине в постоянную борьбу за выживание. И нет ничего удивительного, что такой ритм жизни наложил отпечаток на хозяйственную деятельность, политическое устройство, психологию населения и всё прочее.
Сельскохозяйственные работы имели рваный ритм. В течение короткого капризного лета нужно было посеять, вырастить и убрать урожай, посеять озимые, заготовить корм для скота чуть ли не на целый год и выполнить множество других хозяйственных работ. А тому, кто начинал с нуля — новичку или желающему отделиться от отца крестьянину, — нужно было успеть ещё и дом построить. С начала мая до начала октября надо было работать не покладая рук, а капризы погоды, несвоевременные дожди или ранние заморозки могли свести на нет все эти усилия. В то же время на западе Европы труд был более размеренным, на полях не работали лишь в декабре и январе.
После того, как осенью работа заканчивалась, наступал перерыв, люди стремились расслабиться, устроить себе праздник — шумный, яркий, с размахом. Затем начинались зимние морозы. В это время жизнь затихала, текла спокойно и неторопливо. А сторонние наблюдатели воспринимали это как проявление медлительности и лени, неумение сосредоточенно, планомерно работать. Вот пример того, как без знания причины делаются неверные выводы.
На самом деле природно-климатические условия столетиями формировали у людей повышенную работоспособность, выносливость и терпение. Их характерной особенностью было умение собрать физические и духовные силы в момент, когда, кажется, уже все ресурсы человека исчерпаны.
Из-за непредсказуемости погодных условий и невозможности заранее что-либо спланировать и рассчитать, русскому человеку надо было быть всегда готовым к неравномерной трудовой нагрузке. Кроме того, непогода могла в одночасье сделать напрасными все старания, сравняв старательного и нерадивого. Весь быт земледельца был подчинён строжайшей экономии ресурсов и времени, что отражалось на характере жилища, одежды, пищи, психологии сельского жителя и т. д.
Кроме того, в пределах Восточно-Еропейской равнины ситуация усугублялась недостатком плодородных почв. Стремление завладеть более плодородными землями было одной из причин движения на юг и восток. Этим объясняется большой размер нашей страны. Экстенсивный характер земледельческого производства и объективная невозможность его интенсификации привели к тому, что основная историческая территория Русского государства, на взгляд стороннего наблюдателя малонаселённая, не выдерживала увеличения плотности населения. Отсюда постоянная, существовавшая веками, необходимость оттока населения на новые территории в поисках более пригодных пашенных угодий, более благоприятных для земледелия климатических условий и т. д.
Вот объективное свидетельство прусского агронома Августа Гакстхаузена (August von Haxthausea), побывавшего в России в 1840-х годах. Он сравнивал доход, приносимый двумя хозяйствами (размером в 1000 га пашни и луга каждое), одно из которых находится на Рейне, а другое — в Верхнем Поволжье. Согласно расчётам Гакстхаузена, на немецкой ферме такого размера должно быть постоянно занято 8 крестьян и 6 крестьянок; кроме того, требуется 1 500 человеко-дней сезонного наёмного труда и четыре упряжки лошадей. Все расходы по ведению хозяйства на ней составят 3 500 талеров. При расчётном общем доходе в 8 500 талеров ферма будет приносить 5 000 талеров чистой прибыли ежегодно. В России же более короткий период полевых работ, что требует большей концентрации рабочей силы, и для выполнения той же работы понадобятся 14 крестьян и 10 крестьянок, 2 100 человеко-дней наёмного труда и семь упряжек. Соответствующие расходы снизят чистую прибыль почти вдвое, до 2 600 талеров.