Русские гусары. Мемуары офицера императорской кавалерии. 1911—1920

Охраняется Законом РФ об авторском праве. Воспроизведение всей книги или любой ее части воспрещается без письменного разрешения издателя. Любые попытки нарушения закона будут преследоваться в судебном порядке.

Я с огромным интересом прочел книгу ротмистра Литтауэра. Из всех книг, прочитанных мной по этой теме, книга «Русские гусары» показалась мне самой лучшей. К моему глубокому сожалению, мне не удалось приехать в Лондон во время недавнего посещения автором книги Великобритании. Мы могли бы вспомнить с ним старые времена, поскольку я был знаком со многими людьми царской России [1] .

В 1918 году, несмотря на то что я был главой специальной британской миссии при советском правительстве, меня арестовали и выпустили из Москвы в обмен на Литвинова [2] , арестованного в Лондоне в ответ на мой арест в Москве.

В начале XX века русская императорская армия имела много общего с европейскими армиями. Формировавшиеся годами полковые традиции сплачивали солдат, старых и молодых. Полк ротмистра Литтауэра, Сумской гусарский, отпраздновал свою 250-ю годовщину в 1901 году и, хотя какое-то время существовал в качестве драгунского полка, не утратил традиций гусар.

Будучи младшим офицером, автор и его друзья весело проводили время в клубах и ресторанах Санкт-Петербурга и Москвы, в которых я тоже неоднократно бывал. В московских ресторанах гусар приветствовали полковым маршем, а в летние месяцы в саду ресторана «Яр» играл полковой оркестр. Это был самый известный и роскошный ночной клуб в Москве. В ресторане «Стрельна» царствовала Мария Николаевна. Цыганский хор, в котором солировала Мария Николаевна, выступал в национальных костюмах. В книге есть фотография такого цыганского хора в праздничных одеяниях, и вы можете представить, какими яркими были их выступления. В конце лета 1918 года ресторан закрыли. Думаю, что восхитительная Мария умерла в бедности, от расстройства чувств.

В армии была строгая дисциплина и тяжелые будни. Учения и дежурства, проходившие на самом высоком уровне, забота о лошадях, содержавшихся в образцовом порядке, неожиданные ночные проверки офицерского клуба и инспекции казарм, редкие отпуска и безденежье – все это вместе рождало чувство принадлежности к одной большой семье.

Я был свидетелем того, как патриотический настрой русских людей в 1914 году постепенно пошел на спад, когда стало ясно, что предстоит долгая война. Ротмистр Литтауэр и его кавалеристы никогда не теряли мужества, сталкиваясь, казалось бы, с непреодолимыми препятствиями. Но русские не могли справиться с немцами.

Без жалоб на судьбу и излишней сентиментальности автор понятным языком излагает трагедию России, но мы даже не можем себе представить чувства автора этих воспоминаний, потерявшего страну, ставшего свидетелем распада и беспорядков, узнавшего об убийстве императора и офицеров, с которыми совсем недавно сражался против немцев.

Мне бы хотелось отдать дань его беспристрастной оценке собственных побуждений и чувств в книге, являющейся прекрасным вкладом в историю его времени тоже.

Роберт Брюс Локкарт

В период с1914 по 1917

год восточноевропейский театр военных действий явился последним местом в мире, ставшим свидетелем профессиональных действий кавалерии традиционного типа. Русская кавалерия, в которой я служил, насчитывала порядка двухсот тысяч человек. Мы действовали на территории, протянувшейся с севера от Восточной Пруссии по открытой местности и далее через болота, леса и горы к равнинам Румынии; около двух тысяч километров к югу. Мы сражались с вражескими кавалерийскими частями: «модернизированными» немецкими; такими же традиционными, как и мы, австрийскими и венгерскими, которые в начале войны были еще более традиционные (устаревшие), чем мы, бросавшиеся в бой под предводительством офицеров в белых перчатках. А с другими родами войск мы сражались даже чаще, чем с вражеской кавалерией.

Но я помню, что даже тогда наши методы ведения военных действий стремительно устаревали. В первые месяцы войны мы на себе испытали огневую мощь современного оружия. Шашки, сабли и пики не могли противостоять отвечающим современным требованиям артиллерии, пулеметам и даже скорострельным винтовкам, из которых пехота вела массированный прицельный огонь. И хотя нас учили бою в пешем строю (для этого мы были вооружены винтовками и штыками), мы не могли в полной мере соперничать в этом со специально обученной пехотой. И если нам удавалось одержать победу над таким же или даже большим, чем наше, пехотным подразделением, то исключительно благодаря более быстрой реакции и высокому боевому духу, а отнюдь не тренировке и оружию.

Теперь угроза одному из наших важнейших преимуществ, исключительной мобильности, появилась со стороны современных транспортных средств. Повсюду, где только позволяли дороги, появились небольшие армейские грузовики, и к немецким кавалерийским частям даже придавали пехотные роты на велосипедах.

Однако, несмотря на это, нам было чем заняться на широком и таком разнообразном фронте. Время от времени фронт прорывался с той или другой стороны. Война с переменным успехом могла тянуться неделями, и нам нашли правильное применение. Мы старались застать противника врасплох и не считались с потерями. Мы действовали великолепно, хотя и не всегда эффективно.

Хотя мы были вынуждены с неохотой признать, что кавалерия, как нас учили и мы сами всегда считали, больше не является владычицей полей сражений, способной одной безумной атакой решить исход боя, тем не менее мы продолжали воевать, в значительной степени сохраняя прежнюю веру в свое превосходство. Важнейшим элементом поставленной перед нами задачи была скорость, поскольку от нее в значительной степени зависел результат прорыва боевого порядка врага. А поскольку нам упорно внушали уверенность в том, что нам нет равных в рукопашной борьбе, мы стремились как можно быстрее достигнуть вражеских рядов. Я помню, как однажды, когда мы были вынуждены спешиться и залечь под немецким огнем, наш командир полка, вскочив и потрясая кулаком в направлении противника, воскликнул:

– Если бы мы только могли добраться до вас!

Исходя из заложенного в нас убеждения мы не использовали винтовки, находясь верхом. Если можно уничтожить врага с расстояния, то нет никакого смысла в особой спешке, и, кроме того, стрельба в положении верхом значительно замедляет атаку. Усилия, связанные с рукопашной, частично объясняют, почему мы в кавалерийских училищах так пренебрежительно относились к занятиям по рукопашному бою и почему сами училища придерживались старых методик по сравнению с теми, которые готовили офицеров для службы в других родах войск. Мы считали, что, когда придет время, сможем смело атаковать врага и ничто не помешает нам сделать это. Шашки, сабли и пики были истинным оружием кавалерии. Каждый кавалерист в полку имел шашку, а половина полка еще и пики. Еще до того, как нам удавалось прорвать вражеские ряды, наше оружие неоднократно обагрялось кровью.