Русские и пруссаки. История Семилетней войны
Шрифт:
В 2 часа был открыт огонь, но, поскольку в наличии оказались только гаубицы малого калибра, зажечь сколько-нибудь сильных пожаров так и не удалось. К тому же снаряды не проламывали городскую стену. Тогда прибегли к каленым ядрам, которые вызвали продолжавшийся до утра пожар. Рохов, со своей стороны, отвечал пушечным огнем, и в течение дня русские так и не смогли добиться господства своей артиллерии.
В 9 часов вечера Тотлебен решился на одновременный штурм обоих ворот. Князь Прозоровский с тремя сотнями гренадер и двумя пушками должен был атаковать Галльские ворота, а майор Паткуль такими же силами — Котбуские. Каждая из этих колонн имела в резерве 200 пеших и два эскадрона конных гренадер.
В
После этого возобновилась бомбардировка, продолжавшаяся до утра. Было выпущено 655 снарядов, в том числе 567 бомб. Днем стало известно, что в город вошел авангард принца Вюртембергского (7 эскадронов), а его пехота идет к Берлину форсированными маршами. Это подкрепление составляло 5 тыс. чел.
Тотлебен отошел к деревне Кёпеник, и вечером 4 октября у Котбуских и Галльских ворот оставались только казаки Цветиновича и Туроверова. Но к утру под натиском принца Вюртембергского им тоже пришлось отступить.
В этом неудавшемся набеге у русских вышло из строя 92 чел. и они потеряли 8 гаубиц. Ответственность за неудачу лежит прежде всего на Тотлебене. Почему, имея столь мало пехоты, он еще и разделил ее на две штурмовые колонны? Пытаясь оправдаться, в своих рапортах он то преувеличивал собственные потери, то утверждал, будто по городу было выпущено 6,5 тыс. снарядов, и обвинял Чернышева в неоказании ему помощи, хотя прекрасно знал, что этот генерал мог прийти в Кёпеник только 5 октября, да и сам Тотлебен просил лишь о том, чтобы «прикрыть ему спину». Поспешный штурм произошел, несомненно, от нежелания делить с кем-либо славу успеха. Впоследствии Тотлебен утверждал, будто не форсировал штурм, опасаясь, что солдаты рассыплются по городу и ему не удастся собрать их. Впрочем, все его рапорты, относящиеся к этой осаде, являют собой смесь лжи и противоречий. По словам нашего военного агента при русской армии маркиза де Монталамбера, Тотлебен «расквасил себе нос о берлинские стены».
3 октября Чернышев занял Фюрстенвальде и, осознав все предстоящие трудности, запросил у главной квартиры в качестве подкрепления кавалерию Гаугревена, сообщая при этом, что со стороны Берлина слышна сильная канонада. 4-го он получил от Тотлебена просьбу о помощи людьми, пушками и снарядами. Все это было отправлено к нему той же ночью в сопровождении двух пехотных полков. 5-го вечером Чернышев соединился в Кёпенике с Тотлебеном и принял на себя общее командование — сомнительное и оспариваемое, если учитывать трудный характер этого последнего. Одновременно была получена депеша от Фермора, сообщавшего, что к нему форсированными маршами идет дивизия Панина.
Весь день 6-го ждали Панина, поскольку Фермор предписал ничего не предпринимать до его подхода. Кроме того, сообщалось и о скором прибытии австро-саксонского корпуса под командою Ласи. Поэтому русский генерал ограничился лишь рекогносцировкой правого берега Шпрее.
Принц Вюртембергский, в свою очередь, приказал генералу Хюльзену ускорить движение к Берлину через Потсдам, и вскоре казачьи разъезды обнаружили приближение первых прусских отрядов силою в 5 батальонов и 12 эскадронов.
7 октября Чернышев получил депешу Панина, который после перехода в 30 верст прибыл в Фюрстенвальде и в тот же вечер должен был подойти к Берлину. Чернышев решил атаковать принца Вюртембергского и в случае успеха штурмовать восточные предместья. Тотлебену он отводил лишь вспомогательную роль для отвлекающего маневра на левом берегу. Но Тотлебен ради сохранения своей независимости воспользовался тем обстоятельством, что между ним и его непосредственным начальником, Чернышевым, текла Шпрее. В тот же день, не дожидаясь прибытия Ласи, он возобновил штурм западных предместий и снова разделил свои эскадроны и батальоны между Котбускими и Галльскими воротами. Однако господствующие над ними высоты были уже заняты принцем Вюртембергским. Тем не менее после трехчасовой канонады Тотлебен принудил его укрыться за городскими стенами.
Как раз в этот момент со стороны Потсдама подошел Хюльзен, и Тотлебен атаковал его своей кавалерией и гренадерами, оставив часть войск для наблюдения за городскими воротами. В боевом порыве он далеко опередил свою пехоту и, не имея ее поддержки, был отброшен. Тотлебен уже намеревался возобновить атаку, когда одновременно появились авангард Клейста и корпус Ласи. Но он не хотел ждать помощи австрийцев и бросился на Клейста. Неподалеку от Темпельгофа завязалась беспорядочная схватка, не принесшая перевеса ни одной из сторон. Русские потеряли четыре пушки, которые потом были отбиты казаками, однако исход боя решили австрийские эскадроны, отбросившие Клейста.
Тотлебен пришел в ярость, увидев появление Ласи — получалось, что, хотя ему и удалось действовать почти независимо от Чернышева, он получал себе в качестве командира австрийского генерала, поскольку этот последний, имея 14 тыс. чел., вполне естественно становился старшим начальником и отнимал у него славу покорителя Берлина. Ему оставалось только возвратиться на свои позиции перед воротами предместий и не обращать внимания на первые приказы Ласи. Благодаря этому весь корпус Хюльзена смог уже к вечеру войти в город.
Тем временем Чернышев действовал на правом берегу Шпрее. Заняв высоты Лихтенберга, он поставил там шестипушечную батарею и начал обстреливать пруссаков, которые под угрозой кавалерийской атаки не стали ждать штыкового удара и укрылись в восточных предместьях.
Вечером появился Панин, приведший 5 эскадронов кирасир и 6 гренадерских рот. Он сообщил, что его главные силы подойдут только к утру 9 октября.
8 октября молдавские гусары и казаки Краснощекова заняли позиции на лесистом и болотистом правом берегу Шпрее. На левом берегу оставался Тотлебен, все там же, перед Котбускими и Галльскими воротами. 14 тыс. австрийцев расположились лагерем у Лихтенфельде.
В этот день Чернышев намеревался атаковать принца Вюртембергского и штурмовать восточные предместья. Однако прибытие корпуса Клейста увеличило силы пруссаков до 14 тыс. чел., из которых 16 батальонов и 20 эскадронов принца находились на правом берегу, а 10 батальонов и 21 эскадрон под командою Хюльзена — на левом. Союзники имели против них 15,5 тыс. русских на правом берегу, а по левому — еще 4,4 тыс. русских вместе с 14 тыс. австрийцев и саксонцев. Обладая Берлином, пруссаки могли легко перебрасывать свои войска с одного берега на другой, так что союзники, разделенные рекой, всегда оказывались перед неприятелем в равном числе. Кроме того, их ослабляли разногласия русских и австрийцев, а также соперничество командиров — Тотлебена с Ласи и Чернышевым.
Чернышев был совершенно подавлен. Он собрал военный совет, на котором присутствовали только генерал Панин, генерал квартирмейстер барон Эльмпт и французский военный агент маркиз де Монталамбер. У этого последнего мы и заимствуем описание того, что происходило во время заседания совета. Чернышев, обеспокоенный усилением пруссаков и опасаясь на завтра же нападения всеми их силами при затруднительном сообщении с русскими и австрийцами, стоявшими на левом берегу, «предложил тотчас же ретироваться к Кёпенику, дабы выиграть время для договоренности с графом де Ласи; кроме сего, у него оставалось провизии всего на один день. В заключение он спросил, каково на сей счет мое мнение». Вот что отвечал ему маркиз: