Русские и пруссаки. История Семилетней войны
Шрифт:
242
Непостоянная Фортуна.
Своих поклонников неравно одаряет.
Сим безумцам, героями именуемым,
Пылью и кровью покрытым,
Не всякий год выпадает удача
Видеть зад дерзких врагов своих.
И дабы посрамить их, своенравная
Подчас заставляет оных и самим то место показывать.
Да, в час бедствия и мы оборотились задом.
Пусть для русских послужит он вместо зеркала.
Oeuvres Completes de Voltaire. Т. X. Paris, 1867. P. 265.
Глава тринадцатая. Кампания 1760 г. В Силезии
Война уже начинала тяжело отзываться на некоторых державах: и не только на короле прусском, на чьих глазах последовательно уничтожались все его ресурсы, или на Австрии или России, неистово вцепившихся одна в Силезию, а другая в Восточную Пруссию, но более всего на Франции, которая то побеждала в Германии, то терпела там поражения, а за пределами Европы теряла все свои колонии.
Попытка сепаратного мира между Англией и Францией не удалась, британцы еще не прибрали к своим рукам все владения в Индии и Америке, и поэтому Питт считал долгом чести защищать дело Фридриха II.
Франция продолжала истощать свои силы в Европе и окончательно губить себя за ее пределами ради австрийских интересов. Что касается России, то Людовик XV не только отклонил все ее предложения о более тесном союзе, но у него сохранялись и все предубеждения против этой державы, о чем свидетельствуют инструкции, врученные 16 марта 1760 г. барону де Бретейлю, направлявшемуся в Петербург в качестве полномочного посланника и помощника маркиза де Лопиталя, а также как агента «Секретной корреспонденции» и негласного наблюдателя за официальным посланником:
«Здравая политика не дозволяет допустить того, чтобы петербургский двор воспользовался всеми преимуществами его ныне авантажного положения для увеличения своего могущества и расширения границ империи. Располагая территорией, почти столь же обширной, как и земли всех великих государей Европы вместе взятые, и не нуждаясь в большом количестве людей ради поддержания собственной безопасности, сия страна способна выставить за своими пределами грозные армии; торговля ее простирается до границ Китая, и с легкостию, равно как и за короткое время, она может получать оттуда товары, кои другие нации добывают для себя лишь посредством длительных и опасных плаваний; русские войска ныне уже закалились в битвах. Абсолютное и почти деспотическое правительство России вполне основательно внушает опасения своим соседям и тем народам, кои могут подпасть под таковой же гнет после ее завоеваний. <…>
Когда московитские армии впервые явились в Германии {66} , все просвещенные дворы почувствовали, сколь важно внимательно следить за видами и демаршами сей державы, чье могущество становилось уже угрожающим. <…> Кто знает, не раскаются ли императрица-королева [243] и ее наследники за выбор такового союзника? <…>
Зверства русских в Польше в 1733–1734 гг., их осада противу всех законов справедливости вольного города Данцига, каковой подвергся жестокой каре за одну только попытку защитить свои права; содержание в унизительном и жестоком плену французского посланника [244] и трех французских батальонов вопреки условиям капитуляции; непристойное обращение с другим королевским посланником [245] ; высокомерные требования для своих государей императорского титула; ее неверность в исполнении последнего договора с турками {67} …; вмешательство во внутренние дела Швеции; то, как она обращается с поляками уже в течение трех лет; виды, провозглашенные ею относительно разграничения Российской империи и Польши; наконец, все устройство и сами действия России, форма ее правления и состояние войска — все сие заставляет каждого государя, заботящегося о безопасности и общественном спокойствии, опасаться усиления сей державы [246] .
Вышеизложенного более чем достаточно, чтобы король полагал весьма желательным отказ российской императрицы от претензии на Герцогскую Пруссию [247] …» [248]
243
Имеется в виду австрийская императрица Мария Терезия, являвшаяся одновременно и королевой Венгрии. (Примеч. пер.).
244
Вследствие истории с графом де Плело французский посланник при короле Станиславе граф де Монти удерживался в качестве пленного. (Rambaud. Instructions. Т. I. Р. 275 et suiv.).
Вследствие истории с графом де Плело французский посланник при короле Станиславе граф де Монти удерживался в качестве пленного — в 1734 г., когда Австрия и Россия составили коалицию против Станислава Лещинского, вторично призванного на польский престол, он бежал в Данциг, был осажден там русскими войсками и ожидал помощи от французов. Французский посол в Дании граф де Плело пытался прорваться к нему с горстью французов, но был убит. (Комментарии Д. В. Соловьева).
245
Дело маркиза де ла Шетарди. (См. настоящ. изд. с. 11.).
246
Это пространное перечисление почти буквально повторяется во всех инструкциях для французских посланников вплоть до первых лет царствования Людовика XVI.
247
Т. е. Восточную Пруссию. (Примеч. пер.).
248
Rambaud Instructions. Т. II. Р. 119 et suiv.
Недоверие и зависть Людовика XV к постоянно возрастающей мощи России были столь сильны, что, когда в своих июльских «Инструкциях» 1759 г. герцог Шуазель рекомендовал маркизу де Лопиталю изыскать какой-либо способ восстановления мира между Австрией и Пруссией при вооруженном посредничестве России, король категорически осудил действия своего министра иностранных дел и предписывал барону де Бретейлю: «Надобно почитать весьма благоприятным для интересов короля, что маркиз де Лопиталь … упустил ту возможность, каковая была столь настоятельно ему рекомендована» [249] .
249
Rambaud. Instructions. Т. II. Р. 97–108.
На фоне подобной холодности версальского двора Россия делала робкие попытки сближения с Веной. В тайне от французов обе державы подписали в Петербурге трактат и конвенцию [250] . В отдельных и секретных статьях последней предусматривалось, что оба императорских двора будут стремиться получить для себя возмещение за счет прусского короля: один — возвращением Силезии и графства Глац, другой — окончательным присоединением Восточной Пруссии.
250
Мартенс Ф. Ф. Собрание трактатов и конвенций, заключенных Россиею с иностранными державами. Т. I. СПб., 1874. С. 269.
В плане новой кампании, подписанном Елизаветой 11 мая 1760 г., решимость продолжать войну изложена с категорической определенностью: «Необходимость заставляла нас рано или поздно самим начать эту войну, если бы даже король прусский не начал ее, ибо этот прежде от всех своих соседей зависевший государь [251] захотел наконец все дворы привесть в зависимость от себя; он всего от всех требовал, а сам никогда ни в чем не хотел удовольствовать и начатием настоящей войны показал, что не позволит, чтоб венский двор сделал малейшее движение в собственных землях своих» [252] .
251
Он был даже вассалом Польши как владетель Восточной Пруссии.
252
Соловьев. Т. 24. С. 1136.
Елизавета сказала австрийскому посланнику графу Эстергази: «Я не скоро решаюсь на что-нибудь, но если я уже раз решилась, то не изменю моего решения. Я буду вместе с союзниками продолжать войну, если бы даже я принуждена была продать половину моих платьев и брильянтов» [253] .
Решение продолжать войну требовало средств. Три тяжелые кампании, проводившиеся по большей части более чем за тысячу километров от границ империи, множество боев и четыре генеральные баталии явились для русской армии нелегким испытанием. А восполнение потерь составило в 1759 г. всего 8–9 тыс. рекрутов, хотя только после Кунерсдорфа Салтыков просил 30 тыс. 29 сентября вышел указ о рекрутском наборе, однако призванные под знамена не могли сразу же прибыть к армии. Были опустошены внутренние резервы и гарнизонные полки. Командовавший в 1760 г. на Украине генерал Бутурлин заявил, что для охраны этой обширной страны, имеющей весьма протяженную границу с турками и татарами, в наличии всего 3651 драгун и 7 тыс. чел. ландмилиции.
253
Там же. С. 1132.
Вновь возникла идея брать рекрутов в Восточной Пруссии. Генерал-губернатору Корфу опять пришлось защищать своих подопечных. Ссылаясь на более или менее точные вычисления, он доказывал, что вся провинция не может выставить свыше 500–600 чел. Стоит ли при столь незначительном числе идти на риск, принуждая пруссаков сражаться с их собственным королем? Воинская обязанность была заменена для новых подданных царицы необременительным налогом и гужевыми повинностями.
Другие меры касались реорганизации самой армии. Решились наконец покончить с Обсервационным корпусом, столь скверно проявившим себя при Цорндорфе и Кунерсдорфе. Составлявшие его полки были расформированы, а из лучших солдат образовали как раз те артиллерийские полки, о которых столь пекся граф Шувалов и которых не существовало еще в большинстве европейских армий. Согласно первоначальному плану генерал-фельдцейхмейстера сформировались три артиллерийских полка усиленного состава: два полка артиллерийских фузилёров [254] и один канонирский. Впоследствии появились еще и другие, так что к концу 1760 г. в армии насчитывалось 14 тыс. артиллерийских солдат, в то время как при Цорндорфе их было всего 1576. Остатки Обсервационного корпуса влились в пехотные полки действующей армии.
254
Фузилёр — пехотинец, вооруженный кремневым гладкоствольным ружьем. (Примеч. пер.).
Поскольку Салтыков пожелал довести число донцов до 6 тыс., на Дону был объявлен новый набор, однако весь наличный штат удалось пополнить всего до 5 тыс. Фельдмаршал просил также 2 тыс. малороссийских казаков для охраны путей сообщения в тылах армии, и под командою Чеснокова начали формироваться украинские «полевые полки».
В армии распространялись неблагоприятные слухи о новой шуваловской артиллерии. Генералу Глебову и полковнику Тютчеву было поручено ехать на привисленские винтер-квартиры и в присутствии самого фельдмаршала, всех генералов, офицеров и некоторого числа солдат произвести испытания пушек, чтобы окончательно подтвердить превосходство новых орудий над старыми.