Русские и пруссаки. История Семилетней войны
Шрифт:
Салтыков вновь обрел присутствие духа. С Юденберга, где оставалось всего три полка австрийской пехоты и три гусарских, он беспрерывно брал все новые и новые подкрепления для плато Шпитцберга. Туда был переведен весь корпус Фермора, еще не побывавший в бою. Оставленная на какие-то минуты большая батарея была отбита. Под этим неудержимым напором не имевшие свежих войск пруссаки откатились к оврагу Кунгрунд, на гребне которого вновь появились шуваловские гаубицы. Ядра ливнем сыпались на Мюльберг, куда отошли от Шпитцберга прусские войска. Фридрих II утверждает, будто его солдаты боялись плена и отправки в Сибирь. Возникла паника. Пруссаки стали скатываться вниз по всем склонам. Русские перешли Кунгрунд и штыковой атакой овладели Мюльбергом. Через мгновение этот холм был очищен, а Кунерсдорф и кладбище захвачены.
Фридрих II понапрасну из последних сил старался остановить всеобщее бегство. На нем был разорван мундир, две его лошади убиты. Шальная пуля расплющилась о лежавший у него в кармане золотой футляр. Он беспрестанно пытался ввести в бой все, что хоть сколько-нибудь походило на войска, но пехотинцы, едва построившись, сразу же разбегались.
Уже не было ни одного целого батальона. Только кавалерия Зейдлица и несколько эскадронов гвардейских кирасир
Избавившись от страха перед этой кавалерией, русские батальоны начали спускаться с высот. Регулярная конница, казаки, кроаты [192] — все широко рассыпались по долине.
Фридрих еще пытался оборонять переправы через Хюнерфлюсс, используя для этого полк Лезвица, саперов и два эскадрона гвардейских кирасир. Но чугуевские казаки со своими длинными пиками опрокинули их, захватили штандарт и взяли в плен командира. Теперь бегущие пруссаки давили друг друга в узких проходах между озерами Бишофсзее. Весь саперный полк попал в плен. Фридрих остался почти один, и уже слышалось «Ура!» скачущих прямо на него казаков. Наконец поручику Притвицу удалось собрать 40 гусар, чтобы в сабельном бою прикрыть бегство короля.
192
Кроаты (т. е. хорваты) — имеются в виду гусарские полки, сформированные в России из сербских выходцев. (Примеч. пер.).
Лаудон преследовал Зейдлица, Тотлебен поскакал на Бишофзе и Треттин. Победители собирали повсюду фуры, зарядные ящики и пушки. Всё, что пыталось сопротивляться, было или схвачено, или изрублено, или сброшено в болота. У Бишофзе Тотлебен загнал в топи целый эскадрон, но не пошел далее. Если бы преследование было энергичнее, а русская конница не так измотана или, быть может, не столь отвлечена грабежом, не уцелел бы ни один прусский батальон.
В тот же день корпус генерала Вунша, следовавший по другому берегу Одера, вошел во Франкфурт и пленил там 260 чел., оставленных Салтыковым в качестве охраны. Полковник Брандт, озабоченный защитой вагенбурга, ничего не сделал, чтобы воспрепятствовать этому ничтожному подвигу, который русская армия даже и не заметила. Однако, если бы не победа союзников, это могло иметь тяжелые последствия. Что касается Вунша, то он сразу же ушел из Франкфурта на Лебус.
На следующий день Салтыков велел отслужить благодарственный молебен и произвести победный салют. Но теперь уже русским пушкам не отвечали, как это было в Цорндорфе, прусские залпы. Первая реляция была послана царице с другим Салтыковым (Николаем Ивановичем), который впоследствии служил гувернером великих князей Александра и Константина, получил титул князя и достиг фельдмаршальского чина.
Главнокомандующий свидетельствовал в своем донесении, «что если найдется где победа ее славнее и совершеннее, то, однако, ревность и искусство генералов и офицеров и мужество, храбрость, послушание и единодушие солдатства должны навсегда примером остаться. <…> Артиллерия наша сохранила ту славу, которую при всех прочих случаях приобрела» [193] .
193
Масловский. Вып. 3. С. 132–133.
Наконец, Салтыков деликатно похвалил и союзников-австрийцев: «Корпус римско-императорских войск вместо обыкновенных почти между разнородными войсками зависти и несогласия, казались для того только соединены с армиею Вашего Императорского Величества, что обои войска имели взаимно неустрашимости своей беспристрастных свидетелей и что свету пример подать согласия и единодушия союзных войск…» [194]
Салтыков написал также и канцлеру Воронцову: «Какой удар для прусского короля, который хотел изничтожить нас! А мы разбили его в пух и в прах» [195] .
194
Масловский. Вып. 3. С. 133. (Цит. дословно по оригиналу. — Д.С.).
195
Сборник Русского исторического общества. СПб., 1872. Т. 9. С. 490. (Оригинал на французском языке.).
Русские потеряли 2614 чел. убитыми и 10 863 ранеными; австрийцы — всего 1399 чел. Потери пруссаков были огромны: 7267 убитых, 4542 раненых и 7 тыс. пленных. Еще больше оказалось беглецов, которые так и не возвратились под знамена. Все прусские генералы были ранены, убиты или контужены; из рядов выбыло 540 офицеров. Неприятелю достались 26 пехотных знамен, 2 кавалерийских штандарта, 172 пушки, в том числе и те крупнокалиберные, которые Фридрих с таким трудом доставил из Кюстрина.
Среди прусских офицеров, погибших при Кунерсдорфе, был и тот, которого до сих пор оплакивает европейская литература — Эвальд фон Клейст [196] , майор полка Гаузена, автор «Весны» и многих других изящных и сильных стихотворений. Ему было 44 года, вместе со своим полком он штурмовал неприятельские позиции, уже имея с дюжину контузий и без двух ампутированных пальцев на правой руке. Невзирая на это, с саблей в левой руке Клейст атаковал австрийский батальон, но пуля поразила и здоровую руку. Все-таки он продолжал сражаться, пока залп картечи не перебил ему правую ногу и не свалил с лошади. Двое солдат подняли его и отнесли к хирургу, которого убило во время операции. Подоспевшие казаки ограбили раненого вплоть до шляпы, парика и рубашки. Они и прикончили бы его, но он стал говорить с ними по-польски, и, подумав, что это поляк, они бросили Клейста совсем голого в болото. К вечеру ему помогли русские гусары — вытащили на сухое место, дали старый плащ и шляпу, обогрели и накормили на своем бивуаке. Один гусар даже пожертвовал ему монету в восемь грошей. Однако другие казаки вскоре отобрали все полученное от гусар. На следующий день в 10 часов утра русский кавалерийский офицер по имени Штакельберг приказал положить Клейста на повозку и отвезти во Франкфурт. Его взял к себе профессор Николаи и ухаживал за ним. К Клейсту приходили многие русские офицеры с предложениями о помощи. Но было уже поздно. 24 августа, через двенадцать дней после баталии, Эвальд фон Клейст скончался от полученных ран. Профессор Николаи принял на себя заботы о похоронах, а русский комендант Франкфурта Четнов приказал отдать ему воинские почести: тело несли двенадцать гренадеров и за ним шли все старшие офицеры русского гарнизона.
196
Carl Friedrich Pauli. Leben grosser Helden des gegenwartigen Krieges. Halle, 1760. Bd. VI. S. 215–221. — Chuquet A. De Ewaldi Kleistii vitaet scriptis. Paris, 1887.
Ужасным было отчаяние Фридриха вечером после битвы. Он писал министру Финкенштейну: «К несчастью, я все еще живу. Из сорокавосьмитысячной армии у меня не осталось и трех тысяч. Сейчас всё бежит, и я уже не властен над своими людьми… Это жесточайшее поражение, мне не пережить его. А последствия будут еще хуже. Нет более никаких средств, и, по правде говоря, я почитаю уже все потерянным и не смогу пережить гибель моего отечества. Прощайте навсегда!» [197]
Два последние слова как будто намекают на то, что Фридрих подумывал о самоубийстве. И в самом деле, потеряна, казалось, последняя надежда. Разве можно было предвидеть, что Салтыков и Лаудон не бросятся преследовать оставшиеся у него какие-то несколько тысяч человек? Что принц Генрих, ослабленный взятыми у него войсками, сможет удержаться против Дауна? Что, наконец, ни для Берлина, ни вообще для Прусского Королевства отнюдь еще не все потеряно? Королю представлялась единственная перспектива — пленение кроатами или казаками. Спасаясь от Салтыкова, он неизбежно наталкивался на Дауна. До полного разгрома оставались считанные дни.
197
Politische Korrespondenz. Bd. 18. 2 Halfte. S. 481.
Ночь на 13 августа король провел в Отшере, на северо-востоке от Лебуса. 14-го, переправившись через Одер, он был в Рейтвейне. От усталости, нервного напряжения и контузии Фридрих чувствовал себя настолько больным, что передал командование всеми войсками генералу Финку. У него оставалось не более 3-10 тыс. чел. Полный упадок сил усугублялся для Фридриха еще и приступом подагры — он едва держался на ногах. Король совсем пал духом и уполномочил Финкенштейна просить Англию о посредничестве для мирных переговоров. Голова его омрачалась самыми безрадостными мыслями; вокруг уже не оставалось соратников былой славы: великий Шверин пал под стенами Праги, Кейт и Бранденбург — при Гохкирхене, Воберснов — при Пальциге, Путкаммер — при Кунерсдорфе. Под начало хирургов перешли Зейдлиц, принц Вюртембергский, Хюльзен, Итценплиц, Кноблох. Все стало намного хуже по сравнению с тем временем, когда он писал: «Мои генералы полным галопом скачут вдоль Ахерона [198] , и скоро у меня вообще никого не будет» [199] . «Злая война», которую столь упорно вели против него три женщины [200] , уничтожила всех его лучших людей. «Боже! Если бы у меня только было десять батальонов 1757 года! <…> Ведь то, что осталось, не сравнится даже с самым худшим из прежнего» [201] .
198
Ахерон — древнее название реки в Греции, мрачный пейзаж вокруг которой послужил основанием для верования греков в то, что здесь находится вход в преисподнюю. (Примеч. пер.).
199
Politische Korrespondenz. Bd. 18. 2 Halfte. S. 407. (Письмо к принцу Генриху от 16 июля 1759 г.).
200
Имеются в виду императрица Елизавета, императрица Мария Терезия и маркиза де Помпадур.
201
Politische Korrespondenz. Bd. 18. 2 Halfte. S. 487. (Письмо к министру Финкенштейну от 16 августа 1759 г.).
Впоследствии Фридрих признался: «Если бы русские сумели воспользоваться своей победой, если бы они преследовали наши декуражированные войска, с пруссаками было бы покончено… Окончание войны зависело только от неприятелей, им оставалось лишь нанести завершающий удар» [202] . Вечером в день Кунерсдорфской битвы Фридрих уже видел врага, наступающего на его столицу. «В Берлине, — писал он Финкенштейну, — должны позаботиться о безопасности города» [203] . На следующий день король предписал ему переехать вместе со всем правительством в Магдебург и порекомендовать «под рукою» всем богатым и состоятельным горожанам удалиться в Гамбург, поскольку «неприятель может быть в Берлине уже через два или три дня» [204] .
202
Fr'ed'eric II. Histoire de la guerre de Sept ans. P. 275.
203
Politische Korrespondenz. Bd. 18. 2 Halfte. S. 481. (12 Aug. 1759.).
204
Ibid. S. 482 (13 Aug 1769).