Русские идут
Шрифт:
– Прикидываться дураком выгоднее… но очень не хочется.
– Мы сделали ровно то, чего требовала наличная ситуация.
– Ну да. И проплатили тоже – наличкой.
– Лучше платить, чем воевать. Это первое. И второе: мы с вами, или кто-то другой, но «договариваться» все равно надо было.
– Будете опять меня опутывать вашей липкой паутиной?
– Конечно, буду, – на ее сочных чувственных губах возникла мягкая улыбка.
– В конце концов, это мое кредо: использовать в своекорыстных целях сильных и талантливых мужчин…
– Сказано откровенно… хотя
– Вы уж простите моим сотрудникам их маленькую слабость… – мягкая улыбка сменилась чуть насмешливым выражением. – Неоднократно просила не называть меня так, ни в глаза, ни – за глаза… Но ничего не могу поделать… прямо какой-то «культ личности» развели, представляете? Влад, вы поужинаете со мной сегодня… в девять вечера, допустим?
Мокрушин негромко рассмеялся.
– Вообще-то, я предпочитаю сам назначать даме свидание… Гм… Разве я могу отказать такой блестящей, феерической женщине, как вы, Лариса? Однако… могу и отказать. Если вы немедленно не ответите на мой вопрос, будете ужинать в одиночестве. Вы тогда просто помрете тут со скуки!
– А вот мы во время ужина и обсудит этот вопрос. Нас ждет еще одно дело, посерьезней того, что мы здесь провернули. Обещаю, что раскрою все свои планы касательно ближайшего будущего.
– Как всегда, эти планы – низменны и почти преступны?
– Конечно, – она тут же нанесла ответный укол. – Скажите, Влад… а вам, до знакомства с таким исчадием ада, как я, никогда не доводилось совершать ничего аморального и противозаконного?
Мокрушин хотел уже было направиться к бару, потому что для дальнейшей пикировки крайне желательно было взбодрить себя. Да хоть тем же «скотчем» восемнадцатилетней выдержки, который он дегустировал двумя днями ранее… Но вдруг – тактами из оперы Бизе «Кармен» – напомнила о себе одна из двух сотовых трубок, лежавших на журнальном столике.
Венглинская, попросив извинения у собеседника, раскрыла сотовый и, посмотрев на дисплей, ответила на вызов.
Она выслушала человека, который ей прозвонил, и в лице ее что-то неуловимо переменилось. «Я поняла, – сказала она в трубку. – Когда станут известны подробности, сообщите…»
– Что? – почувствовав неладное, спросил Мокрушин. – Что еще стряслось?! Опять, что ли, поджог?
Ее лицо на короткие мгновения стало отстраненным и каким-то совершенно назнакомым… совсем чужим.
– Только что мне сообщили, – наконец сказала она, – что неподалеку от Бахчисарая совершено покушение на Исмета Сайфутдинова.
ГЛАВА 12
ПЕРВОЕ И ПОСЛЕДНЕЕ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ
Коваль по возвращении так ничего и не рассказал своим женщинам о том страшном открытии, которое он невольно сделал во время своей рискованной ночной вылазки. В конце концов, – подумал он – Задорожного уже не воскресишь. Уж лучше пусть его жена Лена, особенно в ее нынешнем положении, еще какое-то время пробудет в неведении. Пусть она и дальше думает, что Роман то ли плавает на яхте где-то по Средиземному морю, то ли нанялся в наемники – служить в Ираке. Пусть даже она подозревает его в супружеской измене, в том, что он завел где-то пассию на стороне, у которой и живет. Пусть. Будет намного хуже, если не сказать, катастрофичней, если Лена узнает правду – что ее муж убит неизвестными, и что его тело нынче покоится на дне Южной бухты, в компании одного мертвого его приятеля…
«Ложь во спасение» – вот как обозначил Коваль ту линию, которой он, как бы ему не трудно приходилось, должен будет придерживаться в ближайшее время.
Конечно, в данном случае истина не может быть сокрыта навечно. Те, кто убили Задорожного и Полосухина, надеются, что они надежно спрятали концы в воду. Их бы, наверное, полностью устроил такой неопределенный «статус-кво», при котором эти двое числились бы не покойниками (да еще и умершими насильственной смертью), а как бы находились между небом и землей. Мало ли людей, выйдя однажды из дому, исчезают потом бесследно?
Надо бы извлечь тела со дна Южной бухты, пока еще есть, что извлекать. И неплохо бы сообщить о случившемся… Но – кому именно сообщить? Местным правохранительным органам? Ну, так на тебя же, Коваль, могут и повесить этих двух покойников, такое нынче случается сплошь и рядом. Конечно, можно поднять старые связи и попытаться поговорить на эту тему с теми, кто имеет выходы на прокуратуру и особистов Черномоского флота России… Но не факт, что они заинтересуются случившимся и вообще захотят светиться в этом деле, от которого весьма и весьма дурно попахивает.
И чем больше Коваль ломал голову над тем, как ему следует поступить в этой крайне паршивой, чреватой многими осложнениями ситуации, тем яснее и четче он понимал, что в одиночку с этим свалившимся на него бременем ему не справиться.
Коваль проспал – точнее, делал вид, что спит – до двух часов. Натали позвонила в свой госпиталь и кое-как отпросилась на три дня, пообещав отработать «должок» в период близящихся новогодних праздников. Коваль заставил себя сьесть приготовленную подругой глазунью, запил кофе, после чего они втроем отправились на сьемную хату Задорожных – было принято решение, что ближайшие несколько дней Лена поживет у них, у Ковалей, на квартире.
Пока женщины загружали тряпками две большие дорожные сумки, Коваль еще раз просмотрел документы Задорожного, а также их семейные фотографии за последние несколько месяцев. Визитку гостиницы «Карпаты», на которой изображен уже знакомый ему лев с трезубцем, Коваль забрал еще раньше, вложив ее в свою записную книжку. На обратной стороне визитки кем-то от руки черной шариковой ручкой был записан номер сотового телефона. Алексей уже пробовал по нему прозвонить с городского таксофона. Но в трубке каждый раз звучал голос оператора мобильной связи: «абонент временно недоступен»…