Русские князья
Шрифт:
В пятьдесят три года русский самодержец вторично стал отцом. Великая княгиня Елена 30 октября 1533 года родила второго сына, которого нарекли Юрием. Позднее выяснилось, что ребенок родился неполноценным — «не смыслен и прост и на все добро не строен». Однако отцу об этом уже не суждено было узнать.
На великокняжеской охоте под Волоколамском у государя «всея Руси» открылся смертельный недуг. Случилось это в конце сентября 1533 года. Болезнь поразила Василия III Ивановича во время переезда из Троице-Сергиева монастыря на Волок. Несмотря на все принятые меры, недуг быстро
Вернувшись в столицу, больной великий князь собрал близких себе людей для обсуждения вопроса государственной важности — составления посмертного завещания. Это были любимый младший брат Андрей, Михаил Захарьин, главный обличитель Максима Грека на церковном соборе; бояре князь Василий Шуйский и Михаил Воронцов, казначей Петр Головин и первый великокняжеский любимец дворецкий Иван Шигона-Поджогин. С ними государь держал совет о своем великом княжении, о малолетнем сыне-наследнике — «понеже сын его млад», и «како строиться царству после него».
В «Сказании о земле Русской» историк Александр Нечволодов так передает речь смертельно больного государя «всея Руси» перед братьями Андреем и Юрием, митрополитом и Боярской думой, собравшимися у его постели:
«Приказываю своего сына, великого князя Ивана — Богу, Пречистой Богородице, Святым Чудотворцам и тебе, отцу своему Даниилу, митрополиту всея Руси: даю ему свое Государство, которым меня благословил отец мой; и вы бы, мои братья, князь Юрий и князь Андрей, стояли крепко в своем слове, на чем мне крест целовали, о земском строении и о ратных делах против недругов сына моего и своих стояли сообща, чтобы рука Православных христиан была высока над бусурманством и Латинством; а вы бы де, бояре, и боярские дети, и княжата, стояли сообща с моим сыном и с моею братьею против недругов и служили бы моему сыну, как мне служили прямо».
Приглашенные к постели умирающего государя считались его душеприказчиками. Они же исполняли функции опекунов при младенце-наследнике, поскольку в те времена на Руси великая княгиня-вдова не могла быть монархиней-государыней.
Последние дни жизни великого князя Московского Василия III Ивановича показали, что его смерть послужит сигналом к борьбе за власть в боярской верхушке, которую самодержец «всея Руси» давно отстранил от решения важнейших государственных вопросов. Эта борьба началась уже при утверждении именного состава опекунского совета при Иване IV Васильевиче.
Умирающий Василий III не без причин опасался, что бояре, не забывшие его опал и тюремных «сидений» в «железе», не пощадят малолетнего наследника и вдовую великую княгиню. Поэтому в круг опекунов вводятся еще три человека: известный неукротимым нравом князь Михаил Глинский, князь Иван Шуйский, брат Василия Шуйского, и Михаил Тучков-Морозов, племянник Михаила Захарьина. Уже в самом составе опекунского совета проглядывали силы, которым в ближайшее время предстояло вести смертельную борьбу за место у великокняжеского трона и за сам трон.
Выступая перед Боярской думой, государь «всея Руси» возложил ответственность за безопасность своей семьи лично на князя Михаила Глинского: «А ты бы, князь Михайло Глинский, за моего сына великого князя Ивана и за мою великую княгиню Елену… кровь свою пролил и тело свое на раздробление дал».
Василию III Ивановичу пришлось объяснять перед Боярской думой мотивы включения князя Михаила Глинского в число душеприказчиков. Он, как молвил государь, «человек к нам приезшей и вы бы того не молвили… держите его за здешнего уроженца, занеже он мне прямой слуга».
Предчувствуя скорую смерть, Василий III Иванович решил втайне от Боярской думы совершить постриг в монахи. Такое решение таило огромный политический риск: в случае выздоровления самодержец не мог возвратиться на великокняжеский престол как монах-расстрига. Когда он объявил о своем желании ближним людям, его брат Андрей Старицкий, боярин Воронцов и Шигона-Поджогин прямо заявили ему о несогласии с его решением. Это было прямое неповиновение государю «всея Руси».
Тогда умирающий государь обратился к митрополиту Даниилу с мольбой: «Аще ли (его ближние бояре) не дадут мне постричи, но на мертвого меня положи платие чернеческое, бе бо издавна желание мое».
Когда глава Русской Православной Церкви митрополит Даниил попытался исполнить желание умирающего великого князя, князь Андрей Иванович Старицкий и боярин Воронцов оттеснили его от ложа. Благочестивое намерение самодержца «всея Руси» поддержал один лишь боярин Михаил Захарьин.
В ночь с 3 на 4 декабря 1533 года великий московский князь Василий III Иванович скончался в Кремлевском дворце в возрасте 54 лет. Новым главой Русского государства стал его старший сын трехлетний Иван IV Васильевич.
В ту декабрьскую морозную ночь для истории государства Российского ушел из жизни «последний собиратель земли Русской», преуспевший в сем государственном деле.
Владея огромной державой и сосредоточив в своих руках огромную власть над подданными, Василий III Иванович отразил в собственном титуле название земель, собранных под высокую московскую руку при четырех преемниках святого великого князя Дмитрия Донского — при Василии I Дмитриевиче, Василии II Темном, Иване III Васильевиче и Василии III Ивановиче.
Титул великого князя Московского гласил: «Великий Государь Василий, Божею милостию Государь всея Руси, и великий князь Владимирский, Московский, Новгородский, Псковский, Смоленский, Тверский, Югорский, Пермский, Вятский, Болгарский и иных, Государь и Великий князь Новгорода Низовской Земли, и Черниговский, и Рязанский, и Волоцкий, и Ржевский, и Вельский, и Ростовский, и Ярославский, и Белоозерский, и Удорский, и Обдорский, и Кондинский и иных».
Историк Н. М. Карамзин так описывал Ивана III, деяния и саму личность которого исторически оценивал весьма высоко: «Василий имел наружность благородную, стан величественный, лицо миловидное, взор проницательный, но не строгий; казался и был действительно более мягкосердечен, нежели суров, по тогдашнему времени. Наказывал вельмож и самых близких, но часто и миловал, забывал вины. Снискав любовь народа, он, по словам историка Иовия, не имел воинской стражи во дворце, ибо граждане служили ему телохранителями».